– Но ты до сих пор ничего не рассказал мне о своей Весёлой книге, – напомнила ему Поллианна. Глаза у неё были уже, что называется, на мокром месте.
Мальчик слегка шевельнулся в кресле и, заметно смущаясь, ответил.
– Весёлая книга… Да в ней, в общем, ничего особенного нет. Не думаю, что тебе это будет интересно. Я начал писать её год назад. В тот день я чувствовал себя хуже, чем обычно. То есть совсем плохо. Всё казалось ужасным. Какое-то время я просто думал, хандрил, затем взял одну из папиных книжек и попытался читать. Открыл её наугад и сразу попал на стихотворение. Увидел строчки, которые до сих пор помню наизусть.
Нас радости повсюду окружают —
И тишина, и дальний ветра свист,
И падающий с ветки жёлтый лист…
Этот лист меня просто убил. Знаешь, я чуть с ума не сошёл, так мне захотелось поменяться местами с тем парнем, который написал эти строчки, и посмотреть, как он станет радоваться листочкам-ветерочкам, сидя в инвалидном кресле. И настолько я рассердился, раззадорился, что решил доказать, что совершенно не знает этот парень, о чём он говорит. Не знает, как и где нужно искать настоящие радости в жизни. Короче, я взял старую записную книжку, которую подарил мне Джерри, взял карандаш и решил, что буду сам находить радости и записывать их в эту книжку. И стал записывать всё, что меня радует, чтобы потом посмотреть, сколько у меня накопится этих радостей.
– Да! Да! – восторженно воскликнула Поллианна, когда мальчик на секунду замолчал, чтобы перевести дыхание.
– Я не подозревал, что у меня наберётся много радостей, – продолжил мальчик. – Но что ты думаешь? Их оказалась целая куча! Вагон радостей! Получается, что хотя бы чуть-чуть я могу радоваться буквально всему, что со мной происходит. Самой первой радостью была сама книжка – то, что она у меня есть и я могу делать в ней записи. Потом кто-то подарил мне цветок в горшке – радость. Джерри подобрал в подземке забытую кем-то книжку. Снова радость! А разве не радостна сама эта охота за радостями? Радостна, да ещё как! А как интересно оказалось отыскивать радости в самых что ни есть неожиданных местах! А потом однажды моя книжка попала в руки Джерри, он полистал её и всё понял. Именно тогда он и дал ей название – Весёлая книга. Ну… вот и всё, пожалуй.
– Вот и всё! – воскликнула Поллианна. На её пылающем лице попеременно отражались восторг и глубокое изумление. – Да это же игра, самая настоящая игра в радость! Ты играешь в неё, сам того не зная, причём играешь в миллион тысяч раз лучше, чем я! Да мне… да я, боюсь, вообще не смогла бы в неё играть, если бы у меня не было еды и я никогда не могла бы ходить… и всё такое, – и она замолчала, задохнувшись.
– Игра? Какая игра? Не знаю я ничего ни про какую игру, – нахмурился мальчик.
– Я понимаю, что ты не знаешь! – хлопнула в ладоши Поллианна. – Знаю, что не знаешь, и это просто отлично, замечательно просто! А теперь слушай. Я тебе расскажу, что это за игра.
И она рассказала ему.
– Вот это да! – одобрительно покачал головой мальчик, когда она закончила. – Подумать только!
– Подумать только, что ты играешь в мою игру лучше, чем кто-нибудь, лучше, чем я сама! – воскликнула Поллианна с тем оттенком благоговения, с каким люди говорят о чудесах. – Но теперь я хочу знать… Я всё хочу знать.
– Пф! А что ещё знать-то? – пожал плечами мальчик. – Давай лучше покормим сэра Ланселота и всех остальных, они уже заждались.
– Ну да, ну да, – с некоторой досадой откликнулась Поллианна, глядя на собравшихся возле них гостей, щёлкающих, воркующих и чирикающих в ожидании обеда. Она нетерпеливо перевернула свой бумажный пакет и одним махом высыпала его содержимое на землю. – Всё, готово. А теперь давай поговорим. Мне много чего хочется узнать, очень много. И прежде всего, скажи, как тебя зовут. Я знаю только, что ты не сэр Джеймс.
– Не сэр Джеймс, это точно, – улыбнулся мальчик. – Так меня обычно Джерри зовёт. В шутку, конечно. А мамуля и все остальные называют меня Джейми.
– Мамуля – это твоя мама, да?
– Точно!
Поллианна сразу загрустила. Если у этого Джейми была мама, он, разумеется, не мог быть тем Джейми, которого разыскивает миссис Кэрью, потому что мама того Джейми умерла много лет назад. Что, впрочем, не делало этого Джейми менее интересным. Ничуть.
– А где ты живёшь? – с интересом продолжала расспрашивать она. – В вашей семье есть ещё кто-нибудь, кроме тебя, Джерри и мамули? А здесь, в парке, ты каждый-каждый день бываешь? Где твоя Весёлая книга? Ты дашь мне её посмотреть? Доктора точно сказали, что ты никогда ходить не сможешь? А откуда у тебя это кресло?
– Ну и ну! – рассмеялся мальчик. – Хочешь, чтобы я сразу на все твои вопросы ответил? Ладно, попробую, если не забуду чего-нибудь. Только давай я с конца начну. Кресло. Это кресло появилось у меня примерно год назад. Джерри, понимаешь, знаком с одним парнем… как его… ну, из тех, что для газет пишут, и тот напечатал про меня в своей газете, что, дескать, я никогда ходить не смогу и всякое такое… и про Весёлую книгу написал. Не успели мы глазом моргнуть, как к нам люди привалили, целая толпа женщин и мужчин. Прикатили это кресло, сказали, что прочитали обо мне и вот… Ну, одним словом, сказали, чтобы я взял это кресло вроде как на память от них.
