– Отлично поработали, – сказал Ральф, и голос его отозвался странным эхом. – По мне, так мы еще можем сбить команду из этой толпы дурней и увальней…
И он фыркнул, и смех его подхватили, и вскоре все уже хохотали, хлопали друг друга по плечам и обнимались, потому что знали: поработали и впрямь на славу, плечом к плечу, и общий труд связал их новыми узами.
– Добрый дом из него вышел, – одобрительно похлопал Доздувой по доскам корпуса над головой.
– И я благодарен за этот кров – собачья ж погода, – добавил Одда.
Дождь уже вовсю колотил по доскам, с леера, ставшего стрехой крыши, потоками лилась вода. Гром заурчал совсем рядом, и между бочонками завыл ледяной ветер. Колл прижался теснее, и Бранд положил ему руку на плечи – он так всегда Рин успокаивал, когда они были совсем маленькими и скитались без крыши над головой. Еще он почувствовал, как с другого боку костлявым плечом прижалась Колючка, вон она как дышит тяжело, и он хотел положить руку на плечи и ей, но потом передумал: а ну как и вправду кулаком по роже двинет?..
Может, ему и впрямь надо было не молчать, а сказать правду. Что это он все рассказал отцу Ярви. И что из-за этого потерял место на ладье. Может, она б тогда перестала пихаться веслом. Или хотя бы не лаялась так обидно!
Но, знают боги, он не по этому делу – трудно ему вот так вот взять и что-то сказать. И, знают боги – причем еще лучше, чем про него, что Колючке тоже трудно вот так вот просто взять и сказать что-то. Ну и потом, дело прошлое, а ворошить прошлое – ну его… ну и потом, разве это называется творить добро – вот так вот взять и объявить, что она у него в долгу?
Потому-то он и молчал, и ее плечо упиралось в его плечо, а потом он почувствовал, как она вздрогнула – что-то тяжелое ударило в корпус корабля.
– Град, – прошептала Скифр.
Стук стал громче, потом еще громче, и вот уже по доскам бабахало, как топором по щиту, и все боязливо поглядывали вверх, или прижимались к земле, или закрывали головы руками.
– Вы только гляньте на это.
И Фрор поднял и показал всем каменюку, что закатилась под корабль – здоровенный, торчащий сколами и неровностями кусок льда величиной с кулак. Там, снаружи, совсем смерклось, но Бранд видел, как огромные градины перепахивают влажную землю, подскакивают и катятся в разные стороны.
– Думаешь, боги прогневались на нас? – испугался Колл.
– Это просто замерзший дождь, – объяснил отец Ярви. – Боги ненавидят тех, кто не думает наперед, и помогают тем, у кого есть хорошие друзья, добрые мечи и здравый смысл. Так надо беспокоиться не о том, что могут сделать боги, а о том, что ты можешь сделать сам. Вот такой совет я дам тебе, Колл.
И все равно, вокруг многие стали молиться. Он бы и сам был не прочь, но у него с богами как-то все время не складывалось. Скифр, кстати, подвывала аж на трех языках, причем ни одного из них Бранд не понимал.
– Ты молишься Единому Богу или многим? – спросил он.
– Да всем понемногу. И рыбобогу банья, и древесным духам шендов, и великому восьмирукому Топалу алюков – они считают, что он сожрет мир в конце времен… А что, лишних друзей не бывает, как ты считаешь?
– Ну… да, наверное…
Доздувой выглянул из-под корабля и грустно помотал головой:
– Я стал поклоняться Единому Богу, потому что ее служители сказали: она принесет мне удачу.
– Ну и как, принесла? – спросил Колл.
– Да пока не особо, – ответил здоровяк. – Но, может, это от того, что я проявил недостаточно рвения.
Одда сплюнул:
– Единому Богу как ни поклонишься – все не подходит, еще ниже надо.
– В этом она весьма схожа с бабушкой Вексен, – пробормотал Ярви.
– А ты кому молишься? – тихонько спросил Колючку Бранд.
Потому что ее губы шевелились, пока она держалась за что-то висевшее на шее.
Он увидел, как блеснули ее глаза, когда она к нему повернулась:
– Я не молюсь.
– А почему?
Она помолчала. Потом ответила:
– Я молилась за моего отца. Каждое утро и каждый вечер, каждому богу, имя которого я знала. Дюжине этих ублюдков. И он все равно погиб.
Она отвернулась и отодвинулась, и между ними образовалась темная пустота.
Снаружи свирепствовала буря.
Всегда готов
– Боги… – прошептал Бранд.
По обоим берегам реки вздымались эльфийские руины: нависали над водой башни, громоздились каменные кубы и плиты, блестело под белесым солнцем эльфийское стекло.
Здесь Священная разливалась настолько широко, что казалась озером, из отмелей торчали, подобные обломанным зубам, развалины, железные балки, как скрюченные пальцы, тянулись к небу. Все затянуло зеленой сетью ползучих растений, среди руин проросли молодые деревья, отовсюду лезли старые, густые кусты ежевики. Птицы молчали, даже насекомые не гудели над гладкой, как черное стекло, водой, только от весел оставалась рябь и круги, и с каждым ударом Колючка ежилась: отчего-то казалось, что за ними следят. Из каждого мертвого окна.
