– Да. Он был в приюте, а потом сбежал оттуда. Я его нашла. Джимми сказал, что ищет для себя дом, в котором была бы мама, а не воспитательница. Новую маму я ему найти не смогла, зато нашла мистера Пендлтона, и тот усыновил его. Теперь он Джимми Пендлтон.
– А был Джимми Бином?
– Ага, Бином.
– М-да, – помолчав, тяжело вздохнула миссис Кэрью.
После новогодней вечеринки миссис Кэрью видела Сейди Дин довольно часто, да и Джейми тоже. Поллианна старалась приглашать их в гости под любыми предлогами, и миссис Кэрью, к её собственному удивлению и даже досаде, не могла препятствовать этому. Её согласие Поллианна воспринимала как нечто само собой разумеющееся, а миссис Кэрью была не в силах убедить девочку, что она не одобряет всего происходящего в её доме.
Однако, сознательно или нет, миссис Кэрью понемногу открывала для себя новые вещи – те, что оставались для неё за семью печатями, пока она сама сидела, отгородившись от всего мира, словно Рапунцель в своей башне, и приказав Мэри никого к себе не пускать. Теперь миссис Кэрью начала понимать, каково это – быть молодой одинокой девушкой в чужом большом городе и всего добиваться самой, потому что никто не поможет тебе и не обратит на тебя внимания. За исключением, разумеется, тех, кто обращает на тебя слишком много внимания…
– Скажите, что вы имели в виду… – заметно нервничая, спросила она однажды у Сейди Дин. – Что вы имели в виду, говоря о помощи девушкам, в тот день, когда мы впервые встретились с вами в магазине?
– Боюсь, я была тогда очень груба, – извиняющимся тоном ответила Сейди и густо покраснела.
– Это не важно. Скажите, что вы тогда имели в виду. Я потом много раз вспоминала ваши слова и думала о них.
Девушка на секунду задумалась, затем принялась отвечать, и в голосе её отчетливо звучала нотка горечи.
– Видите ли, я знала одну девушку и в тот момент вспомнила о ней. Она была из того же городка, что и я. Хорошенькая, добрая, но, как бы сказать… не слишком сильная. Целый год мы снимали с ней одну комнату на двоих. Жили дружно, вместе варили яйца на газовой плитке, вместе ужинали рыбными тефтельками с овощным рагу в ближайшей дешёвой закусочной. А по вечерам… По вечерам из развлечений нам были доступны только походы в кино, если удавалось наскрести на него десять центов, либо прогулки по Коммонвэлс. Нет, можно было, конечно, и дома остаться, да только не очень-то нам хотелось сидеть в комнате, которую мы снимали. Летом в ней было жарко, как в печке, а зимой холодно, как на льдине. Газовый рожок, которым она освещалась, горел так тускло, что при его свете невозможно было ни шить, ни читать, ни ещё чем-то заняться, если ты не очень устала. Впрочем, уставали мы с подругой всегда. Просто лежать на кровати и отдыхать? Неплохой вариант, но только, видите ли, в комнате над нами была ужасно скрипучая доска, и по ней постоянно кто-то ходил. Как нарочно, честное слово! А сосед, что жил под нами, учился играть на корнете, это труба такая. Вам когда-нибудь доводилось слышать, как учатся играть на корнете?
– Н-нет, не доводилось, – несколько смущённо призналась миссис Кэрью.
– Тогда считайте, что много потеряли в этой жизни, – мрачно усмехнулась девушка и продолжила свой рассказ.
– Иногда, особенно под Рождество или в другие праздники, мы любили гулять по вашей авеню, да и по другим улицам тоже. Выискивали окна, которые не были задёрнуты занавесками и шторами и куда мы могли заглянуть. Понимаете, мы были ужасно одиноки в этом мире и воображали, будто нам станет лучше, если мы заглянем в нормальный дом, в комнату, по которой ходят люди, где мягко светит зажжённая на столе лампа, где играют дети. На самом деле, от таких окон нам с подругой становилось только хуже, мы ещё сильнее начинали чувствовать своё одиночество, свою… никому не нужность, что ли. Но ещё тяжелее было смотреть на автомобили, точнее на молодых парней и девушек в них. Едут, смеются, болтают… Нам тоже хотелось смеяться и болтать и весело проводить время. Ну, а потом у моей подруги понемногу начали появляться эти самые… развлечения. Ну короче говоря, вскоре мы с моей подругой расстались, она пошла дальше своим путём, я своим. Мне не нравились её новые знакомые, и я напрямую сказала об этом. А ей отказываться от новых привычек тоже не хотелось, она уже втянулась в такую жизнь. Ну, чтобы совсем вас не заболтать, скажу только, что мы с подругой не виделись почти два года, а потом я получила от неё письмо с просьбой прийти к ней. Это было с месяц тому назад, а письмо пришло из «дома спасения», в котором оказалась моя подруга. Я пришла. Там было очень красиво – мягкие ковры, картины на стенах, цветки в горшках, книги, даже пианино. Ну, одним словом, всё, чего душа пожелает. Мою подругу, как и других обитательниц этого дома, богатые дамы возят на прогулку в своих автомобилях, на концерты водят, в театр. А ещё моя подруга изучает там стенографию, чтобы позднее получить должность секретарши. Одним словом, сказка. Но вот что при этом сказала мне моя подруга: «Сейди, если хотя бы десятую долю того, что я получаю сейчас, эти люди дали мне, когда я ещё была честной, уважающей себя, работящей и тоскующей по дому девушкой, им не нужно было бы помогать мне сейчас». Знаете, эти её слова я никогда не смогу забыть, никогда. Вот и всё. Не подумайте, что я плохо отношусь к тем, кто устраивает такие «дома спасения», нет, я очень признательна этим людям. Они занимаются благородным делом. Вот только, думается мне, работы у этих прекрасных людей было бы гораздо меньше, начни они чуть раньше проявлять интерес к таким девушкам, как моя подруга. Когда их не спасать нужно, а просто немного помочь.
