твет:
– Это мама.
– Не могу поверить!
Ральф принялся судорожно расчесывать бородищу пятерней, буро-седая волосня упрямо не поддавалась и оставалась спутанной, как пакля.
– О, сударыня, если вас не смутит комплимент от старого воина, не знающего слов любви, позвольте сказать: красота ваша освещает эти доки, как лампа, сияющая во… ээээ… тьме.
Он быстро оглядел серебряный ключ на матушкиной груди:
– Ваш муж, должно быть…
Матушку Колючки комплимент не смутил вовсе. Ей очень хотелось услышать много-много слов любви.
– Умер, – быстро объяснила она про мужа. – Восемь лет прошло с тех пор, как снесли мы его на кладбище.
– Как жаль! – Сожаления в голосе Ральфа почему-то не чувствовалось. – Я Ральф, кормчий «Южного ветра»! Что до команды, то да, выглядят они сущими грубиянами, но я, знаете ли, тихоням не верю. Этих людей я отобрал лично и могу вас заверить – каждый из них знает свое дело. А Колючка будет сидеть на скамье прямо у меня под носом, и я клятвенно обещаю относиться к ней как к собственной дочери – с отеческой теплотой и твердостью!
Колючка закатила глаза, но кто на нее смотрел.
– У вас есть дети? – заинтересовалась матушка.
– Двое сыновей, но прошли годы с тех пор, как я видел их в последний раз! Увы, злая судьбина разлучила меня с моими домашними очень и очень давно.
– А давай судьбина тебя и с моими домашними разлучит, а? – прорычала Колючка.
– Тихо ты, – прошипела матушка, не отрывавшая глаз от Ральфа. Точнее, от толстенной золотой цепи, болтавшейся у него на шее. – О, как утешительно знать, что мужчина ваших достоинств приглядывает за моей ненаглядной доченькой. Нрав у нее вспыльчивый, но Хильд – все, что у меня осталось.
Щеки Ральфа давно покраснели от крепкого морского ветра и не менее крепкого эля, но Колючка с изумлением увидела, как залилось краской выдубленное непогодой лицо.
– Что до многих достоинств, то тут многие с вами не согласятся, моя госпожа, а вот что касается дочки, то тут я вам обещаюсь не подвести и сдержать слово!
Матушка жеманно заулыбалась:
– О, ваше обещание согрело мне сердце!
– Боги… – прошипела Колючка, отворачиваясь.
Она терпеть не могла, когда вокруг нее суетились, но когда ее не замечали, она вовсе не переносила.
Брюньольф Молитвопряд зарезал какое-то несчастное животное и теперь кропил его кровью фигуру голубки на носу «Южного ветра». Он размахивал красными по самые запястья руками и завывал какие-то песнопения во славу Матери Море, и Той, что прокладывает Курс, и Той, что направляет Стрелу, а также дюжине мелких богов, чьи имена Колючка слышала впервые. Молиться она не умела и не любила, к тому же искренне сомневалась, что погоде есть какое-то дело до этих гимнов.
– Как девушка попала на боевой корабль?
Она обернулась и увидела молоденького парня, который незаметно подкрался со спины. Судя по виду, лет четырнадцати, не больше, худенького, с умными глазами. И немного дерганого. Соломенные волосы лежали копной, а на остром подбородке пробивалась первая щетина.
Колючка нахмурилась:
– Ты хочешь сказать, что мне здесь не место?
– Не я людей отбираю, так что дело не мое.
И он пожал плечами, в голосе не слышалось ни страха, ни пренебрежения.
– Я просто спросил, как у тебя получилось, вот и все.
– Оставь ее в покое!
Невысокая стройная женщина подошла и резво наподдала парнишке по уху.
– Я что сказала? Иди, чем-нибудь полезным займись!
На шейном шнурке у нее болтались бронзовые гирьки. Они позванивали, пока она пихала мальчишку в сторону «Южного ветра». Раз гирьки – значит, купчиха. Или лавкой владеет. И не обвешивает покупателей.
– Меня зовут Сафрит, – сказала она, уставив руки в боки. – Парень, который тебя вопросами донимал, – мой сын Колл. Он еще не понял, что чем больше учишься, там больше знаешь, что ничего не знаешь. Он не хотел тебя обидеть.
– Я тоже, – отозвалась Колючка. – Но вокруг меня вечно неприятности случаются, не знаю, почему.
Сафрит широко улыбнулась:
– Бывает. Я буду готовить и присматривать за провизией и грузом. Груз не трогать, хорошо?
– А я думала, наша цель – разжиться друзьями… Выходит, у нас и товар на борту есть?
– Меха, древесная смола, моржовый клык и… кое-что еще.
И Сафрит кинула мрачный взгляд на обитый железом сундук, прикованный к мачте.
– Мы отправляемся в путь ради Отче Мира, но… королева Лайтлин оплатила экспедицию.
– Ага! Уж эта женщина, завидев прибыль, мимо не пройдет!
– С чего бы мне проходить мимо?
Колючка резко развернулась и оказалась лицом к лицу с королевой. Их разделяло не более шага. Некоторые люди смотрятся импозантнее издалека, а вот Лайтлин – нет. Она сияла, подобно Матери Солнцу, и взгляд ее был суров, как у Матери Войны, на груди сверкал огромный ключ от сокровищницы, а за спиной теснились и очень неодобрительно поглядывали ее рабы, охранники и слуги.
