Хотя Поллианна с благодарностью и большим интересом отнеслась к рождественской ёлке и всему, что с ней связано, личико её всё равно оставалось печальным, так что можно сказать, что в целом эта затея миссис Кэрью провалилась. Даже рождественский вечер получился скорее грустным, чем радостным, а в конце его Поллианна вовсе разрыдалась.
– Что случилось, Поллианна? – воскликнула миссис Кэрью. – Теперь-то в чём дело?
– Ни в чём, – всхлипнула девочка. – Просто у нас такая красивая ёлка, прекрасная просто. Вот я и подумала о том, как она понравилась бы Джейми…
Вот тут терпение миссис Кэрью лопнуло.
– Джейми, Джейми, Джейми! – топнула она. – Ты можешь уже не твердить об этом мальчике, Поллианна? Зачем ты постоянно мне о нём напоминаешь? Разве я виновата в том, что его здесь нет? Разве не знаешь, что я приглашала его переехать ко мне? Так что ж ты меня мучаешь? И потом, где твоя хвалёная игра в радость? Мне кажется, сейчас тот самый случай, чтобы вспомнить про неё.
– Я помню, – ответила Поллианна. – И постоянно пытаюсь играть, да только вот не получается у меня ничего. Не играется. Сама не понимаю почему. Понимаете, миссис Кэрью, когда я раньше играла, то всегда чувствовала себя счастливой, а теперь из-за Джейми… Я должна радоваться тому, что у меня есть и ковры, и картины, и вкусная еда, но чем больше всего этого, тем грустнее мне становится за него. Моя игра никогда ещё себя так не вела, прямо не знаю, что с ней. Может, вы поможете мне разобраться, миссис Кэрью?
Но миссис Кэрью ничего не ответила, лишь безнадёжно махнула рукой и отвернулась в сторону.
А на следующий день после Рождества произошло такое важное событие, что Поллианна на время забыла и о своей игре, и даже о Джейми. Миссис Кэрью взяла её с собой за покупками, и пока она выбирала, какой воротничок ей лучше взять – атласный или вязаный кружевной, – Поллианна вдруг заметила за одним из прилавков лицо, сразу показавшееся ей очень знакомым.
Она прищурилась, всмотрелась в него и с радостным визгом помчалась к тому прилавку.
– Ах, это вы… вы! – крикнула она девушке, выставлявшей на витрину лоток с розовыми бантами. – Как я рада вас видеть!
Девушка подняла голову, удивлённо посмотрела на Поллианну, но тут же тоже узнала её, перестала хмуриться и ответила, приветливо улыбнувшись:
– Ба, да это же моя маленькая подружка из городского парка!
– Вы помните меня? Я очень рада, – просияла Поллианна. – Я потом много раз искала вас в парке, но вы так и не пришли.
– Я не могла. Работа, сама видишь. А тогда был мой последний выходной в году, я говорила тебе об этом, если помнишь. И… пятьдесят центов, мэм, – она отвлеклась от разговора с Поллианной, чтобы ответить на вопрос приятного вида пожилой дамы, сколько стоит чёрно-белый бантик на витрине.
– Пятьдесят центов? – пожилая дама повертела бантик в руках, потом со вздохом положила его назад. – М-да. Красивый, конечно, но пятьдесят центов…
И она пошла дальше.
Сразу после неё к прилавку подлетели две молодые девушки. Ни на секунду не переставая хихикать и обмениваться шуточками, они выбрали какое-то расшитое блёстками чудо чудное из алого бархата и сказочное диво дивное из тюля и розовых бутонов. Заплатили, ещё раз хихикнули и ушли.
– Вот этим вы и заняты целый день? – с восхищением спросила Поллианна. – Как же, должно быть, вы рады, что выбрали именно эту работу!
– Рада?
– Ну да. Это же так интересно – столько людей вокруг, и все такие разные, и вы можете поговорить с каждым. Нет, вы должны с ними со всеми говорить, это же ваша обязанность! Мне она нравится, ваша работа. Наверное, я тоже стану продавщицей, когда вырасту. Это же так весело – показывать им товар, смотреть, как они его выбирают, продавать…
– Весело? – рассердилась девушка за прилавком. – Ну, детка, я думаю, что если бы ты знала хотя бы половину того… Один доллар, мэм, – ответила она на резкий вопрос какой-то молодой покупательницы о цене ядовито-жёлтого, расшитого бисером бархатного банта, который та вертела в руках.
– Ну, наконец-то дождалась от вас ответа, благодарю! – язвительно принялась выговаривать покупательница. – Интересно, почему это мне пришлось дважды свой вопрос повторять, пока вы удосужились внимание на меня обратить? Безобразие!
– Я не расслышала, мэм, – стараясь сохранять спокойствие, ответила девушка за прилавком.
– А вас, между прочим, на работу взяли затем, чтобы вы своих клиентов слышали! Вам же платят за это, не так ли? Сколько за тот чёрный?
– Пятьдесят центов.
– А голубой?
– Доллар.
– Не грубите мне, мисс! Будете и дальше отвечать в том же духе, пожалуюсь на вас за грубость вашему хозяину. Нахалка! Покажите вон тот лоток с розовыми.
Девушка за прилавком приоткрыла рот, затем стиснула губы в тоненькую прямую линию. Достала с витрины лоток с розовыми бантами и поставила его перед покупательницей. Та повертела несколько бантов в руках, спросила, сколько они стоят, а затем повернулась и пошла прочь, презрительно бросив:
– Ничего подходящего. Одна дрянь.
