Она прекрасно знала, что они там себе думают. «Ну и какой прок от девки в деле, для которого нужен мужик?» И она бормотала про себя проклятия и вынашивала планы мести, но голову поднять не решалась – чтобы не блевануть снова.
Отличная вышла бы месть, ага.
– Ты только это, перед королем Финном не стошнись, – предупредил Ральф.
Они как раз походили к высокому терему с резной вызолоченной крышей. Колючке, правда, было не до чудес плотницкого мастерства.
– А то говорят, что он крут нравом…
Однако на ступенях – числом двенадцать, и каждая выточена из мрамора особого цвета – встречала их служительница Финна, мать Кире. Женщина она была видная – высокая, стройная. Мать Кире улыбалась. Одними губами, глаза оставались холодными. Колючка мало кому доверяла, и из этих немногих мало кто умел неискренне улыбаться. И уж совсем никто не походил – ну прям один в один – на ее матушку.
– Приветствую, отец Ярви, – проговорила красавица-служительница. – Мы всегда рады принять тебя в Ялефтофте, но, боюсь, король к вам не выйдет.
– Боюсь, это ты посоветовала ему не выходить, – ответил отец Ярви и поставил мокрый сапог на нижнюю ступень. Мать Кире не стала отрицать очевидное. – Возможно, я смогу увидеть принцессу Скару? Когда мы последний раз встречались, она была десятилетней девчушкой. И тогда, до того, как я прошел испытание на служителя, мы считались кузенами…
– Но ты выдержал испытание, – холодно отрезала мать Кире, – и отвергся родства и семьи, и теперь семья твоя – Община. Так или иначе, но принцесса в отъезде.
– Боюсь, это ты ее отослала, прослышав о моем приезде.
Мать Кире и тут не стала отпираться.
– Праматерь Вексен прислала орла, так что я знаю, зачем ты здесь. Более того, я даже тебе сочувствую.
– Это, конечно, просто чудесно, мать Кире, но помощь короля Финна в беде обрадует меня еще больше. Более того, помощь эта, возможно, сумеет отвратить самое беду.
Мать Кире скривилась – и, судя по гримасе, помогать она вовсе не желала. Точно так же кривилась матушка Колючки, когда та распространялась о своих надеждах стать великим воином.
– Мой господин благоволит тебе и своей племяннице королеве Лайтлин, – сказала она. – Также тебе известно, что он встал бы на твою сторону, даже если бы на него пошло войной полмира. Однако ты сам прекрасно знаешь, что он не может пойти против желаний Верховного короля.
И болтает, и болтает! Впрочем, что взять со служительницы, вон отец Ярви тоже ни слова в простоте не скажет.
– Потому-то он и послал меня, дабы сообщить, как он удручен, что не может допустить тебя пред свои очи. Однако мы просим тебя не отвергнуть нашего скромного гостеприимства и разделить пищу, тепло и кров.
Без пищи Колючка пока точно обойдется, а вот кров и тепло придутся весьма кстати.
Палаты короля Финна не зря прозвали в народе Лесом – ибо кровлю их поддерживали многочисленные столпы, выточенные из бревен, доставленных по Священной реке из Калейва. Глаз гостя радовали искусная резьба и яркие росписи, изображавшие сцены из тровенской истории. А вот понатыканные на каждом шагу стражники глаз гостя совсем не радовали. А стражники, между тем, внимательно глядели на плетущийся по залу растрепанный и оборванный экипаж «Южного ветра». Колючка выглядела оборванней и растрепанней всех и к тому же держалась за больной живот.
– В Скегенхаусе нас приняли отнюдь не… тепло.
Отец Ярви наклонился к уху матери Кире, и Колючка расслышала его шепот:
– Если бы я тебе так не доверял, то заподозрил бы, что нам здесь грозит опасность…
– Заверяю тебя, отец Ярви, что здесь тебе не грозит никакая опасность.
И мать Кире широким жестом указала на двоих совершенно не внушающих доверия мордоворотов, стороживших дверь в гостевой зал. Оттуда несло застоявшимся дымом.
– Вот вам вода, – тут она указала на бочку с таким видом, словно там золото держали. Тоже мне сокровище.
– Рабы принесут вам еды и эль. Комната, где ты и твоя команда сможете переночевать, уже подготовлена. Не сомневаюсь, с рассветом вы захотите покинуть наш гостеприимный дом – ведь настанет время прилива, а вы пожелаете немедля доставить новости королю Атилю.
Ярви горестно поскреб голову запястьем покалеченной руки.
– Похоже, ты все продумала, а?
– Таков мой долг служительницы.
И мать Кире вышла и захлопнула за собой дверь. Разве что на ключ их не заперла, а то это совсем бы уже походило на тюремное заключение.
– Ну чо, не ожидал, что тебя так тепло примут? – проворчал Ральф.
– Финн и его служительница предсказуемы, как Отче Месяц в небесах. Они осторожничают, ибо живут под рукой Верховного короля…
– Длинные же у него руки, как я погляжу, – заметил Ральф.
– Длинные, и к тому же удлинняются с каждым годом. Колючка Бату, что у тебя личико такое зеленое?
– Это я так расстроилась, что у нас в Тровенленде союзников не нашлось! – парировала она.
Отец Ярви тонко улыбнулся:
– Посмотрим-поглядим, хм…
Она вдруг проснулась. Кругом в темноте сопели и храпели с присвистом.
Почему-то она была вся покрыта испариной и мерзла. Откинув одеяло, она обнаружила, что между ног липко и влажно от крови. И выругалась.
