Стремления пап к всемирному владычеству, споры и распри, возникавшие по разным поводам, больше относятся к гражданской истории, чем церковной, если бы все это не имело такого влияния на развитие церковной жизни. С одной стороны, здесь видно желание более четкого понимания веры и христианской нравственности, а с другой, еще большее уклонение от них. Необходимо было рассказать подробно о событиях, которые постепенно привели к разрыву между Западной Церковью и Восточной.
Заботы Карла Великого о просвещении своей страны принесли плоды, и при его преемниках много ученых мужей, замечательных богословов, трудились над распространением науки, обучали юношество, готовили благовестников для дальних стран, заботились об улучшении нравов. Ко двору франкских правителей переселялись ученые мужи с Британских островов, опустошаемых набегами датчан, разрушавших церкви, монастыри и училища. Вследствие этого просвещение, стоявшее там до того времени на достаточно высоком уровне, постепенно приходило к концу VIII и первой половине IX века, в упадок. Зато франкский двор сделался главным средоточием наук на Западе. Из множества знаменитых лиц, живших в это время, можно назвать Валяфрида Страбона, ученого толкователя Писания; Агобарда Лионского, Клавдия Туринского, Иону Орлеанского, много писавших о церковном благочинии и церковных обрядах, Рабана Мавра, замечательнейшего из учеников Алкуина по учености и горячей ревности к распространению просвещения, инока Пасхазия Радберта, Ратрамна, Ремигия Окзерского, Сервата Лупа, Анастасия Библиотекаря, знакомившего Запад с творениями греческих писателей; наконец, Иоанна Скота Еригена, уроженца Шотландии или Ирландии, глубочайшего мыслителя своего времени. Но, не унижая достоинства всех этих замечательных мужей, надо сказать, что их сочинения оставались почти бесплодными для большинства: все ученые писали по-латыни, книги их вращались в достаточно тесном кругу ученых богословов, а для христианского просвещения народа делалось очень мало. Но уже и то было отрадно, что франкское духовенство, до тех пор принимавшее участие преимущественно в государственных делах, теперь стало заниматься богословскими и церковными вопросами.
Ватопеди – средневековый византийский монастырь. Мистра, юг полуострова Пелопоннес
Такая деятельность стала поощряться еще при Карле Великом, и в некоторых богословских вопросах галликанское духовенство с императором во главе оспаривало мнение и правила, признанные папой, стремилось решать церковные вопросы самостоятельно и независимо от Рима. Агобард Лионский настаивал на необходимости тщательного изучения Священного Писания, боролся против суеверных обычаев, вошедших в жизнь Церкви. Клавдий Туринский, выступая против внешней обрядности в церковном богослужении, отвергал законность власти папы. Уроженец Испании, он провел несколько лет при дворе Людовика Благочестивого, который назначил его епископом в Турин, желая этим назначением доказать свое право вмешательства не только в политические, но и в церковные дела покорной ему Италии. Клавдий навлек на себя неудовольствие папы, выступив против папской власти, а также неудовольствие и всей своей паствы тем, что велел удалить из церквей иконы, порицая поклонение святым и чествование мощей св. угодников Божиих. Поступки Клавдия и его сочинения, в которых он смеялся не только над суевериями и предрассудками, но и над обрядами и обычаями, освященными церковным преданием, возбудили негодование. Иона Орлеанский, шотландец Дунгаль и другие писали на них возражения, осуждая Клавдия как последователя еретика Феликса Ургельского. Позднее протестанты стали чествовать Клавдия Туринского как одного из предвестников Реформации.
Два богословских спора привлекли к участию всех ученейших мужей того времени. Они впервые возникли в IX веке, но потом часто возобновлялись, особенно во время Реформации – о Евхаристии и о предопределении. До того никаким собором не было ясно определено понятие о Евхаристии. Пасхазий Радберт, благочестивый инок Корвийского монастыря, уже известный трудами по толкованию Священного Писания, издал книгу «О Теле и Крови Господа», в которой утверждал, что в Евхаристии присутствует не вид Тела и Крови, но действительно священнодействуется Тело, рожденное от Девы, распятое на Кресте и воскресшее из Гроба. Это возбудило возражения многих богословов Запада. Ратрамн Корвийский, Рабан Мавр, Иоанн Еригена оспаривали Пасхазия, объясняя, что в Евхаристии только вид или символ Тела и Крови Христа. Гинкмар Реймский и много других богословов разделяли мнение Пасхазия. Спор тянулся долго, вышло несколько сочинений по этому поводу, но Церковь своей властью не вмешалась в эти прения. Не последовало никакого решения, и ни одно из этих мнений не было осуждено. Два столетия спустя этот спор возобновил Беренгарий.
