«Я не хотела тебе об этом сообщать, – писала миссис Керю, изложив сперва лишь голые факты. – Я полагала, что будет жестоко лишний раз бередить старые раны или порождать ложные надежды. Я уверена, что это не он. Но даже сейчас, в момент, когда пишу эти слова, я на самом деле знаю, что отнюдь не уверена в этом. Вот почему я прошу, чтобы ты приехала. Ты просто должна приехать. Я покажу тебе его.
Мне важно узнать твое мнение. То есть я очень хочу знать, что ты скажешь! Разумеется, ты не видела нашего Джеми с тех пор, как ему исполнилось четыре года. Сейчас ему должно было быть двенадцать. Этому мальчику, насколько я могу судить (он не знает точно своего возраста), тоже двенадцать. Цвет его волос и глаз, пожалуй, походит на цвет волос и глаз нашего Джеми. Этот мальчик самостоятельно не передвигается, но инвалидом он стал вследствие травмы, полученной шесть лет назад. Его состояние усугубилось после падения, через четыре года после той первой травмы. Получить внятное описание внешности его отца не представляется возможным. Но из того, что я смогла выяснить, ничто не свидетельствует безусловно за или категорически против того, что речь идет о муже нашей бедной Дорис. Соседи называли его «профессором», он был чудаковатым, а его имущество составляли лишь несколько книг. Возможно, это что-то значит, а может, и нет. Джон Кент, безусловно, обладал рядом странностей и склонностью к богемному образу жизни. Любил ли он книги, я не помню. Может, ты помнишь? Звание «профессора» он мог запросто сам себе присвоить, либо просто его так прозвали за его внешний вид. Что же касается мальчика… Я не знаю, не могу сказать определенно… Но очень надеюсь, ты сможешь!
Делла примчалась, как только прочитала письмо, и немедленно отправилась посмотреть на мальчика. Но она тоже ничего не смогла сказать определенно. Как и сестра, она сказала, что, скорее всего, он не их Джеми. Но в то же время нельзя было исключить того, что в конечном счете это мог оказаться именно он. И так же, как Поллианна, Делла видела вполне, как ей казалось, приемлемый способ решения.
– Рут, почему бы тебе не взять его к себе? – предложила она сестре. – Ты могла бы даже усыновить его! Было бы хорошо и для тебя, и для бедняжки-мальчика, и…
Миссис Керю вздрогнула и не дала сестре даже закончить фразу.
– Нет, нет, я не могу, – простонала она. – Мне нужен только мой Джеми, мой любимый Джеми, и никто другой.
Вздохнув, Делла вернулась на работу, в санаторий.
Но миссис Керю ошибалась, думая, что таким образом вопрос решен и тема закрыта. Тревожные мысли не оставляли ее, и ночные раздумья усиливали дневные сомнения. Вдобавок, ей было все труднее ладить с Поллианной.
Поллианна пребывала в растерянности. Многочисленные вопросы не давали ей покоя. Впервые в жизни она увидела воочию настоящую нужду. Ныне она лично знала людей, которым не хватает еды, которые одеваются в лохмотья и живут в темных, грязных и очень тесных комнатах. Естественно, ее первым побуждением было «помочь». Дважды она ездила вместе с миссис Керю к Джеми и очень радовалась переменам к лучшему, которые она могла наблюдать с тех пор, как «этот самый Додж» начал выполнять «то, что ему было предписано». Но для Поллианны это была капля в океане. Она видела на улице множество других, болезненного вида мужчин, несчастных и чумазых ребятишек – соседей Джеми. С наивной уверенностью девочка рассчитывала, что миссис Керю поможет им всем.
– Однако! – воскликнула миссис Керю, узнав, какую миссию на нее возлагают. – Ты что же, хочешь, чтобы я обеспечила всю улицу свежими обоями, краской и новыми лестницами? Скажите, пожалуйста! А еще чего ты хочешь?
– Ой, я еще хочу массу вещей! – с готовностью отозвалась Поллианна. – Ведь этим людям так много всего нужно. И как же приятно все это им предоставлять. Как бы я хотела тоже быть богатой, чтобы всем помогать! Но мне очень радостно даже оттого, что я рядом с вами, когда вы им помогаете.
Миссис Керю ахнула от изумления. Тем не менее, овладев собой, она принялась объяснять наивному ребенку, что у нее нет намерения что-либо делать ради неотесанных жителей «переулка Мерфи». К тому же учитывая тот факт, что она, собственно, не видит никаких причин, по которым она должна что-то для них делать. Никто, впрочем, и не в праве был от нее чего-то подобного ожидать. Она аннулировала все долговые обязательства жильцов и с исключительной щедростью – кто угодно подтвердит – привела в порядок условия в доме, где жили Мерфи (миссис Керю скромно умолчала, что дом принадлежит ей). Миссис Керю довольно подробно растолковала Поллианне, что существуют благотворительные общества с многочисленным персоналом, с эффективными программами и что это их задача – помогать бедным, но приличным людям, а она сама регулярно делает щедрые взносы в фонды таких организаций.
Правда, Поллианну это не убедило.
