Руки́ молодой женщине мисс Полли, естественно, не подала. Более того, демонстративно убрала её за спину.
При появлении мисс Полли молодая женщина поднялась на ноги. Глаза у неё были покрасневшими, заплаканными. Она несколько вызывающим, дерзким тоном спросила, можно ли ей на минуточку повидаться с племянницей мисс Полли, и, само собой, получила категорический отказ.
Разговор с неожиданной посетительницей хозяйка дома начала весьма неприветливо, однако увидела в её глазах что-то такое… Что-то, что заставило её спокойно, почти доброжелательно объяснить: пока никому нельзя видеться с Поллианной.
Молодая женщина немного помолчала, а потом заговорила, всё ещё гордо вздёрнув подбородок:
– Меня зовут миссис Пейсон. Миссис Том Пейсон. Полагаю, вы наслышаны обо мне от наших… добрых горожан. Думаю, они рассказали и много такого, чего нет на самом деле. Впрочем, это не важно. Я пришла из-за вашей девочки. Услышала про несчастный случай, и это буквально надломило меня. А на прошлой неделе мне сказали, что она теперь ещё и ходить больше никогда не сможет. Знаете… я очень хотела бы отдать ей свои бесполезные ноги, будь у меня такая возможность. Она на них за один час сделала бы больше добра, чем я за целую сотню лет. Но дело и не в этом тоже. Вообще, как я заметила, ноги не всегда даются тем, кто может ими с умом распорядиться, – она откашлялась, набрала в грудь воздуха, но когда заговорила вновь, голос у неё оставался таким же хрипловатым, как и прежде. – Возможно, вы не знаете, но я не раз встречала вашу девочку. Видите ли, мы с мужем живём у дороги на Пендлтонский холм, а она довольно часто проходила по ней. Причём не всегда проходила мимо, нет. Обычно она останавливалась, играла с нашими детьми, разговаривала и со мной, и с моим мужем, когда он был дома. По-моему, ей нравилось с нами разговаривать, и мы сами ей нравились, как мне кажется. Думаю, она просто не знала, что люди её… вашего круга, как правило, сторонятся таких, как я. Знаете, мисс Харрингтон, если бы они не чурались нас так сильно, может быть, таких, как я, стало бы гораздо меньше, – с неожиданной горечью добавила женщина. – Впрочем, дело и не в этом тоже. Так или иначе, Поллианна бывала у нас. Ей, поверьте, от этого не было никакого вреда, а нам она пользу приносила. Большую пользу. Но надеюсь, что как раз этого она никогда не узнает, потому что тогда ей пришлось бы узнать и многое другое… А мне не хочется, чтобы она это знала. Да… Этот год выдался для нас с мужем очень тяжёлым. Настолько тяжёлым, что мы с ним оказались на грани отчаяния. Думали уже о том, чтобы развестись, только никак не могли решить, что нам с нашими детьми делать, куда их девать. А потом это несчастье с Поллианной случилось, и мы узнали, что бедная девочка никогда больше не будет ходить. Мы с мужем стали вспоминать о том, как она заходила к нам, сидела у нас на крыльце, играла с нашими ребятишками, смеялась и… радовалась. Просто радовалась. Она всегда находила чему порадоваться, а однажды объяснила нам, как ей это удаётся, и про свою игру рассказала – ну, вы понимаете, о чём я говорю – и стала уговаривать нас тоже играть в неё. Сейчас вот мы услышали, что бедная девочка убивается оттого, что сама не может играть в эту игру, потому что не осталось в её жизни радости. Так я что, собственно, пришла-то? Хотела спросить, может, она хоть за нас порадуется немного, потому что мы с мужем решили не расставаться и сами начали играть. Я знаю, это порадует её, потому что она раньше очень сильно огорчалась из-за… Ну, из-за нас с мужем, короче. Как нам поможет эта игра? Честно говоря, я ещё сама не знаю, но надеюсь, что поможет. Во всяком случае, мы с мужем будем стараться… потому что этого хотела Поллианна. Вы передадите ей?
– Да, я ей передам, – пообещала мисс Полли, а затем неожиданно – в том числе и для самой себя – шагнула вперёд и добавила, протягивая руку: – И благодарю вас за то, что вы пришли, миссис Пейсон.
Гордо вздёрнутый подбородок посетительницы опустился, её губы задрожали. Несвязно пробормотав что-то, миссис Пейсон, не глядя, пожала протянутую ей руку, повернулась и быстро вышла из гостиной.
Не успела за миссис Пейсон закрыться дверь, как мисс Полли решительным шагом направилась на кухню.
– Нэнси! – своим прежним «шершавым» голосом окликнула она служанку. Впрочем, простим ей это: многочисленные странные визиты последних дней, венцом которых стал сегодняшний разговор с миссис Пейсон, до предела натянули готовые и без того лопнуть нервы мисс Полли. Но как бы то ни было, а такого жёсткого тона от неё Нэнси не слышала с того самого дня, когда случилось несчастье с Поллианной. – Нэнси, изволь объяснить мне, что это за «игра», о которой судачит весь город? И скажи на милость, при чём тут моя племянница? И почему в эту игру играют все подряд, от Милли Сноу до миссис Том Пейсон? Насколько я могу судить, каждый второй в нашем городе или нацепляет голубые шарфики, или улаживает семейные ссоры, или учится любить то, чего не любил никогда раньше, – и всё это благодаря Поллианне. Каким образом? Я пыталась спросить её об этом, но она не хочет говорить со мной об «игре», а я не хочу лишний раз беспокоить бедную девочку. А ты, Нэнси, как я поняла со слов моей племянницы, тоже одна из тех, кто играет. Ну, так разъясни мне, что всё это значит.
