– Ну давай, парень, покажи, на что ты способен.
Бранд никогда остротой ума не отличался, а сейчас, после выпивки, и вовсе нещадно медлил, но суть уловил верно. Он даже умудрился дойти до стойки с тренировочным оружием по прямой и почти не шатаясь, взял меч и щит, спиной чувствуя холодный оценивающий взгляд королевы. Лайтлин подмечала каждое его движение.
Колючка уже встала на позицию.
– Ну и видок у тебя, – пробормотала она.
Бранд оглядел рубаху, мокрую и кое-где, увы, заблеванную, и согласно кивнул:
– Не лучший, ага.
Усмешечка на лице Колючки превратилась в гадкую улыбочку:
– А кто мне все уши прожужжал: мол, вернусь из похода богачом, а?
Вот это сейчас обидно было.
– Я не пошел в поход.
– Струсил, что ль? Никогда бы не подумала на тебя!
А вот это еще обиднее было. Она всегда знала, как достать его.
– Нет. Меня не взяли, – прорычал он.
Колючка расхохоталась – видно, выпендривалась перед королевой. А что, она ж все время распространялась насчет того, какая та замечательная и потрясающая.
– А я-то! Я-то чуть от зависти не померла, думала, щас увижу прославленного героя, и что? Смотрю – а передо мной пьяный нищий парнишка стоит-шатается! Ха!
Бранда словно изнутри холодной водой окатили – и он протрезвел быстрее, чем если бы из ведра в лицо плеснули. Он нищий, да. И потому-то ему так обидно.
А Колючка все хихикала – как же, уела врага!
– Ты всегда был идиотом! Хуннан лишил меня места на корабле, а ты-то как свое проворонил?
Бранд бы с огромным удовольствием рассказал, как он потерял место. С огромным удовольствием он бы проорал это ей в лицо. Вот только нужных слов не нашлось, потому что из груди его вырвался звериный рык, и становился он громче и громче, пока не загудела от него и грудь, и самый зал вокруг, и он оскалился и стиснул зубы так, что казалось, еще чуть-чуть – и они раскрошатся. А Колючка подняла щит и мрачно глядела на него поверх кромки – как на безумца. А может, он и вправду сошел с ума.
– Начали! – гаркнул Ральф.
И Бранд бросился на нее, отбил ее меч, ударил в щит так, что щепки полетели. Она извернулась, и как быстро, она всегда двигалась быстро, змеища, отскочила, чтоб удобнее замахнуться, – но в этот раз он не сомневался.
Удар пришелся в плечо, но он его почти не почувствовал, заорал и пошел вперед, мутузя ее и так и эдак, а она отступала, спотыкаясь, щиты скрипели друг о друга, и он чуть над полом ее не поднял, когда Колючка запнулась за веревку и со всей дури впечаталась спиной в стену. Она попыталась вывернуться и освободить меч, но он жестко держал его над плечом, а потом ухватился левой за ее щит и с силой дернул вниз. Они сошлись слишком близко, чтобы биться мечами, и он отбросил свой деревянный клинок и принялся месить ее как тесто, вымещая на Колючке весь свой гнев и разочарование, словно бы перед ним был Хуннан, или Ярви, или эти так называемые друзья, которые так выгодно для себя промолчали и украли его мечты и его будущее.
Он ударил ее в ребра, и она застонала, он ударил еще, и она согнулась пополам, глаза полезли из орбит, он ударил еще, и она с грохотом рухнула на пол, кашляя. И блеванула ему на ноги. Он бы ей еще и пинков навешал, но Ральф зажал локтем его шею и отволок в сторону:
– Довольно.
– Ага, – пробормотал он, обмякая. – Более чем.
И стряхнул щит с руки, и разом нахлынул ужас: что ж я сделал-то?! Гордиться тут было нечем, он прекрасно знал, каково это, когда тебя так отделали на тренировке. Может, он все-таки еще что-нибудь от отца унаследовал. Во всяком случае, сейчас он точно не пребывал в свете, нет, не пребывал от слова совсем.
Королева Лайтлин горько вздохнула, Колючка все еще перхала и сплевывала. Королева развернулась на своем высоком табурете:
– Долго же я тебя ждала…
И только тут Бранд заметил, что за поединком наблюдает кто-то еще – кто-то, кто примостился в темном уголке, совершенно невидимый в своем плаще из лоскутов всех цветов серого.
– Я прихожу в час нужды. Или когда меня меньше всего ожидают.
Голос из-под капюшона принадлежал женщине. Какой странный акцент…
– Или когда я очень голодна.
– Ты видела это? – спросил Ярви.
– Сомнительная честь, но да, видела.
– И что скажешь?
– Она – дура несчастная. В сердце пусто, там только гнев и гордыня. Она самоуверенна – и в то же время не верит в себя. Она себя не знает, совсем.
И женщина в тени сдвинула капюшон. Оказалось, у нее черная кожа, лицо изможденное, словно она и впрямь месяцами голодала. Волосы стрижены коротко, топорщатся седоватой гривкой. Незнакомка запустила в ноздрю длинный указательный палец, долго ковырялась, придирчиво оглядела вытащенное, а потом отщелкнула в сторону.
– Короче. Девка – глупая. Пень пнем. И даже хуже. Пни – они обычно тихонько себе гниют, а от этой дуры – сплошной вред.
– Я все слышала, – прошипела Колючка, как раз пытавшаяся встать на четвереньки.
– Вот и лежи там, куда тебя пьяный мальчишка уложил, – и женщина улыбнулась Бранду, как акула – сплошные зубы во рту, аж страшно. – А он мне нравится, хм. Смазливый и отчаянный. Прям как я люблю.
