На кухнях, в гостиных или просто у заборов на заднем дворе об этом говорили женщины. Многие из них плакали. На улицах и в магазинах о том же говорили мужчины, и многие из них также не скрывали слёз. Не улучшило настроение горожан и сообщение Нэнси о том, что больше всего Поллианна сокрушается о невозможности продолжать играть в свою игру – не может больше радоваться чему-либо из-за случившегося с нею несчастья.
Вероятно, именно тогда всех друзей Поллианны посетила одна и та же мысль, и в особняк Харрингтонов непрерывной чередой потянулись посетители – мужчины, женщины, дети. Мисс Полли и не подозревала, что её племянница знакома со всеми этими людьми, а они, в свою очередь, знают и любят Поллианну.
Некоторые посетители проходили в дом, чтобы пять-десять минут чопорно посидеть в гостиной, а затем откланяться. Другие доходили только до крыльца, чтобы робко постоять на нём. Мужчины смущённо мяли в руках шляпы, женщины теребили сумочки. Кто-то приносил в подарок Поллианне книги, кто-то – букет цветов или какое-нибудь лакомство. Одни плакали открыто, другие старательно отворачивались и яростно шмыгали носом, но все без исключения с тревогой спрашивали о здоровье Поллианны и каждый просил передать ей несколько слов от себя. Именно эти просьбы и заставили мисс Полли узнать, наконец, что же это за игра, о которой все только и говорят.
Пожалуй, всё началось с нового визита мистера Джона Пендлтона. Он пришёл самостоятельно, без костылей.
– Думаю, нет нужды говорить о том, как я потрясён и удручён, – довольно резко начал он. – Но скажите, неужели ничего больше нельзя предпринять?
– Мы делаем всё, что в наших силах, – развела руками мисс Полли. – Доктор Мид дал ряд рекомендаций, выписал лекарства, которые, по его мнению, способны помочь, и доктор Уоррен, разумеется, в точности следует всем его предписаниям. Но… Доктор Мид сразу предупредил нас, что надежды на выздоровление практически нет.
Джон Пендлтон поднялся и решительно направился к двери, хотя не провёл в гостиной и двух минут. Лицо у него побледнело как мел, губы сжались в тонкую, едва заметную линию. Мисс Полли ни о чём не стала его спрашивать, она прекрасно понимала, почему Джону Пендлтону трудно оставаться в её обществе. Но возле самой двери он обернулся.
– У меня к вам просьба, – сказал он. – Будьте так любезны, передайте Поллианне, что я виделся с Джимми Бином и что я собираюсь взять его к себе на воспитание. Надеюсь, эта новость обрадует её, – так и скажите ей, хорошо? И добавьте ещё, что я, скорее всего, усыновлю его.
От неожиданности мисс Полли на время потеряла контроль над собой. Дала трещину её воспитанная долгими годами упорных тренировок холодная сдержанность.
– Вы… собираетесь усыновить Джимми Бина? – ахнула она.
– Да, – гордо поднял подбородок Джон Пендлтон. – Думаю, что Поллианна поймёт мой поступок. Главное, не забудьте ей передать, эта новость, как я думаю, порадует её.
– Ну конечно… – пролепетала мисс Полли.
– Благодарю вас. – Джон Пендлтон коротко поклонился и покинул гостиную.
Он ушёл, а мисс Полли так и осталась стоять посреди комнаты, молча и удивлённо глядя ему вслед. До сих пор ей не верилось, что она не ослышалась. Джон Пендлтон решил усыновить Джимми Бина? Джон Пендлтон – этот очень богатый, гордый, замкнутый нелюдим, которого все считают ужасным эгоистом, собирается усыновить мальчика? Да ещё такого мальчика!
Мисс Полли поднялась по лестнице и с несколько растерянным видом вошла в комнату Поллианны.
– Поллианна, – сказала она. – Мистер Джон Пендлтон был здесь и просил передать тебе… Словом, он берёт к себе Джимми Бина и думает, что ты будешь рада узнать об этом.
Грустное лицо Поллианны озарила радостная улыбка.
– Рада? Рада? Ну конечно же, я очень рада! Ах, тётя Полли, я так мечтала найти дом для Джимми, и этот дом наконец нашёлся. Да ещё какой дом! Между прочим, за мистера Пендлтона я тоже очень рада. Теперь в его доме будет ощущаться присутствие ребёнка.
– Присут… Что?
Поллианна покраснела. Ну да, она же никогда не рассказывала своей тёте о том, что мистер Пендлтон предлагал удочерить её, и уж тем более не хотела признаваться, что хоть на минутку задумалась о том, чтобы покинуть свою дорогую, любимую тётю Полли!
– Присутствие ребёнка, – торопливо принялась объяснять она. – Видишь ли, мистер Пендлтон сказал мне однажды, что стены и крышу делают настоящим домом только женская рука и сердце или присутствие в нём ребёнка и детский смех. Да, именно такими словами он и сказал. Ну вот, теперь у него в доме будет присутствие ребёнка. И детский смех тоже.
– Хм, понимаю, – осторожно сказала мисс Полли. Она на самом деле понимала, причём гораздо больше, чем могла предположить Поллианна. Понимала, какое трудное решение пришлось принять Поллианне, когда Джон Пендлтон просил её стать тем ребёнком, который превратит холодную серую каменную громадину в настоящий дом. – Понимаю, – повторила она и отвернулась, чтобы не показывать переполнивших её глаза слёз.
А Поллианна, опасаясь, что тётя начнёт задавать ей новые неудобные вопросы, поспешила сменить опасную тему и увести разговор как можно дальше от особняка Пендлтона и его хозяина.
– Между прочим, доктор Чилтон говорит то же самое, – заметила она. – Что настоящему дому необходимы женская рука, женское сердце и присутствие ребёнка.
