– Ага, вернешься с грудой сокровищ…
Он подмигнул:
– О моих подвигах будут петь песни, а еще я приведу дюжину лучших рабов…
– Ну и где они будут спать?
– В большом каменном доме, который я куплю! Рядом с крепостью!
– И у меня будет целая комната для одежды, – пробормотала она, оглаживая кончиками пальцев плетеную стену.
Да уж, хибарка у них так себе, но они и за такую богам признательны. Знавали они времена, когда ночевать приходилось под открытым небом.
Бранд тоже улегся. И поджал колени – потому что иначе ноги с конца лавки свешивались. Вытянулся он. И тоже развернул свой вонючий обрывок одеяла.
И не выдержал:
– Рин. Я, похоже, сегодня что-то не то сделал.
Да уж, не умел он хранить секреты. В особенности от сестренки…
– Что на этот раз?
Он принялся ковыряться пальцем в дырке на несчастном одеяле:
– Я… правду сказал.
– Про что?
– Про кого. Про Колючку Бату.
Рин прикрыла ладонями лицо:
– Да что ж между вами происходит-то…
– В смысле? Да она мне даже не нравится, ты о чем?
– Она никому не нравится. Она как заноза в заднице. Но ты-то зачем к ней лезешь?
– Судьба нас сводит, а не я к ней лезу…
– А ты не пробовал просто развернуться и отойти от нее подальше? Она убила Эдвала. Убила. Он умер, Бранд.
– Я знаю. Я там был и все видел. Но это не убийство. И что мне было делать, ты же у нас умная, скажи, а? Держать рот на замке, как все остальные? Промолчать, чтобы ее камнями раздавили? Нет, мне такой камень на душу не надобен!
И тут понял, что почти кричит, такой в нем бурлил гнев. И уже тише добавил:
– Я не мог поступить иначе.
Они долго смотрели друг на друга и мрачно молчали. Огонь в очаге прогорел, головешка рассыпалась, выпустив сноп искр.
– Почему тебе вечно больше всех надо? Что, больше некому было правду сказать?
– Похоже, что нет.
– Ты всегда был добрым и честным парнем.
Рин перевернулась на спину и уставилась в дыру на крыше, куда вытекал дым. Оттуда проглядывало звездное небо.
– А теперь ты стал добрым и честным мужчиной. Потому-то у тебя все и идет наперекосяк. Ты постоянно хочешь, как лучше, а получается… получается хуже некуда. Ты кому рассказал-то про это?
Он сглотнул. И не решился посмотреть ей в глаза, вместо этого уставившись в дымоход – словно там что интересное можно высмотреть.
– Отцу Ярви.
– Боги, Бранд! Ты полумер не признаешь, как я погляжу…
– А смысл? – пробормотал он. – Ну, все ж уладится, правда?
Он очень, очень хотел, чтобы она ответила: да, все будет хорошо.
Но она просто лежала и смотрела в потолок. Поэтому он снова взял в руки книжал и стал смотреть, как свет очага переливается на стали.
– Отличная работа, Рин, правда.
– Спи, Бранд.
На колени
– В любой непонятной ситуации становись на колени.
Как и положено кормчему, Ральф правил рулевым веслом, возвышаясь на корме.
– Прям бухайся на колени и так и стой.
– На колени, – пробормотала Колючка. – Понятненько.
Она сидела у ближнего к корме весла – работы много, почета мало, неусыпный надзор Ральфа обеспечен. Она все ерзала на скамье, то и дело оглядываясь: очень уж хотелось увидеть Скегенхаус. Но в воздухе стоял влажный туман, и только призрачные видения сменялись в темноте. Размытые очертания знаменитых эльфийских стен. Блеклый контур огромной Башни служителей.
– В общем, лучше тебе вообще с колен там не вставать, – поучал Ральф. – И всех богов ради, держи рот на замке. А то ляпнешь что-то не то праматери Вексен, и с тобой такое учинят, что лучше бы камнями в Торлбю завалили.
Корабль приближался к берегу, Колючка пригляделась и увидела, что по причалу кто-то ходит. Пригляделась еще раз – люди ходят. Потом еще – воины. Почетная стража, хотя больше похоже на тюремный конвой. «Южный ветер» ударил бортом в мокрые от дождя доски, пришвартовались, и отец Ярви со своей командой оборванцев сошел на берег.
К своим шестнадцати Колючка вытянулась так, что смотрела сверху вниз на большинство мужчин, но человек, который шагнул им навстречу, был на голову выше ее – настоящий гигант! С длинных седоватых волос и бороды стекал дождь, в белом мехе на плечах тоже блестели капли.
– Какая встреча, отец Ярви!
Голос чужеземца оказался странно звонким – и совсем не подходил такой громадине.
– Сколько лет, сколько зим с нашего последнего разговора…
– Три года, – сказал Ярви и поклонился. – Три года минуло с того разговора в Зале Богов, мой король.
Колючка растерянно заморгала. Говорили, что Верховный король – высохший старикашка, полуслепой калека, который боится, что его собственный повар отравит. Но тут явно вкралась какая-то ошибка. На тренировочной площадке их учили правильно оценивать противника, понимать, насколько он силен. Так вот, сильнее этого высоченного дядьки она не видела. Воин, настоящий воин – весь в шрамах, на перевязи с золотыми пряжками висят в ряд клинки… Вот это, она понимала, король!
