Когда Рустаму сообщили о поражении, он собрал еще две большие армии – под руководством Джалинуса и другого прославленного воина, Бахмана.
Армию Джалинуса Абу Убайд встретил у Бакусиаса в округе Барусма (между Хирой и Вавилоном) и обратил в бегство. Навстречу мусульманам отправилась двенадцатитысячная армия во главе с Бахманом Джазавайхом (Джадуйе), которому Рустам, фактический правитель страны при несовершеннолетнем царе Йездигерде III, даже вручил национальную реликвию Ирана – «знамя Кавиев», сделанное из шкур пантер. Войско Бахмана было усилено мощью боевых слонов.
Персы подошли к наплавному мосту через Евфрат под Хирой и, осознавая свое преимущество, благородно, согласно тогдашнему кодексу воинской чести, предложили Абу Убайду выбрать место для сражения. Он, уверенный в своей победе, стал переправляться. Ему даже дали время для построения армии в боевой порядок, после чего 26 ноября началась битва. Ошибкой Абу Убайды стала переправа – из-за нее он не мог маневрировать и, будучи прижат к реке, после долгой битвы стал терять в инициативе. Много потерь у мусульман было от персидских слонов (их дико боялись арабские скакуны, которые, вставая на дыбы, сбрасывали всадников), и полководец лично, уже в отчаянии, прорвался к самому крупному, белому, слону и отрубил ему хобот. Слон упал, но при падении всей своей массой придавил Абу Убайду. Увидев гибель полководца, арабы запаниковали и, не слушая окриков полководцев, бросились к мосту. Один из воинов, желая перекрыть собратьям путь к отступлению и воодушевить их на смертельную битву, перерубил канат, и корабли, из которых был сделан мост, разошлись. Но такой поступок, вместо того чтобы подбодрить войско и заставить его биться до победного конца, вызвал среди воинов панику, и даже арабские историки расходятся в том, когда погибло больше арабов – на переправе, пытаясь перебраться вплавь, или в бою, пав под мечами персов.
Войско спасло от окончательного разгрома то, что аль-Мусанн с небольшой горсткой храбрецов сумел сдержать наступление, пока мост не был восстановлен. Погибло и потонуло, по разным оценкам, от 1800 до 4000 человек. Количество раненых не поддавалось счету, и около двух тысяч воинов, не желая больше в этом участвовать, отправились в Медину. Аль-Мусанн, принявший на себя командование, с оставшимся войском ушел в родные места, но персы его и не преследовали: сначала они хотели отдохнуть после битвы, в которой тоже понесли значительные потери, а потом вынуждены были вернуться в Иран (до них дошли вести о восстании в Аль-Медайне).
Омар, чувствуя общее настроение, не стал принимать никаких карательных мер, а наоборот, начал утешать дезертиров: «Поистине я защитник каждого верующего, лицом к лицу встретившегося с врагом, даже если его постигла неудача». Новое войско для войны в Иране собрать пока не удавалось, хотя для Сирии, где победы шли одна за другой, добровольцы всегда находились.
Примерно в это же время Омар издал указ об изгнании иудеев и христиан из Аравии. Он считал их «пятой колонной» и хотел на своей территории иметь мусульманскую умму, без всяких иноверцев. На оккупированных же территориях отношение к веротерпимости не изменилось, и иудеи с христианами спокойно могли признаваться в своей вере, а в некоторых городах храмы даже использовались по очереди для проведения христианских и мусульманских богослужений. Собственно, насильственное обращение в ислам не было выгодно Медине: мусульмане не платили налогов.
Через некоторое время Омар сумел договориться с Джариром ибн Абдаллахом, вождем племени баджила, которые хотя и приняли ислам незадолго до смерти Пророка, но не отреклись от него и даже помогали мединцам во время ридды, и тот отправился в Ирак с войсками аль-Мусанна. Новое появление арабов весьма удивило персов, которые уже были уверены, что проблема с кочевниками решена. Двенадцатитысячная армия под командованием Михрана, подкрепленная тремя боевыми слонами, снова встретилась с мусульманами на берегу Евфрата. Но, наученные горьким опытом, переправляться мусульмане не стали и приняли персов на своем берегу.
Дав персам переправиться и выстроиться в боевой порядок, мусульмане нанесли первый удар, но вскоре персы обратили в бегство центральную часть мусульманского войска. Аль-Мусанн, стоя среди бегущих, размахивал мечом и кричал: «Остановитесь! Я – аль-Мусанн!» Как ни удивительно, воины остановились, пошли в контратаку и вскоре сумели распустить вражеский мост, отрезав персам путь к отступлению. Впоследствии аль-Мусанн сожалел о том, что отдал такой приказ, потому что персы, не сумев переправиться, повернули на противника, и началась жестокая битва, в которой погибло множество солдат, кости которых долгие годы белели на этих полях.
Впрочем, последним ударом стала гибель Михрана, и персы побежали. Но оставшиеся в живых полководцы сумели организовать армию и превратить бегство и упорядоченное отступление. На следующий день мусульмане, отдохнув, начали преследование, и в пятидесяти километрах от Евфрата персы были окончательно разгромлены.
