– Но, тётя Полли, это не водевиль и уже не первое действие, – дрожащим голосом возразила Поллианна. – Потому что я уже полю… привыкла чувствовать, что Джимми мне очень… дорог.
– Привыкла? Отвыкнешь. Придётся отвыкнуть, Поллианна, потому что я никогда – слышишь, никогда! – не дам согласия на твой брак с Джимми Бином.
– Но почему, тётя? Почему?
– В первую очередь и главным образом потому, что мы ничего о нём не знаем.
– Да как же так, тётя Полли? Всю жизнь его знаем! Я познакомилась с Джимми, когда была совсем ещё девчонкой!
– И с кем же, позволь спросить, ты тогда познакомилась? С грязным оборванцем, удравшим из сиротского приюта? Нет, мы ровным счётом ничего не знаем ни о его семье, ни о его родословной.
– Но я выхожу замуж не за его родословную!
Раздражённо замычав, тётя Полли откинулась назад на подушку.
– Поллианна, из-за тебя я делаюсь больной. Вот, пожалуйста, сердце уже как паровой молот застучало, дышать тяжело. Всё, спасибо большое, мне теперь до утра не уснуть. Ты что, до утра не могла потерпеть с этой своей чушью? Джимми Бин!
– Да, конечно-конечно, тётя Полли, давайте отложим этот разговор до утра, – с искренним раскаянием немедленно согласилась Поллианна. – Утро вечера мудренее, завтра вам всё покажется в другом свете …
И она поспешила уйти из тёткиной спальни, выключив по дороге свет.
Но утро не оказалось мудренее вечера, и в другом свете тётя Полли ничего видеть не желала. Пожалуй, её решимость всячески воспрепятствовать этому «смехотворному браку» только окрепла. Напрасно Поллианна умоляла, напрасно пыталась спорить, убеждать свою тётушку. Совершенно напрасно. Тётя Полли не хотела ничего слышать и о том, что от её разрешения на брак зависит счастье всей жизни её племянницы. Непоколебима была тётя Полли и тверда, как скала. Она прочитала Поллианне короткую, но очень содержательную лекцию о врождённых пороках, распространённых среди людей низкого происхождения. Алкоголизм, воровство и туберкулёз были крупными, но не единственными камнями в этом наборе. Под конец тётя Полли даже упрекнула Поллианну в чёрной неблагодарности, которой она платит своей тётке, с любовью и нежностью растившей её столько лет. И снова ссылалась на наследственность, по вине которой Поллианна разбивает сейчас сердце своей тётке точно так же, как много лет назад сделала это её покойная мать.
Словом, явившегося в десять часов утра сияющего Джимми встретила подавленная, испуганная, тихонько всхлипывающая Поллианна. Сначала она пыталась оттолкнуть от себя Джимми, упираясь ему в грудь слабенькими дрожащими ладошками, но потом сдалась, позволила ему нежно себя обнять и на его вопрос о том, что случилось, ответила:
– Ах, Джимми, Джимми, зачем ты приехал? Зачем ты только приехал?
– Так ты же сама написала мне, милая. Как же я мог к тебе не примчаться – после такого-то письма! Очень обрадовался, что на семичасовой успел. В последнюю минуту, прямо перед самым отправлением, представляешь?
– Но я тебе ещё одно письмо отослала. О том, что… не могу выйти за тебя.
– Не можешь? В чём дело, Поллианна? – глаза Джимми превратились в узкие, пылающие огнём щёлочки. – Тебя полюбил кто-то другой, и ты хочешь снова заставить меня ждать? Да отвечай же!
– Нет, Джимми, нет. Никто другой меня не полюбил, и я тоже никого другого не полюбила… Да не смотри ты на меня так! Я сейчас не выдержу!
– Так в чём же дело? Чего ты не можешь?
– Выйти за тебя замуж не могу.
– Ничего не понимаю. Ты меня любишь?
– Д-да…
– Если любишь, значит, выйдешь за меня, – отрезал Джимми.
