настоящие деньги!
Именно после очередного «сеанса» таких причитаний Поллианна совершенно случайно наткнулась на напечатанное в одном из журналов объявление о конкурсе на лучший рассказ. Предложение выглядело весьма заманчиво, суммы призов тоже радовали глаз. Условия конкурса оказались очень простыми, словно специально рассчитанными на таких начинающих авторов, как Поллианна.
«Это объявление для тебя, для того, кто читает сейчас эти строки, – так начиналось объявление. Дальше говорилось: – Ты никогда прежде не писал рассказов? Не беда! Если не писал их раньше, не значит, что не сможешь написать сейчас. Попробуй! Просто попробуй, и всё. Неужели не хочешь попытаться получить первый приз в ТРИ ТЫСЯЧИ долларов? Или второй приз – ДВЕ ТЫСЯЧИ? Или третий – ОДНУ ТЫСЯЧУ? Да хоть бы и утешительный приз – ПЯТЬСОТ или СТО долларов – это ведь тоже неплохо, согласись? Так почему бы тебе не взяться за перо и бумагу и не создать маленький шедевр, который принесёт тебе деньги и мировую славу?»
– Вот оно, то, что нужно! – воскликнула Поллианна, хлопнув в ладоши. – Как я рада, что увидела это объявление! Там твёрдо сказано, что я тоже могу написать рассказ, значит, нужно попробовать. Пойти сказать тёте? – Она побежала было к двери, но на пороге остановилась, передумала. – Нет, лучше не стану ей говорить, пусть это будет для неё сюрпризом… А хорошо бы, конечно, сразу первый приз отхватить!
В ту ночь Поллианна засыпала, деловито распределяя в уме три тысячи долларов, которые она получит за свой рассказ.
Писать шедевр Поллианна начала на следующий день. Торжественно взгромоздила на массивный письменный стол толстую стопку чистой писчей бумаги, заточила и поставила в стеклянный стаканчик с полдесятка карандашей и с важным видом уселась в стоящее у стола старое кожаное кресло. Кресло оказалось очень удобным, однако, просидев в нём полчаса и сломав от нетерпения грифели двух карандашей, Поллианна сумела написать на чистом листе всего три слова. Отшвырнув в сторону второй сломавшийся карандаш, она схватила следующий, тоненький, зелёный, с очень острым кончиком. Повертела его в руках, поиграла бровями, потом заметила со вздохом:
– М-да… Не понимаю, как это они названия для своих рассказов придумывают? А может, нужно сначала сам рассказ написать, а потом уж подбирать к нему название, вроде как перчатки к платью и шляпке? Не знаю, не знаю… Но всё равно не отступлюсь!
Она жирно зачеркнула вымученные три слова названия и задумчиво нацелила на бумагу кончик карандаша, готовясь записать первую фразу рассказа.
Фраза не складывалась, не получалась, упиралась каждым словом, каждой буковкой. Наконец, Поллианна, что называется, добила её, но фраза всё равно была какой-то вымученной, картонной… мёртвой. Поллианна принялась её улучшать и дорабатывать, и спустя час вся страница была покрыта записанными, а затем жирно зачёркнутыми словами. От первой фразы осталось только начало – «Это был…» и конец «…день». Не густо, что и говорить.
В этот момент в комнату вошла тётя Полли, устало спросила, бросив томный взгляд на племянницу:
– Ну, что ты на этот раз задумала, Поллианна?
– Ничего. Ничего особенного, тётушка, – густо покраснела Поллианна. – А вообще, это секрет… пока.
– Ну-ну, как хочешь, – вздохнула тётя Полли. – Но если ты пытаешься разобраться в тех накладных, что оставил мистер Харт, то это бесполезно. Я уже дважды обломала о них зубы.
– Нет, дорогая, я не разбираюсь с бумагами, у меня наметилось одно дело, которое в сто раз интереснее любых накладных, – многозначительно поиграла глазами Поллианна, возвращаясь к своему рассказу и мысленно пытаясь представить себе пачку денег, в которой три тысячи долларов. И все эти доллары – её!
Примерно с полчаса Поллианна продолжала писать и зачёркивать, то сердито, то задумчиво грызла карандаш. Пыл её поубавился, но не до конца. Наконец, она собрала карандаши и бумагу и вышла из комнаты, бормоча себе под нос:
– Может, в моей комнате наверху дело лучше пойдёт? Мне казалось, что все настоящие писатели обязательно должны работать за столом, но, кажется, стол тут ни при чём. Сегодня, во всяком случае. Ладно, попробую писать на диванчике у окна.
Увы, диванчик у окна помог ей не больше, чем письменный стол. Поллианна продолжала писать и зачёркивать, комкать исписанные листы и приниматься за чистые, и продолжалось это до тех пор, пока она с удивлением не обнаружила, что, оказывается, уже пора готовить обед.
– Ну ничего, я даже рада, – со вздохом сказала она себе. – Лучше обедом заняться, чем над этим рассказом корпеть. Нет, мне не то чтобы не хочется больше стать писательницей, просто… я и не представляла, насколько это тяжёлая работа! И ведь я всего лишь рассказ пишу. А каково тогда писать роман или хотя бы повесть?
Весь следующий месяц Поллианна продолжала упорно подбирать слова, выстраивать их на бумаге, зачёркивать и снова искать. Ей давно стало ясно, что написать «всего лишь рассказ» не проще, чем пешком дойти до Бостона. Адская это работа – рассказы писать! Но, как мы знаем, Поллианна была не из тех людей, кто опускает руки перед трудностями и отступается от своей мечты. Тем более что её мечта увидеть свой рассказ напечатанным в журнале подогревалась ещё и сверкающим миражом приза в три тысячи долларов. Ну ладно, пусть ей дадут не первый приз, и даже не второй. В конце концов, сто долларов – это тоже деньги, правда?