– А как же, помню, помню, – покивал тот. – Как же не припомнить – такой грубости я отродясь не видал. Странное у вас, гетландцев, гостеприимство, да, мать Скейр?
Стоявшая рядом наголо бритая женщина смерила Ярви и его спутников презрительным взглядом и поморщилась, словно дерьмо унюхала.
– А это кто? – спросил гигант, заметив Колючку.
На самом деле, она не умела себя толком вести в обществе. Драки затевать у нее выходило хорошо, а насчет всего остального Колючка блуждала в потемках: мама, конечно, бесконечно нудела насчет всех этих поклонов и вежливого обхождения, и как нужно приличной девушке себя вести, и все такое, но слушала она вполуха – ее только мечи и драки занимали. Но Ральф сказал – чуть что, вставать на колени. Так что она неуклюже бухнулась на мокрый булыжник, а поскольку одновременно попыталась соскрести мокрые волосы с глаз, то ее повело, и она чуть не перекинулась.
– Мой король. Государь, я…
Ярви фыркнул:
– Это Колючка Бату. Шутом у меня подрабатывает.
– Ну и как, хорошо шутит?
– Не особо, если честно.
Гигант ухмыльнулся:
– Я всего лишь король, дитя мое. Один из многих. Королек, понимаешь ли, Ванстерланда, и зовут меня Гром-гиль-Горм.
Внутренности мгновенно завязались в тугой узел. Сколько лет она мечтала повстречать человека, который убил ее отца. И вот ее мечта сбылась – но как?! Она по собственной воле преклонила колени перед Крушителем Мечей, Творителем Сирот, злейшим врагом Гетланда, который раз за разом посылал своих убийц в набеги. Теперь-то она разглядела цепь у него на шее: длинную, можно четыре раза обмотаться. На ней висели навершия мечей тех, кого Гром-гиль-Горм убил в поединке. Среди прочих трофеев на цепи болталось навершие от того меча, что она хранила дома как зеницу ока.
Колючка медленно поднялась на ноги, пытаясь сохранить остатки достоинства. Был бы меч у пояса, Колючка б положила ладонь на рукоять. Но меча не было. Поэтому она вздернула подбородок и посмотрела врагу в глаза. Посмотрела, словно мечом ткнула.
Король Ванстерланда нависал над ней, как огромный волкодав над взъерошенным котенком:
– Я привык, что гетландцы меня презирают, но у этой девчонки в глазах очень холодная ненависть.
– Словно бы у нее к тебе есть дело мести, – усмехнулась Мать Скейр.
Колючка вцепилась в висевший на шее мешочек:
– Ты убил моего отца.
– Ах вот оно что, – пожал плечами Горм. – Ну да, я осиротил кучу детишек. Как его звали?
– Сторн Хедланд.
Она ожидала чего угодно – насмешки, угроз, ярости, а вместо этого грубые черты Горма озарились улыбкой:
– О, да это был поединок, достойный песни! Я каждый шаг, каждый удар помню! Хедланд был великий воин, достойный враг! Холодными утрами вроде этого у меня до сих пор болит раненая нога – его подарок! Но Матерь Война приняла мою сторону. Ее дыхание коснулось меня еще в колыбели. Предсказано, что смертному мужу меня не убить, и так оно и обернулось.
И он одарил Колючку широкой улыбкой, а рука его перебирала навершия мечей, играючи пропуская звенья цепи между большим и указательным пальцем.
– Смотри, мать Скейр, как вымахала дочка Сторна Хедланда! А годы-то идут, а?
– Еще как идут, – прищурилась служительница.
Голубые глаза ее смотрели очень холодно.
– Довольно рассказов о славном прошлом, – и Горм подчеркнуто вежливо повел рукой – мол, проходите первыми. – Верховный король ждет нас, отец Ярви.
И Гром-гиль-Горм повел их через киснущий под дождем порт, а Колючка плелась следом – замерзшая, мокрая до нитки, злая и беспомощная. Да уж, в таком расположении духа не до красот величайшего города моря Осколков. Если б ненавидящим взглядом можно было колоть, Крушитель Мечей уже б давно улетел бы, весь истыканный, в Последнюю дверь. Но взгляд не меч, им не убьешь, а ненависть опаляла не врага, а только саму Колючку.
Команда «Южного ветра» вошла в огромные ворота, потом миновала еще одни и вступила в длинный зал, где все стены увешаны были оружием – от полированного пола до головокружительно высокого потолка. Они шли и смотрели на древние, изъеденные ржавчиной мечи. На копья с истлевшими и разбитыми древками. Расколотые в щепы щиты. Некогда это оружие носили люди, по трупам которых Бейл Строитель, первый из Верховных королей, взобрался на свой трон. Оно принадлежало солдатам армий, погибших в сражениях с его потомками – когда те огнем и мечом распространяли власть короны от Ютмарка до Нижних земель, до Инглфолда и далее вдоль берегов моря Осколков. Сотни и сотни лет побед – вот о чем говорили все эти мечи и топоры и расколотые шлемы, хоть у них не было голоса. Но все прекрасно понимали о чем речь, и речь эта слышалась яснее, чем шепот служителя у трона, и громче, чем оглушающий ор Мастера клинков.
Слушайся Верховного короля, а то худо будет.
– Не скрою – я удивлен, – сказал вдруг отец Ярви. – Не ожидал, что Крушитель Мечей ходит в привратниках у Верховного короля.