– Постой, Джимми, ты не понимаешь. Тётя Полли…
– Тётя Полли? При чём тут тётя Полли?
– При том. Она не разрешает мне выходить за тебя.
– Что? – рассмеялся Джимми, запрокинув голову. – С тётей Полли мы всё уладим. Она просто боится потерять тебя, вот и всё. А мы её утешим, мы ей нового племянничка преподнесём, а?
Поллианну эта шутка не рассмешила.
– Нет, Джимми, ты так ничего и не понял, – сказала она, грустно покачивая головой. – Она… ей… э… ну, как бы это тебе сказать? Короче, она считает, что ты мне… не пара.
Джимми ослабил объятия, прекратил смеяться и нахмурился.
– Вот оно как, значит, – смущённо покраснел он. – Не пара. Ну что ж, тётю Полли я за это осуждать не стану, да и не такой уж я подарочек, сам понимаю. И всё же я постарался бы сделать тебя счастливой, любовь моя. Постарался бы.
– Знаю. Знаю, что постарался бы, – всхлипнула Поллианна.
– Тогда почему бы тебе не дать мне шанс попытаться это сделать, а, Поллианна? Даже если поначалу она наш брак… будет не слишком одобрять, мягко говоря. Кто знает, возможно, мы, поженившись, сумеем со временем переубедить её.
– Выйти за тебя без её согласия? Нет, на это я не пойду, не смогу. Особенно после того, что она сказала, – со стоном ответила Поллианна. – Не выйду я замуж без её согласия. Сам знаешь, она столько сделала для меня, да и зависит она сейчас от меня очень сильно. И со здоровьем у неё не всё в порядке… Нет, Джимми. Последнее время она была такой нежной, такой внимательной ко мне… старалась играть в радость, несмотря на все свои невзгоды. А как она плакала, Джимми, как она плакала и просила меня не разбивать ей сердце так же, как сделала это моя мама… много лет назад. Прости, Джимми, и не сердись, но я не могу.
Они ненадолго замолчали, затем Поллианна, покраснев до корней волос, осторожно сказала:
– Знаешь, Джимми, если бы только ты смог рассказать тёте Полли хоть что-то о своём отце, своей семье и…
Джимми резко уронил вниз свои руки и немного отступил назад.
– Если… что? – побледнев, переспросил он.
– Не думай, – теперь Поллианна сама приблизилась к Джимми и робко коснулась его руки. – Это не мне нужно, Джимми. Мне всё равно, кем был твой отец. Хотя я и так знаю, что он был хорошим человеком, как и все остальные твои родственники. Хорошим, благородным, потому что ты и сам такой же – благородный и добрый. Но тётя Полли… Да не смотри ты на меня так!
Но Джимми на неё уже не смотрел – отвернулся, что-то коротко и неразборчиво пробормотал себе под нос, а затем стремительно покинул дом.
Из особняка Харрингтонов Джимми отправился прямиком к себе домой, где немедленно бросился искать Джона Пендлтона. Он нашёл его в большой библиотеке с тёмно-красными шторами – той самой, где с опаской оглядывалась когда-то по сторонам Поллианна, опасаясь увидеть «запертый в шкафу Джона Пендлтона скелет».
– Дядя Джон, вы помните конверт, который передал мне мой отец? – без лишних предисловий перешёл к делу Джимми.
– Да, конечно. А что случилось, сынок? – удивлённо спросил Джон Пендлтон.
– Этот конверт необходимо вскрыть, сэр.
– Но… как же написанные на нём условия?
– Ничего не могу поделать, мне необходимо вскрыть конверт. Достаньте его, пожалуйста.
– Ну, что ж, если ты настаиваешь, мой мальчик, но… – он вопросительно посмотрел на Джимми.