– Но я не понимаю, – не унималась девочка, – чем же лучше, чтобы такая масса людей объединялась для того, что каждому из них гораздо приятнее было бы сделать самому? Я бы, например, охотнее сама подарила Джеми хорошую новую книгу, а не обращалась бы за этим в какую-нибудь благотворительную организацию. Да и ему, я знаю наверняка, было бы приятнее получить подарок от меня.
– Очень возможно, – раздраженно сказала миссис Керю. – Тем не менее, для Джеми было бы полезнее получить подарок от группы людей, которые этим занимаются и знают, как следует правильно подобрать нужную книгу.
Этот спор завел их так далеко, что Миссис Керю упомянула даже не вполне понятные Поллианне понятия «пауперизации малоимущих», «порочной практики подачек» и «пагубных последствий неорганизованной благотворительности».
– Кроме того, – добавила она в ответ на растерянный взгляд сбитой с толку Поллианны, – вполне вероятно, что, если бы я предложила этим людям помощь, они бы от нее отказались. Помнишь, как миссис Мерфи не позволила мне послать им еду и одежду? При этом она охотно приняла помощь от своей соседки с первого этажа.
– Да, я помню, – вздохнула Поллианна, отводя взгляд. – Есть, конечно, вещи, которые я не могу понять. Но мне кажется несправедливым, что у нас так много всего, а у них ничего нет.
С течением времени, как ни странно, беспокоившие Поллианну чувства не только не утихали, но скорее обострялись, а ее вопросы и замечания, в свою очередь, усиливали моральные мучения миссис Керю. Даже попытка Поллианны применить игру в счастье» в этом случае завершилась, по ее собственному признанию, полным провалом.
– Не знаю, чему можно порадоваться в таком положении, в каком находятся эти бедняки. Что касается нас, мы, конечно, могли бы радоваться, что мы не такие бедные, как они. Но как подумаю о них, мне становится настолько за них обидно, что я вообще ничему не могу радоваться. Мы могли бы еще радоваться, что есть бедные потому, что мы можем им помогать. Но если бы мы этого не делали, в чем бы тогда была радость?
Не находилось никого, кто дал бы Поллианне обоснованный ответ на эти мучительные вопросы.
А миссис Керю, которую Поллианна беспрестанно донимала подобными вопросами, впадала во все большее отчаяние, преследуемая видениями и мыслями о Джеми – каким она его помнила, каким он мог бы теперь быть… Не облегчило ее состояния даже приближение Рождества. Стоило ей увидеть рождественские украшения, веночки остролиста с красными ягодами и елочную мишуру, как она вспоминала о пустом детском чулочке, что был бы подвешен у камина для подарков от Санта-Клауса, если бы Джеми был по-прежнему с ними.
Наконец, за неделю до Рождества она вступила в последнее, как ей казалось, сражение с самой собой. Решительно, хоть и не особенно радостно, миссис Керю дала необходимые распоряжения Мэри и вызвала Поллианну.
– Поллианна, – начала миссис Керю довольно категорично, – я решила взять к себе Джеми. Автомобиль подадут через минуту. Я немедленно отправляюсь за мальчиком и привезу его домой. Если хочешь, можешь поехать со мной.
Великая радость преобразила лицо девочки.
– Ах! Какая же радость! Какое счастье! – восклицала она. – Мне так радостно, что я готова заплакать! Миссис Керю, почему всегда так бывает: когда очень радуешься, хочется плакать?
– Этого я точно не знаю, – ответила миссис Керю.
На ее лице выражения особой радости по-прежнему не наблюдалось.
Оказавшись в крошечной комнатке Мерфи, миссис Керю сжато изложила цель своего визита. В нескольких фразах она рассказала о пропавшем много лет назад своем племяннике и о том, как она поначалу надеялась, что Джеми и есть тот самый пропавший мальчик. Она не стала скрывать своих сомнений относительно того, действительно ли он тот самый Джеймс Кент. Миссис Керю объяснила, что решила дать взять мальчика к себе и дать ему возможность воспользоваться всеми возможными преимуществами нового положения. Затем несколько усталым тоном она уточнила, какие именно перспективы она для него предполагает.
Миссис Мерфи тихо плакала, сидя на краешке кровати. Из противоположного конца комнаты Джерри Мерфи, выпучив глаза, время от времени восклицал: «Ну, дела! Умереть не встать!» Что касается Джеми… тот неподвижно, молча лежал на кровати с видом человека, перед которым неожиданно открылась дверь, ведущая в Рай. Но чем дольше он слушал миссис Керю, тем заметнее менялось выражение его глаз. Наконец, он вовсе их закрыл и отвернул лицо.
Миссис Керю закончила, и в комнате воцарилась тишина. Когда же Джеми снова повернулся к ней и заговорил, лицо его было бледным, а в глазах стояли слезы.
– Благодарю вас, миссис Керю, но я… не могу переехать к вам, – коротко ответил он.
– Что значит не можешь? Почему? – воскликнула миссис Керю, не веря своим ушам.
– Джеми! – вскрикнула Поллианна.
– Вот те раз! – бросился к нему Джерри. – Что на тебя нашло? Своего счастья что ли не видишь?
– Я вижу, но переехать не могу, – повторил Джеми.