Итак, Поллианна упорно, усердно писала день за днём, и, наконец, на стол перед ней легла тоненькая стопка исписанных листов – её первый рассказ. Законченный. Она взяла его и – не без некоторых опасений, признаться – понесла рассказ к Милли Сноу, чтобы перепечатать.
«Ну что ж, по-моему, написан рассказ неплохо, – размышляла она по дороге. – Читается легко. Сюжет?.. Да и сюжет понятен. Очень жизненная история о прелестной молоденькой девушке. Не очень жизненная, не очень правдивая? Приукрашенная? Может быть, есть отчасти, но тем не менее… Ладно, не станем замахиваться на первый приз, но… хоть какие-то деньги должны же за него дать?..»
Подходя к дому, где жили Сноу, Поллианна всегда вспоминала Джимми – ведь именно здесь она впервые увидела его. Оборванный, голодный, он сидел на обочине как раз напротив этого дома – сбежал из приюта. Вот и сегодня Поллианна вспомнила его, и у неё защемило сердце. Она сбилась с ноги, но тут же взяла себя в руки и, гордо подняв голову, поспешила к калитке.
Здесь Поллианне всегда были рады, а разговор – тоже как обычно – после приветствий очень быстро свернул на игру. Нужно заметить, что, пожалуй, во всём Белдингсвилле нигде не играли в радость с таким азартом, как в доме у Сноу.
– Ну хорошо, – спросила Поллианна, когда тема была исчерпана. – А в целом как у вас дела?
– Превосходно! – расцвела в улыбке Милли Сноу. – Ваш заказ у меня будет уже третьим на этой неделе. Ах, мисс Поллианна, до чего же я рада, что вы посоветовали мне освоить машинопись! Теперь я могу зарабатывать, не выходя из дома – и всё это исключительно благодаря вам.
– Да ладно, ерунда какая! – весело откликнулась на это Поллианна.
– Ни разу не ерунда, нет. Прежде всего, я даже на дому не смогла бы работать, если бы маме не помогла ваша игра в радость. С этой игрой маме стало лучше, а значит, у меня, наконец, появилось свободное время, чтобы заниматься своими делами. И потом, самое главное, вы не только подсказали мне машинопись освоить, но и пишущую машинку купить помогли. Как же после этого не сказать, что я буквально всем вам обязана? А вы – глупости.
Поллианна попыталась было вновь возразить, но на сей раз сделать это не позволила ей миссис Сноу, сидевшая возле окна в инвалидном кресле на колёсиках. Она заговорила, да при этом так серьёзно, так убедительно, что Поллианна просто не могла не прислушаться к ней.
– Послушай, девочка, я думаю, ты сама не понимаешь, как много ты сделала для нас, для других, для многих! А я хочу, чтобы ты поняла. Мне не нравится сегодня выражение твоих глаз. Ты чем-то огорчена, тебя что-то мучает, тревожит. Да-да, я же вижу! Ты очень тяжело переживаешь смерть своего дяди, понимаю. И положение, в котором оказалась сейчас твоя тётя… Нет, я обо всём этом даже говорить не стану – зачем? Я о другом хочу тебе сказать, моя дорогая, о другом. Пойми, мне невыносимо видеть тебя… такой потерянной. Может быть, тебе немного легче станет, если я напомню тебе о том, сколько добра ты сделала для меня… да для всего нашего городка!
– Да что вы, миссис Сноу! – смутилась Поллианна.
– Не спорь, не спорь, я знаю, о чем говорю, – покачала пальцем сидящая в инвалидном кресле женщина. – Для начала посмотри на меня. Кем я была, когда мы с тобой познакомились? Правильно. Раздражительной, несносной каргой я была. Капризной. Никогда не знала, чего мне хочется, пока не узнаю, что мне принесли. И того, что принесли, не хотела, а вынь мне да положь то, чего сегодня не принесли. Было же такое? Было, было! И как ты меня хорошо от этого вылечила – принесла понемногу и того, и другого, и третьего – выбирай, чего тебе хочется, зануда!
– Ой, перестаньте, миссис Сноу! Я что, действительно была такой нахальной девчонкой? Не помню уже… – густо покраснела Поллианна.
– Не нахальной ты была, – наставительно ответила миссис Сноу, – а мудрой. Не читала мне проповедей, ничего такого не говорила, а просто заставила меня новыми глазами на мир взглянуть. И на то, что такое я в этом мире. Нет, ты никогда никого не поучала, иначе никогда не заставила бы меня играть в радость. И других не заставила бы. А так мы начали играть, как ты подсказала, и смотри, что твоя игра сделала со мной… да и с Милли тоже! Мне стало гораздо лучше, я не валяюсь больше в постели бревном, а вот, в кресле сижу, на колёсиках сама по дому передвигаюсь. А значит, и Милли, наконец, смогла хоть немного вздохнуть. Доктор говорит, что всё это благодаря твоей игре. Кроме нас, как я слышала, в городке есть много других, которым твоя игра тоже помогает в тяжёлую минуту. Вот, например, Нелли Мэхони сломала себе запястье и радовалась, что не ногу. Так радовалась, что про запястье и думать забыла. Или старая миссис Тиббитс оглохла совсем. Так ведь тоже радуется, что всего лишь оглохла, а не ослепла! А помнишь косого Джо, которого Злюкой прозвали из-за его характера? Угодить ему было не проще, чем мне в своё время. И что ты думаешь? Научил его кто-то игре в радость, и совершенно другим стал наш косой Джо. То есть совсем не Злюкой. Слушай дальше, моя дорогая. Речь-то не только о нашем городке идёт, но и о других местах тоже. Вот буквально вчера я письмо получила