– Дядя Джон, вы, возможно, знаете, что я люблю Поллианну. Я попросил её стать моей женой, и она согласилась. – Тут Пендлтон-старший собрался было поздравлять Пендлтона-младшего, но тот остановил его жестом руки. – Но теперь она говорит, что не может за меня выйти, потому что миссис Чилтон против. Считает, что я Поллианне не пара.
– Ты? Не пара? – вскипел Джон Пендлтон. – Это ещё почему?
– Потому что я ничего не могу рассказать миссис Чилтон о своём отце и своих родственниках – это я понял со слов Поллианны.
– Бред! Я думал, что у Полли Чилтон мозгов в голове всё же больше, чем у курицы! Впрочем, это вполне в её духе. Харрингтоны всегда кичились своей родословной, индюки надутые! Ну а что ты?
– А что я? Хотел сказать Поллианне, что второго такого отца, как мой, на всём свете не сыскать, а потом вдруг вспомнил про этот конверт и про то, что на нём написано. И такой страх меня обуял – словами не передать. Понял я, что не посмею ничего сказать до тех пор, пока не узнаю, что в этом конверте. Я понимаю, отец не хотел, чтобы я открывал конверт раньше, чем мне исполнится тридцать лет. Он хотел смягчить удар от того, что скрыто от меня в этом конверте. Ясное дело, в тридцать лет человек уже достаточно крепок, чтобы справиться с любой неожиданностью. Только тайну, что хранится в конверте, я хочу узнать сейчас. Я не могу ждать до тридцати лет.
– Ну-ну, Джимми, пока нет никакой трагедии. А вдруг в конверте скрыта хорошая новость? Выше нос, парень!
– Хорошая? Может, и хорошая, да только вряд ли надо скрывать от человека хорошую новость до тридцати лет. Нет, дядя Джон, ничего хорошего я от этого конверта не жду. Только не подумайте, что я в чём-то виню своего отца, вовсе нет. Просто было что-то такое, чего он не мог предотвратить. Но что именно? Вот это мне и нужно знать. Так вы принесёте конверт? Он лежит у вас в сейфе. Впрочем, вы это сами знаете.
– Сейчас принесу, – сказал Джон Пендлтон, поднимаясь на ноги.
Спустя три минуты он возвратился в библиотеку с конвертом, протянул его Джимми, но тот попросил:
– Прочитайте лучше сами, сэр. А потом скажете мне, что там.
– Но, Джимми, я… Хорошо. – Джон Пендлтон решительно взял со стола нож для разрезания бумаг, вскрыл конверт и достал его содержимое. Это была пачка сложенных вместе и перевязанных ленточкой листов, поверх которой был приложен ещё один, отдельный лист. Наверняка это было письмо – именно его и раскрыл первым делом Джон Пендлтон и начал читать про себя. Джимми, затаив дыхание, следил при этом за лицом Пендлтона-старшего, на котором сначала отразилось удивление, затем радость и, наконец, нечто такое, чему и название не подберёшь.
– Ну что, дядя Джон? – спросил Джимми, когда мистер Пендлтон закончил читать.
– Знаешь… – протянул ему письмо Джон Пендлтон. – Ты уж лучше сам прочти.
Джимми осторожно развернул письмо и прочитал:
«Прилагаемые документы являются официальным подтверждением того, что этого мальчика Джимми в действительности зовут Джеймс Кент, и он сын Джона Кента, который был женат на Дорис Уэтерби, дочери Уильяма Уэтерби из Бостона. Там же приложено письмо, в котором я постараюсь объяснить моему мальчику, почему я все эти годы старался держать Джеймса как можно дальше от родственников его матери. Если этот конверт будет вскрыт им самим по достижении тридцатилетнего возраста, он прочтёт то второе письмо и, надеюсь, простит своего отца, который боялся окончательно потерять своего сына и потому решился на такие крайние меры, чтобы сохранить его для себя. Если же конверт будет вскрыт кем-то другим после смерти Джеймса, я убедительно прошу немедленно известить об этом семью его матери в Бостоне и передать им в целости и сохранности вложенные в конверт документы.