она сама! – радоваться больше не может, потому что нечему стало. Вот и потянулись все один за другим сюда, чтобы сказать, как они рады тому, что она игре их этой научила, надеются, что это поможет ей хоть как-нибудь. Мисс Поллианна же всегда мечтала о том, чтобы все с ней в эту игру играли.
– Я знаю, кто ещё начнёт теперь играть в эту игру. Причём немедленно, – сдавленным голосом произнесла сквозь слёзы мисс Полли и ушла с кухни.
А Нэнси осталась стоять, глядя вслед своей хозяйке и бормоча себе под нос:
– Ну, теперь я, пожалуй, уже во что хочешь поверю. Во что хочешь. Ах, мисс Полли, мисс Полли! Да, после этого меня ничем уже не удивишь, звёзды-бабочки!
А чуть позже из спальни Поллианны вышла сиделка, оставив тётю и племянницу наедине друг с другом.
– Дорогая, сегодня приходила ещё одна посетительница, – сказала мисс Полли голосом, которому безуспешно пыталась придать твёрдость. – Миссис Пейсон. Помнишь такую?
– Миссис Пейсон? Ну как же, конечно, помню. Она живёт у дороги к дому мистера Пендлтона, у неё очаровательная девочка, ей годика три, и мальчик лет пяти. Миссис Пейсон красивая, и муж у неё тоже видный, только они не понимают, кажется, как хорош каждый из них. Иногда они ругаются… то есть я хочу сказать, бывают не совсем согласны друг с другом. Они бедные и никаких пожертвований при этом не получают, потому что мистер Пейсон не миссионер, как мой… Не миссионер, одним словом.
Тут щёки Поллианны слегка покраснели – точно так же, как одновременно с ними неожиданно покраснели и щёки её тёти.
– Но хотя миссис Пейсон бедная, она иногда очень красиво одевается. Ярко, – поторопилась проскочить опасный момент в разговоре Поллианна. – И кольца у неё просто замечательные – и с бриллиантами, и с рубинами, и с изумрудами… Разные. Ещё она говорит, что одно из этих колец у неё лишнее, и она собирается его выбросить и вместо него получить развод. Я не очень понимаю, что такое развод, тётя Полли. Подозреваю, правда, что это что-то не очень хорошее, потому что миссис Пейсон выглядит совсем не счастливой, когда говорит об этом. А ещё она говорит, что, если получит этот самый развод, они здесь больше жить не будут, потому что мистеру Пейсону «придётся убираться», как она сказала, а возможно, и их детям тоже. Но я хочу надеяться, что она сохранит всё же своё «лишнее» кольцо, хотя у неё, конечно, этих колец сто-олько! А ты как думаешь, тётя Полли? И что такое развод?
– Мистеру Пейсону не придётся никуда «убираться», моя дорогая, – мисс Полли уклонилась от прямого ответа на вопрос о разводе. – Они остаются вместе и по-прежнему будут жить в том же доме.
– Правда? Ой, я так рада за них! Значит, я их вновь увижу, когда… О боже! – страдальчески поморщилась девочка. – Тётя Полли, ну почему я никак не могу запомнить, что никуда больше не пойду своими ногами? И мистера Пендлтона никогда больше не увижу. Никогда!
– Не надо, успокойся, моя милая, – сдавленным голосом проговорила мисс Полли. – Не сможешь пойти, тогда… Тогда, быть может, поедешь, куда тебе захочется. Но послушай, я же ещё не договорила всего, что просила передать тебе миссис Пейсон. Они не только остаются вместе с мистером Пейсоном, но и будут теперь играть в твою игру, как ты и хотела.
– Будут играть? – переспросила Поллианна сквозь слёзы. – Правда, будут? Ой, я очень рада!
– Да, миссис Пейсон так и сказала, что надеется, что тебя это порадует. Она для этого и просила всё это передать, чтобы порадовать тебя.
– Постой, тётя Полли, – Поллианна вскинула на неё внимательный взгляд. – Ты говоришь так, будто знаешь всё про эту игру. Это так, тётя Полли?
– Да, дорогая, – ответила мисс Полли самым естественным тоном, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся. – Нэнси мне всё рассказала, и я думаю, что это прекрасная игра. Я теперь тоже собираюсь играть в неё… вместе с тобой.
– Ты? Тётя Полли – ты? Вот уж радость так радость! Знаешь, ведь именно с тобой мне всегда хотелось сыграть в эту игру больше, чем с кем-нибудь другим!
Тётя Полли судорожно вздохнула. Сохранять твёрдость в голосе ей стало ещё труднее, но она справилась.
– Приходили ещё люди, моя дорогая. Много людей. По-моему, весь наш город сейчас играет в твою игру, Поллианна, даже наш священник! У меня ещё не было случая сказать тебе, но сегодня утром я встретила мистера Форда, когда спускалась в город, и он просил передать, что придёт навестить тебя сразу же, как только ты этого захочешь. И ещё сказал, что не успевает радоваться тем радостным текстам в Библии, о которых ты ему рассказала. Их там восемьсот, я правильно запомнила? Вот видишь, что тебе удалось сделать, дорогая? Весь город играет в твою игру, и весь город радуется – всего лишь потому, что одна маленькая девочка познакомила людей с новой игрой и научила играть в радость.