– Б-боги мои… В смысле, прощения просим. Моя королева…
И Колючка неловко припала на одно колено, щеки ее вспыхнули, она потеряла равновесие и чуть не вцепилась в шелковые юбки Лайтлин, пытаясь не рухнуть наземь.
– Извините, у меня на колени вставать не очень получается…
– А ты потренируйся.
Королева совершенно не походила на Колючкину матушку, хотя возраста они были одинакового: Лайтлин – твердая, испускающая сияние, подобно огненному бриллианту, в речах прямая, как удар кулаком в челюсть. А матушка – мягкая и осмотрительная.
– Для меня большая честь – плыть на корабле, находящемся под вашим покровительством, – выпалила Колючка. – Клянусь, я верой и правдой послужу вашему сыну… то есть отцу Ярви, – ведь он больше не считался ее сыном. – Я сослужу вашему служителю добрую службу…
– Ты – та самая девица, что поклялась дать хорошую трепку этому парню – ровно перед тем, как он хорошенько отделал тебя? – И Золотая королева насмешливо заломила бровь. – Дурак хвастается тем, что собирается сделать. Герой – делает, что должен, без лишних слов.
Она щелчком пальцев подозвала одного из слуг и что-то тихо проговорила. И пошла прочь, не оглядываясь по сторонам.
Колючка так и осталась бы стоять на коленках, но Сафрит вздернула ее на ноги, подхватив под локоть.
– А ты ей нравишься!
– Как же она разговаривает с теми, кто ей не нравится?
– Молись, чтобы никогда не узнать этого.
И тут Сафрит схватилась за голову, ибо увидела, как сыночек быстро и ловко, как обезьянка, взобрался по мачте, уселся на рее на самой верхотуре и стал проверять крепость узлов на свернутом парусе.
– Черт тебя раздери, Колл, немедленно слезь оттуда!
– А ты сама сказала мне: иди и займись чем-нибудь полезным!
И мальчишечка отпустил рей обеими руками, чтобы экстравагантно пожать плечами и развести ладошки в стороны.
– И какая от тебя будет польза, ежели ты сверзишься вниз, дурачина?
– Я безмерно рад видеть тебя.
Колючка снова обернулась. Это был отец Ярви. Странная лысая старуха стояла рядом с ним.
– Я же поклялась, нет? – процедила она в ответ.
– Сослужить мне любую службу, насколько я помню.
Чернокожая старуха тихонько хихикнула:
– Надо же, какая расплывчатая формулировка…
– А то, – усмехнулся Ярви. – Рад видеть, что ты начала знакомиться с ребятами из команды!
Колючка огляделась по сторонам и недовольно скривилась: матушка с Ральфом вели оживленную беседу и не собирались прерывать ее.
– А как же. Успела переговорить с парой благородных мужей.
– Благородство переоценивают. Вы со Скифр уже познакомились?
– Ты Скифр?! – Колючка вытаращилась на чернокожую так, словно впервые увидела ее. – Та самая воровка? Похитительница эльфийских реликвий? Убийца? Это за тобой охотится праматерь Вексен?
Скифр понюхала пальцы, все еще испачканные пометом, и нахмурилась, словно никак не могла взять в толк, как он мог оказаться у нее на руках.
– Воровка? Ничего подобного. Эти реликвии просто валялись в Строкоме. Вот пусть мне эльфы иск и предъявляют. Что до убийцы… знаешь, в чем разница между убийцей и героем? В том, насколько высокородны были ими убитые. Что же до охоты на меня, то благодаря общительному нраву я сделалась весьма популярна! Отец Ярви нанял меня… словом, для нескольких дел, и среди них – хотя я понятия не имею, зачем ему это сдалось… – и тут она прижала длинный палец к груди Колючки, – … научить тебя драться.
– Я умею драться, – прорычала Колючка, пытаясь расправить плечи.
Ей казалось, что она выглядит очень воинственно. Скифр запрокинула бритую голову и расхохоталась.
– Это как вы в том сарае друг против друга топтались? Нет уж, спасибо, речь не об этом. Отец Ярви платит мне за то, чтобы ты стала смертельно опасной.
Рука Скифр метнулась с ошеломительной скоростью, и Колючка получила затрещину – да такую, что улетела и треснулась спиной о бочку.
– За что? – спросила она, потирая горящую щеку.
– Твой первый урок. Будь всегда наготове. Если я могу ударить тебя, ты заслуживаешь того, чтобы тебя ударили.
– Я так понимаю, что к тебе это тоже относится.
– А как же, – широко улыбнулась Скифр.
Колючка бросилась на нее, но поймала лишь воздух. Она споткнулась, рука вдруг вывернулась за спину, а склизкие доски причала врезались в лицо. Боевой клич превратился в удивленный писк, а потом, когда ей зверски перекрутили мизинец, в долгий стон боли.
– Ты до сих пор считаешь, что мне нечему тебя научить?
– Нет! нет! – заскулила Колючка, беспомощно извиваясь – пронзительная боль скрутила каждый сустав вывернутой руки. – Я очень хочу учиться!
– Что ты выучила на первом уроке?
– Если тебя бьют, значит, заслужил!
Палец отпустили.
– Боль – лучший учитель, скоро сама увидишь.
Колючке удалось встать на колени. Она затрясла рукой, которая еще дергала болью, подняла взгляд – и увидела, что над ней стоит старый знакомец Бранд, с мешком за плечами и широкой улыбкой на лице.