– Здорово! Представляю, как ты обрадовался, наверное.
– Ещё бы! Целой странички в Весёлой книге едва хватило, чтобы рассказать об этом кресле.
– Скажи, а ты что… ты взаправду больше никогда ходить не сможешь? – сквозь навернувшиеся слёзы спросила Поллианна.
– Похоже на то. Доктора вроде сказали, что никогда.
– Ну, про меня они то же самое говорили, а потом меня отвезли в клинику к доктору Эймсу, я провела там почти год, и он сумел меня поставить на ноги. Вот я и думаю, может, он и тебя смог бы вылечить?
– Нет, не смог бы, – отрицательно покачал головой мальчик. – Понимаешь, у меня всё равно не получится поехать к нему. Дорого. Где нам столько денег взять? Так что будем считать, что ходить я уже никогда не буду. Да ничего, – упрямо вскинул он подбородок. – Я стараюсь никогда об этом не думать. Сама, наверное, знаешь, что происходит, когда начинаешь думать.
– Да-да, знаю, конечно… Прости, что заговорила об этом, – извиняющимся тоном сказала Поллианна. – Я уже сказала, что ты умеешь играть в радость лучше меня. Но продолжай. Ты и на половину моих вопросов ещё не ответил. Расскажи, где ты живёшь? Есть ли у тебя другие братья и сёстры кроме Джерри?
Лицо мальчика моментально оживилось, глаза заблестели.
– Другие? Нет. Да и с Джерри, если честно, мы тоже не братья. И мамусик мне не родная. Но посмотри, как они обо мне заботятся!
– Как ты сказал? – моментально навострила ушки Поллианна. – Мамусик не твоя мама?
– Нет, вот поэтому я и…
– А своя, родная мама? – дрожа от волнения, спросила Поллианна.
– Свою родную маму я совершенно не помню, а папа умер шесть лет назад.
– Шесть лет. Сколько же тебе тогда было?
– Точно не скажу, очень маленький я тогда был. Мамусик говорит, что лет шесть примерно. А после смерти папы они взяли меня к себе.
– Значит, тебе лет двенадцать, и тебя зовут Джейми, так? – затаив дыхание, спросила Поллианна.
– Ну да, я уже говорил, что Джейми.
– А фамилия? Фамилия твоя как? – нетерпеливо спросила Поллианна и замерла, ожидая ответа.
– Не знаю.
– Не знаешь? Как это не знаешь?
– Не помню я свою фамилию, слишком маленьким был. Её даже Мёрфи – то есть мамусик и Джерри – не помнят, они меня всегда только как Джейми знали.
Поллианна была разочарована, но тут же ей в голову пришла новая мысль.
– Но если ты не помнишь свою фамилию, то не можешь знать того, что она не Кент!
– Кент? – озадаченно переспросил Джейми.
– Да! Да! Понимаешь, был маленький мальчик по имени Джейми Кент, и он… – пылко начала Поллианна, но тут же замолкла, прикусив губу. Ей подумалось, что будет лучше не делиться с мальчиком своими предположениями. Сначала лучше самой убедиться в том, что он может оказаться тем самым Джейми Кентом, прежде чем подавать ему какие-то надежды. Ведь они могут не оправдаться, и это станет для Джейми огромным разочарованием. Поллианна очень хорошо помнила, как был огорчён Джимми Бин, когда узнал о том, что никто из дам из благотворительного комитета не хочет брать его к себе. А затем ещё раз очень сильно был разочарован, когда его не хотел поначалу взять к себе мистер Пендлтон. Нет, в третий раз ту же ошибку Поллианна не совершит, это она твёрдо решила. Вот почему Поллианна постаралась как можно скорее уйти от опасной темы и как можно небрежнее сказала: – А впрочем, это совершенно не важно. Расскажи лучше о себе, мне очень интересно.
– Да что там рассказывать-то? – замялся Джейми. – Ничего хорошего я, пожалуй, и не припомню. Говорят, что мой отец был… мягко говоря, чудаком. Никогда ни с кем не разговаривал, и никто не знал даже, как его зовут. В нашем квартале все называли его просто «профессор». Мамусик вспоминает, что мы с ним жили в маленькой комнатке на последнем этаже дома в Лоуэлле, том же самом, где и мамусик со своим мужем жила. Они и тогда уже были бедные, хотя и не настолько бедные, как мы сейчас. Я имею в виду то время, когда отец Джерри был ещё жив и имел работу. Нищета, это знаешь…
– Знаю, знаю, – кивнула ему Поллианна и ободряюще добавила: – Ты продолжай, продолжай.
– Ну, что тут продолжать. Мамусик говорит, что мой папа всё сильнее болел и становился всё чудаковатее, поэтому я много времени проводил у них, внизу. Тогда я ещё мог ходить немного, хотя с ногами у меня было уже не в порядке, и становилось всё хуже. Я играл с Джерри и его маленькой сестрёнкой, которая потом умерла. А там и мой отец умер, и у меня никого не осталось. Меня хотели отправить в приют, но я так плакал, и Джерри так расстроился, что мамусик со своим мужем не выдержали и решили оставить меня у себя. И оставили. Как я уже сказал, сестрёнка Джерри к тому времени уже умерла, и я как бы занял в их семье её место. С тех пор я и стал жить у них. Ну а потом всё стало совсем плохо. Отец Джерри умер, а я совсем перестал ходить. Да, мамусик и Джерри стали совсем нищими, но они не бросили меня. Видишь, какие они добрые?