Лежавший рядом Ральф выдал особо заливистую руладу и перевернулся на другой бок. Вокруг слышалось сонное дыхание остальных. Люди ворочались, бормотали во сне, теснясь на грязных тюфяках, подобные рыбам на прилавках торговцев в базарный день.
Ей никто не дал отдельной комнаты, да она и не просила. И не хотела. Хотя вот чистая тряпица, между ног сунуть, сейчас бы ох как не помешала.
Она побрела вниз по коридору, встряхивая спутанными волосами. Живот крутило, и она расстегнула пояс, так что пряжка болталась и шлепала ее по бедру. Колючка сунула руку в штаны – пощупать между ног, сильно ли кровит. Только здоровенного пятна ей там не хватало – позору не оберешься, вовсе засмеют… Как же она ненавидела вот это все, а заодно и Ту, что растит Семя, – ну за что ей эта дрянь? Колючка никогда не понимала глупых баб, которые этой дряни радовались, и мамаша ее такая же тупая, тьфу на нее…
Так она ругалась и шла, шла и ругалась, и тут…
Тут она заметила, что в темном зале кто-то стоит.
Мужчина. Одетый в черное. И стоит он около бочки с водой. В одной руке у него крышка от бочки. А в другой – кувшинчик. И он только что в бочку из кувшинчика что-то вылил. Единственная свечка еле теплилась, к тому же незнакомец очень косил, однако Колючка кожей почувствовала: мужик смотрит прямо на нее.
Так они стояли, не двигаясь, некоторое время: он, застыв над водой со своим кувшином, она – запустив ладонь в штаны.
Потом человек сказал:
– Ты кто?
– Я кто? Это ты кто?
«Всегда подмечай, где лежит оружие, вдруг пригодится», – наставлял ее отец. Глаза ее тут же метнулись к столу, заваленному объедками ужина. К ужину она почти не притронулась. Зато среди огрызков торчал кухонный нож – кто-то воткнул его острием в столешницу, да так и оставил. Короткое лезвие слабо поблескивало. Клинок не для героя, но если тебя застали врасплох со спущенными штанами, и такой сгодится.
Она тихонечко вытащила руку из штанов, тихонечко двинулась к столу. И торчащему ножику. А мужчина тихонечко отставил кувшинчик, не спуская с нее глаз. Точнее, он смотрел куда-то рядом с ней – ну косоглазый же.
– Ты чего здесь забыла? – пробормотал он.
– Я чего забыла? Это ты чего в нашу воду налил?
– Положь ножик.
Но она же уже выдрала его из столешницы и стояла с клинком на изготовку. Рука дрожала, голос срывался:
– Это яд, да?
Мужчина небрежно уронил крышку бочки на место и шагнул к ней.
– Только без глупостей, милая.
Теперь он стоял лицом к ней, и Колючка видела – меч. У него на поясе висит меч. И правая рука уже лежит на рукояти.
Наверное, она просто запаниковала. А может, наоборот, в голове резко прояснилось. Потому что она без раздумий бросилась на него, ухватила за запястье и всадила нож прямо ему в грудь.
И совсем это было не трудно. Легче, чем вы думаете, ага.
Человек в черном прерывисто выдохнул. Меч он успел вытащить едва ли на четверть. Глаза еще больше скосились, рука беспомощно зацапала ей по плечу.
– Ты…
И он с грохотом завалился на спину, увлекая ее за собой.
Колючка стряхнула с себя обмякшую руку и вскарабкалась на ноги. Черная одежда незнакомца становилась все темнее, пропитываясь кровью. В груди торчал кухонный нож. Колючка всадила его по рукоять.
Потом она крепко зажмурилась. Потом снова открыла глаза. Нож все так же торчал в груди человека.
Значит, не приснилось.
– Боги мои… – прошептала она.
– Они редко приходят на помощь.
В дверях стоял отец Ярви. И взгляд у него был очень хмурый.
– Что произошло?
– Он яда в бочку налил, – пробормотала Колючка, ткнув в валяющийся на полу кувшинчик. – Ну, в смысле, я так подумала…
Служитель опустился на корточки рядом с мертвецом:
– Один труп на твоем счету, другой… Я смотрю, Колючка Бату, ты вошла во вкус…
– Убивать людей – это плохо, я знаю, – пискнула она.
– Это смотря кого убивать, – наставительно произнес отец Ярви, медленно поднялся, огляделся, подошел к ней и заглянул в лицо.
– Он тебя ударил?
– Ну… нет…
– Значит, ударил.
И он врезал ей в челюсть, да так, что она улетела и шмякнулась на стол.
А он подскочил к дверям, распахнул их во всю ширь и заорал что есть мочи:
– Кровь! В палатах короля Финна пролилась кровь! Убийство! К оружию! К оружию!
Первым вбежал Ральф, поморгал, глядя на труп, и тихонько заметил:
– Отличная работа…
Затем в зал влетели стражники, тоже поморгали, глядя на труп, – и выхватили мечи.
Потом в зал ввалилась команда. Они чесались в растрепанных шевелюрах и заросших подбородках и бормотали молитвы.
Последним в зал вошел король Финн.
Вот ведь в каком звездном обществе она оказалась с тех пор, как убила Эдвала. Колючка уже повстречалась с пятью служителями и тремя королями, причем одним Верховным. Впрочем, только один из королей произвел на нее впечатление – тот, кто убил ее отца. Может, конечно, этот Финн и славился своими приступами ярости, но выглядел он как-то… рыхловато. Подбородок сливался с шеей, шея растекалась в плечи, там и брюшко выпирало, а на голове торчали редкие седые волосики – наверняка король только что с постели вскочил.