– Ну а она на что-нибудь сгодится? Можно с ней что-то сделать? – поинтересовался Ярви.
– Сделать-то можно, вопрос, какой ценой.
И женщина отлепилась от стенки. Странная у нее походка была – она покачивалась, дергалась и извивалась, словно танцуя под слышную одной ей музыку.
– Сколько вы мне заплатите, чтобы я занялась ее бесполезной тушкой? Вот в чем вопрос. И потом, ты и так у меня в долгу.
И длинная рука выдернула из-под плаща какую-то штуку и протянула королеве.
Это была шкатулка размером с голову ребенка – темная, идеальной квадратной формы, с гравированной золотом надписью на крышке. Бранд понял, что не может оторвать глаз от этой странной вещи. Пришлось буквально одернуть себя – так хотелось подойти и посмотреть поближе. Колючка тоже таращилась. И Ральф. И королевины трэли. Так смотрят на жуткую смертельную рану – вроде как ужас, но глаз не отвести. Никто из них, естественно, не умел читать, но тут не нужно быть служителем, чтобы понять: это эльфийские буквы. Эти письмена начертали задолго до Божьего Разрушения.
Отец Ярви тяжело сглотнул, протянул к шкатулке больную руку и единственным пальцем осторожно поддел крышку. Та откинулась. То, что там лежало, испускало бледный свет. В этом свете тени на лице служителя, казалось, залегли еще глубже, когда он изумленно приоткрыл рот. Этот свет отразился в расширенных от изумления глазах королевы Лайтлин – а Бранд-то думал, что эту женщину ничем не удивить…
– Клянусь всеми богами, – прошептала королева. – Оно и впрямь у тебя.
Женщина отвесила картинный поклон, пола плаща скользнула по полу, разметая пыль и солому.
– Я держу обещания, о самая золотая из королев…
– Значит, оно… работает?
– Желаете ли вы, чтобы оно поменяло цвет?
– Нет, – быстро сказал отец Ярви. – Пусть поменяет цвет перед Императрицей Юга, не раньше.
– Остается вопрос…
Не отводя глаз от шкатулки, королева протянула женщине сложенный листок бумаги:
– Все твои долги прощены.
– Именно этот вопрос я и хотела задать…
И чернокожая нахмурилась, осторожно взяв листик двумя пальцами.
– Меня часто называли ведьмой, однако вон оно – настоящее колдовство: клочок бумаги стоит мешка золота…
– Времена меняются… – пробормотал отец Ярви и захлопнул шкатулку.
Свет тут же погас. И только тогда Бранд понял, что стоял, затаив дыхание. И медленно выдохнул.
– Набери нам команду, Ральф, ты знаешь, какие люди нам нужны.
– Стойкие и крепкие, полагаю, – заметил старый воин.
– Гребцы и солдаты. Изгои и отчаявшиеся. Мужчины, которые не падают в обморок при мысли о кровопролитии – и при виде крови. Нам предстоит долгий путь, и слишком многое зависит от того, чем закончится путешествие. Мне нужны люди, которым нечего терять.
– Вот это мне нравится! – и чернокожая хлопнула себя по бедрам. – Возьмите в команду меня, не пожалеете!
И она прозмеилась между табуретами и, все так же вихляя, скользнула к Бранду. На мгновение рваный плащ распахнулся, и под ним блеснула сталь.
– Угостить тебя выпивкой, парень?
– Парень уже и так угостился, ему хватит.
Королева Лайтлин смотрела прямо на него, и четверо ее рабов тоже. Бранд с трудом сглотнул, во рту все еще стоял вкус рвоты, но сейчас стало очень, очень сухо.
– Я родила двоих сыновей от первого мужа, за что буду ему всегда признательна, но должна сказать – он слишком много пил. Выпивка делает плохого человека еще хуже. И портит хорошего.
– Я… я решил бросить пить, моя королева, – промямлил Бранд.
Он знал, что обратного пути нет. С выпивкой, нищетой, работой в доках покончено.
Черная женщина разочарованно надула щеки и фыркнула. И пошла к дверям:
– Я смотрю, у нынешней молодежи совсем плохо с честолюбием.
Лайтлин даже ухом не повела.
– Ты дерешься, как один мой старинный друг.
– Благодарю…
– Не благодари. Мне пришлось его убить.
И королева Гетланда величественно выплыла из зала, а следом за ней ее рабы.
– Мне нужно команду собирать.
И Ральф взял Бранда под руку.
– А тебя, парень, уже канава заждалась…
– Канава как-нибудь переживет без меня.
Ральф, конечно, был мужик сильный, но Бранд даже на дюйм не сдвинулся. Он прекрасно запомнил, как это – сражаться, каков он – вкус победы. И теперь точно знал, что такое поступать правильно и что такое благое дело.
– С тобой удача, старик, – сказал он. – Так что считай, что одного человека в команду ты уже нашел.
Ральф презрительно отфыркнулся:
– Это тебе не увеселительная прогулка, парень, и даже не поход на Острова. Мы поплывем вверх по Священной реке и вниз по Запретной, и нас ждут волоки в ее верховьях. Мы отправляемся к князю Калейвскому. И к Императрице Юга, что сидит в Первогороде! Вот куда лежит наш путь! Неисчислимые опасности подстерегают нас! А что случится, если самый могущественный человек в мире узнает, что мы ищем, с кем объединиться против него? Перед нами – месяцы пути. И неизвестно, вернемся ли мы домой.