Всю жизнь ей говорили: держись подальше от эльфийских руин. Вот тут даже отец с матерью соглашались. Моряки ежедневно рисковали, идя слишком близко к Гетландскому берегу, – лишь бы обогнуть подальше заколдованный остров Строком, куда Община запретила высаживаться. Ибо там человека поджидают болезнь и смерть, и кое-что похуже смерти, ибо эльфы владели магией настолько сильной, что сумели расколоть Бога и уничтожить мир.
И вот они плывут, сорок человечков на деревянной скорлупке, мутят веслами воду среди эльфийских руин, величественней которых Колючка в жизни не видела.
– Боги, – снова пискнул Бранд, оглядываясь через плечо.
Впереди был мост. Если, конечно, можно назвать такую громадину мостом. Раньше он перекрывал реку одним невозможным, головокружительным в своей длине пролетом – тонкая лента его висела между двумя величественными башнями, рядом с которыми высоченный шпиль цитадели Торлбю казался игрушечным. Но мост обрушился столетия назад, и каменные глыбы величиной с дом повисли на перепутанных металлических тросах. Одна из них тихонько покачивалась и все поскрипывала, поскрипывала, пока они проплывали под ней…
Ральф вцепился в кормовое весло и таращился, раскрыв рот, на нависшую над ним громадину башни. Даже пригнулся немного, словно бы боялся, что она обвалится и погребет под собой крохотный корабль с муравьишками-людьми на борту.
– Да уж, если надо вспомнить, какой ты на самом деле маленький, это то самое место… – пробормотал кормчий.
– Это же город, целый город, – прошептала Колючка.
– Эльфийский город Смолод.
Скифр расположилась на корме, рядом с рулевым веслом. Старуха тщательно рассматривала ногти, словно бы эльфийские развалины, подавляющие размером разум и сердце, не заслуживали ее внимания.
– Во времена до Разрушения Божьего тысячи эльфов жили здесь. Тысячи тысяч. И здесь горело множество огней, зажженных их магией, и воздух полнился пением их машин и дымом из огромных печей и кузниц.
Она горько вздохнула.
– Все погибло. Все кануло в прошлое. И так случается со всем – великим и малым. Смерть – вот единственное, что ждет нас всех без изъятия…
Над водой виднелся погнутый металлический лист на ржавых стойках. Он был весь расписан – какими-то стрелками, словами, выведенными крупными эльфийскими буквами. Краска облупилась, но все равно это выглядело как предупреждение об опасности, хотя какой, Колючка сказать не могла.
Ральф бросил за борт щепку, проследил, как она уплывает – прикидывал, с какой скоростью они идут. Потом сдержанно кивнул. В этот раз ему даже не понадобилось подбадривать – в смысле, материть – команду, все и так гребли резво. Казалось, корабль ожил и заговорил: команда шепотом молилась, ругалась и хваталась за талисманы, и все это на дюжине языков. А вот Скифр, обычно накоротке со всеми богами, не терявшаяся ни в какой ситуации, на этот раз решила оставить небеса в покое и молчала.
– Оставьте ваши молитвы на потом, – заметила она. – Здесь безопасно.
– Безопасно? – охнул Доздувой, хватаясь за священный знак у себя на груди.
И отпустил весло, которое тут же треснулось о весло соседа.
– Я эльфийские руины вдоль и поперек облазила. За это хорошо платили.
– Некоторые сказали бы, что ты еретичка, – заметил отец Ярви, поглядывая исподлобья.
Скифр улыбнулась:
– Ересь и прогресс очень схожи. У нас на юге нет служителей, никто не лезет в такие дела. А богачи охотно раскошеливаются, если привезти им пару эльфийских реликвий. У Императрицы Теофоры, кстати, их приличная коллекция. Но из руин на юге уже все растаскали, подчистую. А вот развалины на берегах моря Осколков – вот тут есть что поискать. Они стоят нетронутые, некоторые – со времен Разрушения Божьего. А уж что там можно отыскать…
И она поглядела на окованный железом сундук, намертво прикованный цепями к мачте. Колючка тут же припомнила шкатулку и то, как та светилась. Наверняка в сундуке что-то, извлеченное из запретных подземелий вот такого мертвого города… И в той штуке заключена магия, страшная, способная уничтожить мир… Колючку аж передернуло от этой мысли.
А Скифр улыбнулась еще шире:
– Если хорошо подготовиться, в эльфийских городах менее опасно, чем в человеческих.
– Говорят, что ты ведьма.
И Колл сдул стружку с дощечки, на которой что-то вырезал, и поднял взгляд.
– Да что ты?
И Скифр так широко распахнула глаза, что вокруг радужки белки показались.
– Знаешь, когда люди «говорят», очень трудно различить правду и ложь, так тесно они сплетаются…
– Ты ж сама говорила, что умеешь колдовать.
– Говорила. И да, – я могу причинить много вреда – и гораздо меньше пользы. Вот такое оно, колдовство.
– А можешь что-нибудь показать, а?
Скифр презрительно фыркнула:
– Ты молод и безрассуден и не знаешь, о чем просишь, мой мальчик.
Они шли в тени высоченной стены, основание которой уходило в реку, а обрушенная верхняя часть топорщилась спутанными металлическими прутьями. Вверх уходили ряды окон, похожих на пустые глазницы.