– Ну, – звенящим от напряжения голосом спросила Поллианну девушка за прилавком, когда покупательница вышла за дверь. – Что теперь скажешь о моей работе? Есть мне чему радоваться? По-прежнему сама хочешь стать продавщицей?
– Сердитая покупательница попалась, ничего не скажешь, – нервно хохотнула Поллианна. – Но тоже… интересная, по-своему, конечно. А радоваться… Наверное, вам можно радоваться тому, что не все они такие.
– Вероятно, так, – слабо улыбнулась девушка. – Но знаешь, что я тебе скажу, подруга? Та игра в радость, о которой ты говорила тогда в парке, может быть, и хороша, да только… пятьдесят центов, мэм, – устало сказала она, переключаясь на подошедшую к прилавку новую покупательницу.
– Вам по-прежнему очень одиноко? – печально спросила Поллианна, когда и эта покупательница ушла. С пустыми руками, между прочим.
– Не могу сказать, что после той нашей встречи в парке я часто принимала у себя гостей. Да и саму меня не так чтобы нарасхват в гости приглашали, – с горечью ответила девушка.
– Ну а Рождество хотя бы вам хорошо удалось встретить?
– О, да, – не скрывая иронии, сказала продавщица. – Провалялась весь день в постели, замотав ноги холодными мокрыми тряпками, прочитала за это время четыре газеты и один журнал. А вечером кое-как доковыляла до ближайшей закусочной чтобы поужинать, и там по случаю праздника с меня содрали тридцать пять центов за какой-то маленький кусочек пирога с курицей, который в обычные дни и четвертака не стоит.
– А что с вашими ногами случилось?
– Волдыри натёрла. Перед Рождеством на работе крутиться пришлось так, что и не присела за целый день.
– Ой, – сочувственно покачала головой Поллианна. – И у вас, значит, не было ни ёлки, ни вечеринки с друзьями, и вообще ничего?
– Да куда уж там!
– Мне так хотелось бы показать вам мою ёлку, – вздохнула девочка. – Она такая красивая… Ой, постойте! – радостно спохватилась она. – Так вы ещё можете успеть. Мы же её пока не разбирали, как стояла, так и стоит. Слушайте, приходите к нам в гости сегодня вечером, а если сегодня не сможете, то завтра…
– Поллианна! – прервал её недовольный голос миссис Кэрью. – Как прикажешь это понимать? Куда ты запропастилась? Я уже повсюду тебя искала. Даже в отдел готового платья возвращалась, думала, что ты там.
– Ах, миссис Кэрью, – радостно воскликнула Поллианна. – Как хорошо, что вы пришли! Это… Ну, я пока что не знаю, как её зовут, но вообще-то мы давно знакомы, так что всё в порядке. Познакомились ещё осенью в городском парке. Она одинокая и никого здесь не знает. А её папа был священником, как мой, только он у неё всё ещё жив. У неё в этом году рождественской ёлки не было, одни только натёртые ноги и кусочек пирога с курицей. Я хочу, чтобы она увидела нашу ёлку, – на одном дыхании выпалила Поллианна. – Одним словом, я пригласила её к нам сегодня вечером. Или завтра вечером. Вы же позволите мне снова зажечь все огоньки на ёлке по такому случаю?
– Право же, Поллианна… – холодным натянутым тоном начала миссис Кэрью, но договорить ей не дала стоявшая за прилавком девушка.
– Не волнуйтесь, мэм, я не собираюсь приходить к вам, – ещё более холодным и неприязненным тоном, чем у миссис Кэрью, заверила она.
– Ой, ну пожалуйста, – принялась умолять Поллианна. – Я хочу, чтобы вы пришли, понимаете?..
– Но этого, как я поняла, не хочет леди, – неприязненно заметила девушка за прилавком.
Миссис Кэрью вспыхнула и повернулась, собираясь уйти, но Поллианна удержала её, схватив за руку и в то же самое время горячо, почти исступлённо крича девушке-продавщице, у которой в этот момент не было покупательниц.
– Да она пригласит вас, пригласит! Я знаю, что пригласит! Не думайте, она очень добрая, она так много денег даёт разным бла… благотворительным обществам, и вообще!
– Поллианна! – миссис Кэрью резко вырвала свою ладонь из руки девочки. Она вновь хотела уйти и ушла бы, конечно, но на этот раз её остановили слова девушки за прилавком, произнесённые звенящим от напряжения и полным презрения голосом:
– Да, конечно! Я понимаю! Их много таких, желающих дать малую толику своих денег на дело спасения. Стоит кому-то сбиться с пути, и к нему сразу потянутся руки тех, кто хочет вернуть заблудшую овечку на путь истинный. Ничего плохого в этом нет, разумеется, и я ничего против таких помощников не имею. Только вот чего не могу понять: а почему никому из них никогда не придёт в голову помочь девушкам до того, как они собьются с этого самого пути. Почему не устраивают уютные тёплые «дома спасения» с книгами на полках и картинами на стенах для всё ещё хороших девушек, почему для них не устраивают бесплатные концерты? Быть может, не было бы тогда так много… О боже, что я говорю! – её пыл как-то сразу угас, и она с прежним усталым видом повернулась к молодой покупательнице, хотевшей поближе взглянуть на голубой бант.