– Я рада, я рада, я рада! – воскликнула Поллианна, захлопав в ладоши, и лицо её озарила широкая, ясная улыбка. – А что, тётя Полли, есть, оказывается, вещи, которым я и теперь могу радоваться! Например, могу радоваться тому, что у меня были ноги, без которых я всего этого не смогла бы сделать!
Глава XXIXЧерез открытое окно
Сменяли друг друга короткие зимние дни. Короткие? Да, но только не для Поллианны. Для неё каждый день тянулся мучительно долго, словно целая вечность. Впрочем, сейчас Поллианна смотрела в будущее смело и даже, пожалуй, бодро – а как иначе, если теперь сама тётя Полли включилась в игру? И не просто включилась, но и умела находить бесконечное множество поводов для радости. Это именно она откопала где-то трогательную рождественскую историю о двух бедных бездомных детях. Во время метели они наткнулись на сорванную ветром дверь, укрылись под нею и сокрушались о прочих бедных людях, у которых даже такой двери не было. Потом тётя Полли притащила домой услышанную где-то историю о старушке. Бедной, разумеется, старушке, у которой осталось только два зуба. Так вот, эта старушка была очень, очень рада тому, что эти зубы у неё находятся как раз друг против друга, один сверху, другой снизу, а значит, ими ещё можно что-то откусить!
Поллианна по примеру миссис Сноу принялась за вязание – и, как она, глядя на яркие весёлые цветные полосы вязаной ткани, радовалась, что у неё сохранились здоровые руки и пальцы.
Иногда Поллианна соглашалась принять кого-то из посетителей, поток которых в дом Харрингтонов по-прежнему не иссякал, и с радостью выслушивала сообщения и тёплые пожелания от тех, с кем не смогла увидеться. Эти сообщения почти всегда давали ей пищу для размышлений, а она очень нуждалась в ней, этой пище.
Однажды Поллианна встретилась с Джоном Пендлтоном и дважды виделась с Джимми Бином. Джон Пендлтон рассказал Поллианне, каким замечательным мальчиком оказался Джимми, просто, можно сказать, примерным. Джимми, в свою очередь, восхищался тем, какой «шикарный» дом у него теперь появился и какая «мировая» семья получилась у них с мистером Пендлтоном. И оба они, независимо друг от друга, говорили, что своей радостью они целиком и полностью обязаны ей, Поллианне.
– И мне стало сразу радостнее от того, что у меня когда-то были здоровые ноги, – призналась потом Поллианна своей тёте.
Долго ли, коротко ли, но зима прошла, и наступила весна. Все, кто переживал за Поллианну, с грустью узнавали, что никакого улучшения в её состоянии не наблюдается. Похоже было, что, к сожалению, сбывается самый мрачный прогноз нью-йоркского доктора Мида и Поллианна никогда уже не сможет больше ходить.
Да, за Поллианну переживали почти все жители Белдингсвилла, однако был среди них один человек, который особенно близко принимал к сердцу все сообщения о состоянии девочки. Он умудрялся одному ему известными путями получать их, что называется, из первых рук, не прибегая к слухам. Поллианне не становилось лучше – может быть, даже хуже, и в душе этого человека с переменным успехом боролись два чувства – отчаяние и решимость. Наконец яростная, жаркая решимость победила, и тогда субботним утром мистеру Джону Пендлтону доложили – к его немалому удивлению, заметим – о визите доктора Томаса Чилтона.
– Пендлтон, – не тратя времени на пустые любезности, начал доктор. – Я пришёл к вам потому, что вы единственный во всём городе, кто знает о моих отношениях с мисс Полли Харрингтон.
Джон Пендлтон невольно вздрогнул. Да, ему действительно было кое-что известно о романе Полли Харрингтон и Томаса Чилтона, однако они с доктором даже вскользь не вспоминали о нём лет уже пятнадцать, если не больше.
– Да, – тоже коротко ответил хозяин дома, стараясь, чтобы его голос прозвучал сочувственно и без малейшего намёка на любопытство. Впрочем, Джон Пендлтон совершенно напрасно волновался об этом. До предела взволнованный доктор Чилтон был сейчас не в состоянии обратить внимание на подобные тонкости.
– Пендлтон, я хочу видеть эту девочку. Хочу осмотреть её. Я должен её осмотреть.
– Так что же вам мешает это сделать?
– Что мешает? Но, Пендлтон, вам ли не знать, что я уже пятнадцать с лишним лет не переступал порог того дома! Вы не знаете, правда, но я скажу вам: если хозяйка этого дома когда-либо пригласит меня, это будет означать, что она просит у меня прощения. И, значит, всё между нами станет, как раньше, и она согласится выйти за меня… Конечно, может быть, вы думаете, что она готова позвать меня… но лично я так не считаю.
– А если прийти без приглашения? Такой вариант вы не рассматривали?
– Без приглашения? – нахмурился доктор. – Нет, чёрта с два. У меня тоже есть гордость, знаете ли.
– Но если вас действительно настолько волнует состояние Поллианны, то можно и гордостью поступиться. И старое забыть.
– Забыть старое! – сердито перебил его доктор. – Да я совсем не о той гордости толкую. Если бы дело было только в той древней ссоре, то я бы и на коленях приполз, не рассыпался. Нет, речь о профессиональной гордости. Не могу же я просто так прийти и заявить: «Привет, я тоже врач! Пригласите меня осмотреть девочку!» По-вашему, я способен на такое?