– Доктор Чилтон? – невольно вздрогнула мисс Полли. – А ты-то откуда это знаешь?
– Он сам мне так сказал. Когда говорил, что живёт просто в комнатах, но это не дом.
Мисс Полли ничего не ответила, молча стояла, уставившись в окно.
– И я тогда спросила его, почему он не добился для себя этой самой женской руки и сердца, чтобы у него тоже был дом, – продолжила девочка.
– Поллианна! – резко повернулась к ней мисс Полли. Щёки у неё пылали. – Как ты могла?..
– Да, но доктор выглядел таким печальным…
– И что он сказал? – спросила мисс Полли.
При этом возникло странное ощущение, что она задаёт вопрос, преодолевая какую-то внутреннюю силу, убеждавшую её не делать этого.
– Сначала долго ничего не говорил, потом грустно сказал, что не всегда в жизни можно получить то, чего захочешь. Как-то так, примерно.
Повисло молчание. Мисс Полли вновь пристально уставилась в окно. Щёки у неё всё ещё пылали.
– Когда-то он очень мечтал добиться чьей- то женской руки и сердца, я знаю, – вздохнула Поллианна. – И мне так хочется, чтобы это ему удалось.
– Но, Поллианна, откуда ты всё это узнала?
– Откуда? Просто потом, в другой раз, доктор Чилтон ещё кое-что сказал. Очень тихо сказал, буквально себе под нос, но я расслышала. Так вот, он сказал, что отдал бы весь мир за руку и сердце одной женщины… Ой, куда ты, тётя Полли? Что с тобой?
– Ничего, дорогая. Ровным счётом ничего, – ответила мисс Полли, устремляясь к окну. – Просто хочу перевесить вот эту хрустальную призму на другое место.
Но теперь у неё пылали не только щёки, но и всё лицо и даже шея.
Глава XXVIIIИгра и игроки
Однажды днём, вскоре второго визита мистера Пендлтона, в дом Харрингтонов пришла Милли Сноу. Раньше ей ни разу не доводилось здесь бывать, и она очень смутилась и покраснела, когда в комнату вошла мисс Полли.
– Я… пришла спросить о вашей девочке. Как она? – робко спросила Милли.
– Спасибо за внимание, ты очень добра. Состояние Поллианны прежнее, без изменений. А как твоя мама? – несколько устало ответила мисс Полли.
– Я, собственно, потому и пришла – попросить, чтобы вы передали мисс Поллианне, – на одном дыхании и слегка бессвязно заторопилась девушка. – Мы с мамой считаем, что это ужасно… просто ужасно, что такая чудесная девочка больше никогда не сможет ходить. Особенно после того, что она сделала для моей мамы… точнее, для нас обеих, потому что… Знаете, она научила мою маму играть в свою игру и всё такое. Ну вот, а потом мы с мамой узнали о том, что мисс Поллианна сама в эту игру играть больше не может, бедняжка! Да что там, я сама тоже не понимаю, как можно радоваться при таком несчастье! Но потом мы с мамой подумали, что пусть мисс Поллианна узнает о том, что она сделала для нас, и тогда, быть может, это порадует её… хоть самую капельку!
Тут Милли остановилась и посмотрела на мисс Полли, словно ожидая, что скажет хозяйка дома.
Мисс Полли слушала её вежливо, но несколько растерянно, потому что никак не могла уловить суть в сумбурном водопаде бессвязных слов. Да, она всегда считала Милли Сноу девушкой… как бы это сказать… несколько чудаковатой. Но не сумасшедшей же, помилуй бог! И, дождавшись, наконец, паузы, которая слегка затянулась, мисс Полли спокойно заметила:
– Не уверена, что поняла тебя, Милли. Ты хочешь, чтобы я что-то передала моей племяннице. Что именно?
– Что именно? Я вот что именно хочу, чтобы вы передали, – с прежней скоростью застрекотала Милли, – пусть ваша девочка знает, что она сделала для нас. Нет, мисс Поллианна, конечно, и сама кое-что видела, потому что заходила к нам, и она знает, что моя мама стала другой. То есть совсем другой. Но пусть мисс Поллианна узнает, насколько другой стала моя мама. И я сама тоже. Да-да, я тоже теперь другая. И пытаюсь играть в игру… понемногу.
Мисс Полли нахмурилась. Подумала, что надо бы спросить, про какую «игру» то и дело толкует Милли, но не успела, потому что гостья заговорила вновь, ещё более нервно, торопливо и бессвязно:
– Вы знаете мою маму, раньше всё было не по ней, всё не так. Она всегда хотела чего-то другого, и, честное слово, я бы не стала слишком упрекать её за это, учитывая те обстоятельства, в которых она… Но теперь она позволяет мне шторы раздвигать и разными вещами стала интересоваться. Как она выглядит, например, и какая на ней сегодня ночная рубашка и всё такое. Она даже вязать начала, представляете? Детские шапочки там, одеяльца… Для благотворительных распродаж и просто для отправки в больницы. И ей так интересно вязанием заниматься, моей маме, и она так рада, что это у неё получается! А ведь это всё заслуга мисс Поллианны, знаете ли, потому что это она сказала моей маме, что та радоваться должна, потому что у неё руки есть и пальцы. Вот тогда-то моя мама и подумала, что она же может что-то делать своими руками. И пальцами. И она начала что-то ими делать. Ну, вязать то есть. Вы просто представить не можете, насколько другой стала теперь мамина комната с этими красными, голубыми, жёлтыми мотками пряжи, а ещё с хрустальными подвесками на окне, их тоже мисс Поллианна подарила! Теперь просто заглянешь к маме в комнату – и веселей на душе становится, а то раньше, бывало, я туда и заходить-то боялась, так там было темно и