– Но мне казалось, что для работающих приезжих девушек имеются общежития… или что-то в этом роде. Разве это не так? – запинаясь, до неузнаваемости изменившимся голосом спросила миссис Кэрью.
– Так. Скажите, вам хоть раз доводилось бывать в таком общежитии?
– Э… нет. Хотя я… жертвую на них деньги, – теперь в голосе миссис Кэрью добавились виноватые нотки.
– Жертвуете, – как-то странно улыбнулась Сейди Дин. – Да, конечно. На свете есть много добрых женщин, которые дают деньги на такие общежития, хотя ни одна из них никогда туда не заходила. Прошу вас, не подумайте, что я имею что-то против этих рабочих общежитий. Нет, нисколько. Это хорошая, нужная вещь. Пожалуй, их можно считать единственной реальной помощью таким девушкам, как мы. Но, простите, это не больше, чем капля в море. Однажды я пошла в такое общежитие, но там была такая обстановка… У меня возникло такое чувство… Нет, не знаю, как вам это передать. Словом, я сбежала оттуда. Может быть, конечно, что мне просто не повезло, и есть другие общежития, лучше этого. А может, дело во мне самой, может, это я какая-то не такая… Нет, миссис Кэрью, словами этого не передать. Вот если бы вы сами побывали в одном из таких общежитий, то без всяких слов меня поняли бы, а так… Знаете, я всегда удивлялась, почему добрые женщины никогда ничего не делают для того, чтобы поддержать несчастных девушек до того, как их нужно будет спасать… Простите, я столько вам наговорила. Я не хотела утомлять вас, но вы сами спросили…
– Да, я сама вас спросила, – сдавленно ответила миссис Кэрью, отворачиваясь в сторону.
Впрочем, о неведомых ей прежде вещах миссис Кэрью узнавала не только от Сейди Дин, но и от Джейми тоже.
Джейми в их доме появлялся теперь довольно часто. Поллианна любила, когда он приходил, да и ему нравилось бывать у неё. Поначалу, правда, он вёл себя нерешительно, робко, но вскоре осмелел, освоился, а окончательно со всеми своими колебаниями покончил, когда сказал самому себе, и Поллианне тоже, что «прийти в гости – это же не значит остаться навсегда, это же совсем другое дело».
Миссис Кэрью часто видела, как мальчик и Поллианна сидят рядышком в библиотеке на диванчике возле окна, а рядом стоит пустое инвалидное кресло. Иногда они просто болтали друг с другом, иногда вместе склонялись над книгой. Как-то раз миссис Кэрью услышала, как Джейми говорил Поллианне о том, что он даже представить себе не мог, что у кого-то в доме может быть столько книг, как здесь, и что он чувствовал бы себя на седьмом небе от счастья, будь у него книги и ноги. Порой мальчик рассказывал какие-то истории, которые Поллианна слушала, широко раскрыв глаза и затаив дыхание.
Однажды миссис Кэрью стало интересно – что же такого он рассказывает, и она остановилась возле приоткрытой двери, чтобы послушать. Хотела задержаться на минутку, а остановилась почти на полчаса. Речь Джейми была не очень правильной, грубоватой – отпечаток «переулка Мёрфи», ничего удивительного! – но при этом образной, живой и яркой. Настолько увлекательно рассказывал Джейми, что миссис Кэрью рука об руку с Поллианной словно шла сквозь времена и дальние страны вслед за мальчиком с сияющими глазами.
Так миссис Кэрью начинала понимать, что чувствовать себя в самом центре удивительных приключений и невероятных событий можно, даже оставаясь при этом прикованным к инвалидному креслу подростком. Всё дело в том, кем ты ощущаешь себя в душе. Раньше миссис Кэрью не понимала, какое важное место в её жизни стал занимать этот худенький мальчик-калека, не чувствовала, каким привычным становится его присутствие в доме. Не ловила себя на том, что ищет что-то интересное, «чтобы показать это Джейми». Не сознавала того, что с каждым днём этот мальчик всё больше кажется ей тем самым потерявшимся Джейми, сыном её покойной сестры.
Прошёл февраль, и март прошёл, пролетел стремительно апрель, и настал чудесный месяц май. И только вспомнив о том, что стремительно приближается день, когда Поллианна должна будет возвратиться домой, миссис Кэрью вдруг очнулась и с ужасом поняла, что будет означать для неё отъезд девочки.
Миссис Кэрью была потрясена. Ведь всё это время она, кажется, ждала, когда же наконец Поллианна исчезнет, и в доме снова станет тихо, спокойно и… сумрачно от задёрнутых наглухо штор. Никто больше не станет тревожить её, и можно будет вновь погрузиться в привычный печальный мир воспоминаний о потерянном мальчике. Дорогой, любимый, он шагнул куда-то в неизвестность и плотно затворил за собою дверь. Да-да, всё это будет, всё это вернётся, как только поезд отойдёт от вокзала, унося с собой Поллианну в её маленький, богом забытый… как его? Белдингсвилл, так, кажется.