Между тем в Сирии Халид Ибн Валид осаждает Алеппо и Антиохию. На юге Абу Убайда основывает арабские города на территориях, которые сегодня известны как Иордания, Ливан и Палестина. Персы все больше начинают волноваться по поводу действий арабов. Собственно, есть почему – Вавилонское царство уже большей своей частью находится под арабским контролем.
Принимается попытка выбить арабов с территории, но войска под управлением Сада ибн Аби Ваккаса наносят персам поражения сначала в трехдневной битве при Аль-Кадисийе, а потом и при Улалуле. Сад, вдохновленный победами, идет на персидскую столицу Ктесифон, и десятилетний король Йездигерд III оставляет ее. Фактически это стало знаком полной власти мусульман над Ираном.
Омар отдает приказ заложить на берегах Евфрата исламские военные города. Сейчас мы знаем эти поселения как города Куфа и Басра.
В этом же году происходит битва при Ярмуке, притоке Иордана, где византийцы снова терпят поражение. Влияние империи в Палестине к этому времени ограничивается морскими портами, например, Кессарией, но и здесь не все гладко: мусульмане блокируют сухопутные пути, и порты во многом теряют свое значение.
Омар вводит исламский календарь, в котором начало летосчисления, как уже сказано выше, относится к 622 году, и 637 год становится пятнадцатым годом хиджры.
В следующем, 638 году (по христианскому летоисчислению) мусульманская армия под командованием Абу Убайды захватывает Иерусалим. Именно отсюда, согласно мусульманской вере, Мухаммед в 620 году совершил «ночное путешествие» к Аллаху. Халиф Омар выезжает в Иерусалим и торжественно молится на Храмовой горе, или, по-арабски, Аль-Харам аль-Шариф. Некогда это было культовое место иудеев, но в 670 году иудейский храм, стоявший здесь, был разрушен.
Эта поездка Омара в Иерусалим осталась во множестве мусульманских легенд, основная суть которых в небывалом аскетизме халифа, совершавшего хадж в истлевшей от пота единственной рубашке. С одной стороны, в это не очень верится, но по некоторым данным можно предположить, что Омар, ощущая себя в роскошном по тем временам Иерусалиме провинциалом, занял оборонительную позицию и попытался шокировать «столичных» жителей своим аскетизмом. Корил он и многих мусульман, которые слишком быстро восприняли привычки «барственного Иерусалима».
Увидев на встречавших его соратниках шелковые и парчовые одежды, золотые украшения и украшенную драгоценными металлами сбрую коней, Омар спустился с верблюда, и, подняв с дороги камень, бросил его в соратников:
– Быстро же вы забыли свои взгляды! Встречать меня в такой одежде! Ишь, отъелись за два года. Быстро же вас совратило чревоугодие...
Испуганные соратники смогли оправдаться только тем, что находятся, помимо прочего, в полном боевом снаряжении и, значит, не забыли своего долга. Йазид ибн Абу Суфийан же сказал Омару:
– ...Жизнь у нас легкая, а цены у нас низкие, оставь мусульман жить, как хотят. Да и тебе хорошо бы надеть эти белые одежды и поехать на таком же скакуне – это возвеличило бы тебя в глазах чужаков...
Местные военачальники стали наперебой приглашать Омара к себе в гости, стараясь принять его как можно роскошнее, что не добавляло халифу радости. Но, обнаружив в доме Абу Убайды лишь войлочную подстилку, Омар был очень обрадован такой верой. Впрочем, радость его была преждевременной. Билал, бывший раб, человек смелый, подошел к халифу и сказал без обиняков:
– Предводители войск едят только птичье мясо и белейший хлеб, а у простых воинов нет ничего...
Это стало последней каплей, и Омар начал наводить порядок в войсках. Были введены диваны, то есть списки воинов, которым положены жалованье и пайки, гарантирующие прожиточный минимум, в которые входили хлеб и оливковое масло.
В заключенном Омаром договоре с жителями Илии (Иерусалима) обещалась неприкосновенность для них самих, и то, что «в их церквах не будут селиться и не будут они разрушены, не будут умалены они, ни их ограды, ни их кресты, ни их достояние, и не будут притеснять их за их веру и не нанесут вреда никому из них...» Был и один интересный пункт: «и не будет жить с ними в Илии ни один еврей». Евреи были выселены из города еще Ираклием за пособничество персам, и, видимо, горожане не слишком желали их возвращения, так что о преследовании здесь разговора нет.
После заключения договора Иерусалимский патриарх Софроний вместе с комендантом города показали Омару местные святыни. После лицезрения христианских храмов Омара привели на развалины ветхозаветного храма, и он лично стал расчищать от мусора и обломков небольшой участок, говоря, что здесь необходимо построить мечеть. Совершив здесь молитву, Омар убыл в Медину.
«Пепельный год»
Иездигерд III, продолжая отступление, попросил помощи у китайского императора, но тот оставил его просьбу без внимания.
Еще через год, в 639-м, мусульмане на севере вошли в Армению, а на юге завоевали Александрию. Встал вопрос о том, что делать с Александрийской библиотекой, и Омар произносит легендарную фразу, что ее необходимо уничтожить, так как книги, согласные с Кораном, излишни, а противоречащие ему – не имеют права на су