Гордо вздёрнутый подбородок посетительницы опустился, её губы задрожали. Несвязно пробормотав что-то, миссис Пейсон не глядя пожала протянутую ей руку, повернулась и быстро вышла из гостиной.
Не успела за миссис Пейсон закрыться дверь, как мисс Полли решительным шагом направилась на кухню.
– Нэнси! – своим прежним «шершавым» голосом окликнула она служанку. Впрочем, простим ей это: многочисленные странные визиты последних дней, венцом которых стал сегодняшний разговор с миссис Пейсон, до предела натянули готовые и без того лопнуть нервы мисс Полли. Но как бы то ни было, а такого жёсткого тона от неё Нэнси не слышала с того самого дня, когда случилось несчастье с Поллианной. – Нэнси, изволь объяснить мне, что это за «игра», о которой судачит весь город? И скажи на милость, при чём тут моя племянница? И почему в эту игру играют все подряд, от Милли Сноу до миссис Том Пейсон? Насколько я могу судить, каждый второй в нашем городе или нацепляет голубые шарфики, или улаживает семейные ссоры, или учится любить то, чего не любил никогда раньше, – и всё это благодаря Поллианне. Каким образом? Я пыталась спросить её об этом, но она не хочет говорить со мной об «игре», а я не хочу лишний раз беспокоить бедную девочку. А ты, Нэнси, как я поняла со слов моей племянницы, тоже одна из тех, кто играет. Ну так разъясни мне, что всё это значит.
К удивлению и даже негодованию мисс Полли, Нэнси неожиданно разрыдалась.
– Это значит… – всхлипывая, начала она. – Это значит, что начиная с прошедшего июня наш маленький ангелочек учил весь город радоваться, а теперь они пытаются отплатить добром за добро и в свою очередь сделать так, чтобы она тоже хоть немного порадовалась.
– Порадовалась? Чему?
– Да просто порадовалась! Это игра такая.
– И ты, как все остальные, голову мне морочишь? – сердито топнула ногой мисс Полли. – Ещё раз спрашиваю: Что. Это. За. Игра!
Нэнси подняла голову и заговорила, бесстрашно глядя прямо в глаза хозяйке:
– Хорошо, я расскажу вам, мэм. Играть в эту игру научил мисс Поллианну её отец. Однажды им прислали в пожертвованиях пару детских костылей, а ей очень уж куклу хотелось. Ну, мисс Поллианна расплакалась, конечно, а какой ребёнок от такого не расплакался бы? Вот тогда её отец и объяснил мисс Поллианне, что всегда и во всём можно найти повод, чтобы радоваться. И что этим костылям она тоже должна радоваться.
– Радоваться? Костылям? – Тут мисс Полли внезапно шмыгнула носом, вспомнив об укрытых одеялом неподвижных детских ножках в комнате наверху.
– Да, мэм. Я тоже так сказала, когда услышала. А мисс Поллианна призналась, что и она сама точно так же сказала тогда своему отцу. Но он объяснил, что мисс Поллианна не расстраиваться, а радоваться должна, потому что эти костыли ей не нужны.
– О-о! – мучительно воскликнула мисс Полли.
– А потом у мисс Поллианны и её отца эта игра вошла в привычку, и они начали во всём, во всём находить, чему порадоваться. И мисс Поллианна больше не расстраивалась оттого, что у неё куклы нет, а только радовалась, потому что ей костыли не нужны. Это они с отцом и стали называть игрой в радость – вот, собственно, и всё, мэм. Так мисс Поллианна в ту игру и играла с тех пор и других играть в неё учила. Такие дела.
– Но как же… Как же… – начала мисс Полли и беспомощно замолкла.
– Знаете, мэм, вы просто удивились бы тому, как эта игра действует, если бы решились тоже сыграть в неё, – продолжила Нэнси с убеждённостью и жаром, которые сделали бы честь самой Поллианне. – Я, например, могла бы рассказать вам о том, как здорово помогла эта игра моей матери и всем моим домашним. Мисс Поллианна дважды в гости к нам на ферму ходила, да это вы сами, наверно, знаете. И мне самой она много раз помогала радоваться самым разным вещам – и большим, и совсем маленьким. Начнёшь вот так радоваться, а там, глядишь, и жить куда легче становится. Вот, например, имя мне моё никогда не нравилось. Нэнси! А мисс Поллианна сказала, что я радоваться должна, что меня Нэнси зовут, а не Хаджиба какая-нибудь! Или вот утро понедельника. Ненавидела я всегда понедельники, особенно утро. А мисс Поллианна радоваться им меня научила.
– Радоваться… утру понедельника? – недоверчиво переспросила мисс Полли.
– Ага! – рассмеялась Нэнси. – Нет, я, конечно, понимаю, мэм, что это глупо звучит, но позвольте объяснить это так, как мне самой мисс Поллианна объяснила. Узнала она о том, что я понедельники ненавижу, да и говорит: «Что ж ты глупая такая, Нэнси, – говорит, – да понедельнику радоваться нужно сильнее, чем всем остальным дням. А почему? А потому, – говорит, – что до следующего-то понедельника теперь ещё целая неделя впереди!» И знаете, мэм, до чего мне это помогло! Ведь я с тех пор каждому понедельнику радуюсь. Жду его, можно сказать. Как подумаю про понедельник, так и засмеюсь, вот вам крест!