К удивлению и даже негодованию мисс Полли, Нэнси неожиданно разрыдалась.
– Это значит… – всхлипывая, начала она. – Это значит, что, начиная с прошедшего июня, наш маленький ангелочек учил весь город радоваться, а теперь они пытаются отплатить добром за добро и в свою очередь сделать так, чтобы она тоже хоть немного порадовалась.
– Порадовалась? Чему?
– Да просто порадовалась! Это игра такая.
– И ты, как все остальные, голову мне морочишь? – сердито топнула ногой мисс Полли. – Ещё раз спрашиваю: Что. Это. За. Игра!
Нэнси подняла голову и заговорила, бесстрашно глядя прямо в глаза хозяйке.
– Хорошо, я расскажу вам, мэм. Играть в эту игру научил мисс Поллианну её отец. Однажды им прислали в пожертвованиях пару детских костылей, а ей очень уж куклу хотелось. Ну, мисс Поллианна расплакалась, конечно, а какой ребёнок от такого не расплакался бы? Вот тогда её отец и объяснил мисс Поллианне, что всегда и во всём можно найти повод, чтобы радоваться. И что этим костылям она тоже должна радоваться.
– Радоваться? Костылям? – тут мисс Полли внезапно шмыгнула носом, вспомнив об укрытых одеялом неподвижных детских ножках в комнате наверху.
– Да, мэм. Я тоже так сказала, когда услышала. А мисс Поллианна призналась, что и она сама точно так же сказала тогда своему отцу. Но он объяснил, что мисс Поллианна не расстраиваться, а радоваться должна, потому что эти костыли ей не нужны.
– О-о! – мучительно воскликнула мисс Полли.
– А потом у мисс Поллианны и её отца эта игра вошла в привычку, и они начали во всём, во всём находить, чему порадоваться. И мисс Поллианна больше не расстраивалась оттого, что у неё куклы нет, а только радовалась, потому что ей костыли не нужны. Это они с отцом и стали называть «игрой в радость», вот собственно, и всё, мэм. Так мисс Поллианна в ту игру и играла с тех пор, и других играть в неё учила. Такие дела.
– Но как же… как же… – начала мисс Полли и беспомощно замолкла.
– Знаете, мэм, вы просто удивились бы тому, как эта игра действует, если бы решились тоже сыграть в неё, – продолжила Нэнси с убеждённостью и жаром, которые сделали бы честь самой Поллианне. – Я, например, могла бы рассказать вам о том, как здо́рово помогла эта игра моей матери и всем моим домашним. Мисс Поллианна дважды в гости к нам на ферму ходила, да это вы сами, наверно, знаете. И мне самой она много раз помогала радоваться самым разным вещам – и большим, и совсем маленьким. Начнёшь вот так радоваться, а там, глядишь, и жить куда легче становится. Вот, например, имя мне моё никогда не нравилось. Нэнси! А мисс Поллианна сказала, что я радоваться должна, что меня Нэнси зовут, а не Хаджиба какая-нибудь! Или вот утро понедельника. Ненавидела я всегда понедельники, особенно утро. А мисс Поллианна радоваться им меня научила.
– Радоваться… утру понедельника? – недоверчиво переспросила мисс Полли.
– Ага! – рассмеялась Нэнси. – Нет, я, конечно, понимаю, мэм, что это глупо звучит, но позвольте объяснить это так, как мне самой мисс Поллианна объяснила. Узнала она о том, что я понедельники ненавижу, да и говорит: «Что ж ты глупая такая, Нэнси, – говорит, – да понедельнику радоваться нужно сильнее, чем всем остальным дням. А почему? А потому, – говорит, – что до следующего-то понедельника теперь ещё целая неделя впереди!» И знаете, мэм, до чего мне это помогло! Ведь я с тех пор каждому понедельнику радуюсь. Жду его, можно сказать. Как подумаю про понедельник, так и засмеюсь, вот вам крест!
– Но почему же она мне ничего об этой игре никогда не рассказывала? – задумчиво спросила мисс Полли. – А когда я сама спрашивала о ней, всегда отвечала какими-то загадками, недоговорками…
– Вы уж, конечно, простите, мэм, – поколебавшись немного, ответила Нэнси. – Но вы же сами приказали ей не говорить о своём отце. А как она могла о нём не сказать, если это он игру придумал?
Мисс Полли сильно прикусила себе губу.
– Рассказать-то вам про игру она очень хотела, особенно сначала, – несколько нерешительно продолжила Нэнси. – Ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь стал с нею вместе в неё играть. Потому я и начала самой первой с мисс Поллианной играть, чтобы, значит, компанию ей составить.
– Ну а все эти… остальные? – дрожащим голосом спросила мисс Полли.
– Прибавились понемногу, – пожала плечами Нэнси. – Теперь, по-моему, про эту игру все вокруг знают. Кому-то сама мисс Поллианна о ней рассказала, ну а они другим, так и пошло по кругу. А уж это такая игра – только начти в неё играть, и не оторвёшься. Да и как было не узнать про эту игру, не заинтересоваться? Ведь стоило только взглянуть на мисс Поллианну – всегда она улыбается, всегда такая ласковая да внимательная со всеми и всегда чему-то радуется. Ну а с тех пор, как несчастье с ней случилось, всем худо стало, особенно когда слух прошёл, что теперь она –