Иначе поступила церковная власть относительно другого спора. Некий Годешальк, сын саксонского графа, был с малых лет помещен в Фульдский монастырь, и родители за него дали обет, что он будет иноком. Достигнув зрелого возраста, он не почувствовал призвания к иноческой жизни, и собор в Майнце освободил его от обета, данного за него. Но против этого выступил настоятель Фульдского монастыря Рабан Мавр, и новый собор, отменив решение первого, дозволил Годешальку только перейти в другой монастырь, оставшись все-таки иноком. Тогда Годешальк начал изучать творения святых отцов, в особенности блаженного Августина. Один вопрос больше всего привлек его внимание – о предопределении. Основываясь на мнении Августина, который действительно очень ограничивает свободу человека, Годешальк пошел еще дальше и пришел к убеждению, что всякий человек заранее предопределен Богом или к вечному блаженству, или к вечному осуждению и что это предопределение ничем измениться не может. Это мнение дошло до Рабана Мавра, который в это время был уже архиепископом Майнцским. Он написал возражение и призвал Годешалька на собор в Майнц. Тот явился с изложением своего мнения. Оно было осуждено Собором как еретическое, а сам несчастный инок отправлен к Гинкмару Реймскому, к округу которого принадлежал его монастырь. Новый собор под председательством Гинкмара осудил мнения Годешалька и потребовал, чтобы он отрекся от них, но тот не согласился. Его били до тех пор, пока он, сломленный страданием, не бросил в огонь составленное им изложение своей веры. Но и после этого его осудили на пожизненное заточение. В монастыре, где его содержали как преступника, Годешальк умолял, чтобы ему было дозволено судом Божиим доказать справедливость его мнений. Ему предлагали прощение, если он согласится вторично отречься, но он остался тверд. Поступки Гинкмара возбуждали негодование. Часть духовенства защищала Годешалька. Некоторые богословы, такие, как Ратрамн и Серват Луп, открыто защищали его мнения. Сам заключенный инок обвинял Гинкмара в заблуждениях, искал покровительства папы. Несколько лет богословы препирались между собою о предопределении, а несчастный инок пробыл в заточении двадцать один год, до самой смерти, и тело его было лишено христианского погребения.
Здесь мы упомянули в первый раз о суде Божием. Этот обычай около того времени очень распространился в Средней Европе. К суду Божию прибегали обвиненные, как к высшему доказательству невинности и правоты. Были различные виды судов Божиих: с использованием холодной и горячей воды, огня, раскаленного железа, поединка и т. п. Испытание холодной водой состояло в том, что обвиненного бросали в реку. Если он шел ко дну, то его считали невинным и вынимали из воды, потому что считали, что вода не примет виновного. Это испытание употреблялось редко, как неточное. Чаще испытывали огнем, раскаленным железом, горячей водой. Обвиненный должен был из котла с кипящей водой вынуть положенное на дно кольцо или другой предмет, держать в руке раскаленное железо. Рука потом обвязывалась, и если через три дня не оставалось повреждения, то это считалось доказательством правоты. При поединках побежденный считался виновным. Вообще, в основании судов Божьих лежало стремление подвергнуть обвиняемого явной опасности, чтобы предоставить правосудию Бога заступиться за безвинного. Был даже суд Божий через Святое Причастие. Суды Божий состояли в ведении Церкви, обыкновенно происходили в церкви или на церковном дворе, в присутствии духовных лиц, которые особенными молитвами освящали предметы, служившие для этого. Против судов Божьих многие восставали уже с X века, однако этот обычай продолжался очень долго.
Кроме так называемого суда Божия были и другие обычаи, в которых проявлялось суеверие и превратное понимание закона и обязанностей христианских. Так, например, довольно распространен был обычай гадания по Священному Писанию (Sortes Sanctorum). Книги Священного Писания клали в церкви или на гробницы прославленных святых и, наложив на себя пост, совершив молитву, раскрывали книгу, и первый попавшийся текст считался предсказанием будущего, указанием на разрешение заданного вопроса. Был обычай крещения колоколов. Путешествиям к святым местам приписывалась такая спасительная сила, что богомолье в Рим или какой-нибудь знаменитый монастырь считалось достаточным для искупления грехов и даже преступлений. Эти мнения, однако, вызывали и опровержения. Вообще, в ту пору некоторые просвещенные и благочестивые епископы довольно много заботились о чистоте веры, о распространении просвещения и Священного Писания. Но добрым и здравым понятиям приходилось бороться с общим в народе стремлением к суеверию, с небрежностью и грубостью большей части духовенства, которое, мало понимая сущность закона Христа, превратно толковало его народу, пользовалось для корыстных целей его невежеством и суеверием. Из-за этого укоренилось много суеверных обычаев, внешность стала заменять истинный смысл христианского правила или постановления; исполнение внешнего обряда – внутренний, молитвенный подвиг души.
Главный надзор над нравственностью народа в то время принадлежал, конечно, духовенству. Епископам вменялось в обязанность хотя бы раз в год объезжать свою епархию, чтобы удостовериться, известны ли народу правила христианской веры, и наставлять его. К этому же присоединяли и право суда над проступками, нарушающими законы христианской нравственности. Вот как происходили во Франкском государстве так называемые синоды. Епископ через своего архидиакона извещал о времени своего прибытия в какую-нибудь местность. К этому времени туда собирались все те, которые имели нужду в его правосудии. После прибытия епископ избирал из общества семь мужей, пользовавшихся уважением. Они давали клятвенное обещание, что ск