– Но почему же она мне ничего об этой игре никогда не рассказывала? – задумчиво спросила мисс Полли. – А когда я сама спрашивала о ней, всегда отвечала какими-то загадками, недоговорками…
– Вы уж, конечно, простите, мэм, – поколебавшись немного, ответила Нэнси. – Но вы же сами приказали ей не говорить о своём отце. А как она могла о нём не сказать, если это он игру придумал?
Мисс Полли сильно прикусила себе губу.
– Рассказать-то вам про игру она очень хотела, особенно сначала, – несколько нерешительно продолжила Нэнси. – Ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь стал с нею вместе в неё играть. Потому я и начала самой первой с мисс Поллианной играть, чтобы, значит, компанию ей составить.
– Ну, а все эти… остальные? – дрожащим голосом спросила мисс Полли.
– Прибавились понемногу, – пожала плечами Нэнси. – Теперь, по-моему, про эту игру все вокруг знают. Кому-то сама мисс Поллианна о ней рассказала, ну а они – другим, так и пошло по кругу. А уж это такая игра – только начни в неё играть, и не оторвёшься. Да и как было не узнать про эту игру, не заинтересоваться? Ведь стоило только взглянуть на мисс Поллианну – всегда она улыбается, всегда такая ласковая да внимательная со всеми и всегда чему-то радуется. Ну а с тех пор, как несчастье с ней случилось, всем худо стало, особенно когда слух прошёл, что теперь она – она сама! – радоваться больше не может, потому что нечему стало. Вот и потянулись все один за другим сюда, чтобы сказать, как они рады тому, что она игре их этой научила, надеются, что это поможет ей хоть как-нибудь. Мисс Поллианна же всегда мечтала о том, чтобы все с ней в эту игру играли.
– Я знаю, кто ещё начнёт теперь играть в эту игру. Причём немедленно, – сдавленным голосом произнесла сквозь слёзы мисс Полли и ушла с кухни.
А Нэнси осталась стоять, глядя вслед своей хозяйке и бормоча себе под нос:
– Ну, теперь я, пожалуй, уже во что хочешь поверю. Во что хочешь. Ах, мисс Полли, мисс Полли! Да, после этого меня ничем уже не удивишь, звёзды-бабочки!
А чуть позже из спальни Поллианны вышла сиделка, оставив тётю и племянницу наедине друг с другом.
– Дорогая, сегодня приходила ещё одна посетительница, – сказала мисс Полли голосом, которому безуспешно пыталась придать твёрдость. – Миссис Пейсон. Помнишь такую?
– Миссис Пейсон? Ну как же, конечно, помню. Она живёт у дороги к дому мистера Пендлтона, у неё очаровательная девочка, ей годика три, и мальчик лет пяти. Миссис Пейсон красивая, и муж у неё тоже видный, только они не понимают, кажется, как хорош каждый из них. Иногда они ругаются… То есть, я хочу сказать, бывают не совсем согласны друг с другом. Они бедные и никаких пожертвований при этом не получают, потому что мистер Пейсон не миссионер, как мой… Не миссионер, одним словом.
Тут щёки Поллианны слегка покраснели – точно так же, как одновременно с ними неожиданно покраснели и щёки её тёти.
– Но хотя миссис Пейсон бедная, она иногда очень красиво одевается. Ярко, – поторопилась проскочить опасный момент в разговоре Поллианна. – И кольца у неё просто замечательные – и с бриллиантами, и с рубинами, и с изумрудами… Разные. Ещё она говорит, что одно из этих колец у неё лишнее и она собирается его выбросить и вместо него получить развод. Я не очень понимаю, что такое развод, тётя Полли. Подозреваю, правда, что это что-то не очень хорошее, потому что миссис Пейсон выглядит совсем не счастливой, когда говорит об этом. А ещё она говорит, что если получит этот самый развод, они здесь больше жить не будут, потому что мистеру Пейсону «придётся убираться», как она сказала, а возможно, и их детям тоже. Но я хочу надеяться, что она сохранит всё же своё «лишнее» кольцо, хотя у неё, конечно, этих колец сто-олько! А ты как думаешь, тётя Полли? И что такое развод?
– Мистеру Пейсону не придётся никуда «убираться», моя дорогая. – Мисс Полли уклонилась от прямого ответа на вопрос о разводе. – Они остаются вместе и по-прежнему будут жить в том же доме.
– Правда? Ой, я так рада за них! Значит, я их вновь увижу, когда… О боже! – страдальчески поморщилась девочка. – Тётя Полли, ну почему я никак не могу запомнить, что никуда больше не пойду своими ногами? И мистера Пендлтона никогда больше не увижу. Никогда!
– Не надо, успокойся, моя милая, – сдавленным голосом проговорила мисс Полли. – Не сможешь пойти, тогда… Тогда, быть может, поедешь, куда тебе захочется. Но послушай, я же ещё не договорила всего, что просила передать тебе миссис Пейсон. Они не только остаются вместе с мистером Пейсоном, но и будут теперь играть в твою игру, как ты и хотела.
– Будут играть? – переспросила Поллианна сквозь слёзы. – Правда будут? Ой, я очень рада!
– Да, миссис Пейсон так и сказала, что надеется, что тебя это порадует. Она для этого и просила всё это передать, чтобы порадовать тебя.
– Постой, тётя Полли! – Поллианна вскинула на неё внимательный взгляд. – Ты говоришь так, будто знаешь всё про эту игру. Это так, тётя Полли?
– Да, дорогая, – ответила мисс Полли самым естественным тоном, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся. – Нэнси мне всё рассказала, и я думаю, что это прекрасная игра. Я теперь тоже собираюсь играть в неё… вместе с тобой.