Володарь и Василько не послушались такого решения, уменьшавшего их волости, а Давыд, — ему нечего было делать, — сел в Бужске, к которому Святополк после добавил Дорогобуж.
Владимир же отдал Святополк своему сыну Ярославу. Племянники вознегодовали на это, и Ярослав Ярополкович пошел с дружиной на Берестье, но Святополк усмирил его. Пленного и скованного, его привели в Киев. Митрополит и игумены упросили Святополка, и племянник, у раки святых Бориса и Глеба, выпущен был на волю, бежал, пойман сыном великого князя уже близ Ляшской земли на Нуре, приведен в Киев, где вскоре в оковах и умер.
Лучшим следствием второго сейма было то, что Мономах с этих пор совершенно сошелся со Святополком и до самой кончины его, в продолжение тринадцати лет, они действовали заодно.
Первый замысел его, однако же, чтобы Новгород был у Святополка, а Владимиру посадить сына своего во Владимире, не состоялся, вследствие сопротивления новгородцев. Вызвав сына, Мономах прислал было его с мужами своими и новгородскими в Киев к Святополку. «Се прислал Владимир сына своего, сказали мужи, да идет во Владимир, а се Новогородцы, поимше сына твоего, да идут Новогороду». А новгородцы отвечали напротив: «Мы присланы к тебе, и сказано нам вот что: не хотим Святополка, ни сына его; если у сына твоего две головы, так пошли его. А Мстислава дал нам Всеволод, мы воскормили его себе князем, ты же ушел от нас».
Святополк долго спорил с ними, они не соглашались и увели к себе Мстислава назад.
На следующий год (1103) Мономах, в исполнение любимой мысли своей, опять начал звать князей на половцев. Святополк передал мысль дружине. «Негоже идти весною, возразили мужи, мы погубим смердов». Решено князьями сойтись и подумать с дружинами вместе. Собрались все на Долобске в одном шатре. Владимир обратился к Святополку: «Брат, ты старший, начни говорить, как нам промыслить о Русской земле». А Святополк отвечал: «Нет, начни ты». Владимир сказал: «Что мне говорить, когда твоя дружина и моя собираются спорить со мною, будто я хочу погубить смердов. Дивно мне, братья, что вы жалеете смердов и их коней, а о том не думаете, что выедет весною смерд пахать со своею лошадью, и наскочит половчин, ударит смерда стрелой и возьмет ту лошадь его, и потом жену его, и детей, и гумно зажжет, — что же вы об этом не подумаете? Или вам лошади жаль, а смерда не жаль?» Никто не мог опровергнуть слов Владимира. Вся дружина согласилась: «Воистину, это так»; и Святополк ответил: «Я готов». Они послали звать Давыда и Олега: «Пойдем на половцев, либо живы будем, либо умрем». Давыд согласился, а Олег отговорился нездоровьем. Присоединились к ним еще Давыд полоцкий, Мстислав Давыдович, Вячеслав, другой сын Ярополка.
Князья пошли в поход на конях и в ладьях. Ниже порогов они остановились в протоках, на Хортичем острове, отсюда перебрались в поле, и через четыре дня достигли Сутеня. Увидев сильное устремление на себя, поганые не выдержали и побежали. Победа была одержана совершенная. Русские взяли тогда в землях половецких множество скота, овец, верблюдов, челяди и возвратились домой со славой великой, повоевав еще по пути печенегов и торков.
В 1107 году явились Боняк, Шарукан старый и много других князей в Переяславском княжестве, которое чаще всего подвергалось нападениям, лежа на их пути. Святополк, Владимир, Олег и прочие быстро собрались против них, переправились через Сулу и ударили. Половцы, не ожидая, испугались, со страха не могли даже поставить стяга, бросились к коням и стали их хватать, а иные побежали пешие, оставя свои товары.
Половцы после этого поражения утихли, набегали очень редко и всегда были отражаемы. Мономах доставил, таким образом, мир Русской земле, и извне, и внутри (самое трудное дело, какое только можно было сделать в эти тревожные времена), ибо междоусобия утихли, также благодаря его деятельному участию в делах и благоразумию.
В 1111 году, по вызову Владимира, собрались князья, дали друг другу клятву и на второй неделе поста выступили на половцев в землю их, Святополк, Владимир, Давыд с сыновьями, и прочие. На шестой неделе поста во вторник они пришли к Дону.
Здесь облачились они в брони, построили полки и приблизились к городу Шаруканову. Владимир приставил своих попов ехать перед полком, петь тропари и кондаки креста честного и канун Святой Богородицы. Они подступили к городу перед вечером, а поутру в воскресенье жители вышли к ним навстречу с поклоном, вынесли рыбы и вина. Князья русские здесь переночевали, назавтра, в среду, пошли к Сугрову и зажгли город, в четверг выступили с Дона и 24 марта сошлись с половцами.
Битва решилась в нашу пользу. Князья воздали хвалу Богу и праздновали здесь свою победу.
В воскресенье пошли они дальше, и в понедельник на Страстной неделе встретились с новыми полчищами половцев, которые «выступиша яко борове велиции и тмами тем оступали полки русские». Полки ударили одни на другие, и «сразившимася челома тресну аки гром». Началась лютая сеча, и люди падали с обеих сторон. Наконец, победа опять склонилась на сторону русских князей, и половцы были разбиты наголову при реке Салнице.
Князья русские вернулись с великой честью и добычей. Слава об их победе разнеслась по всем дальним странам — к грекам, ляхам и чехам, даже и до Рима дошла, говорит летопись. Разумеется, она по праву больше всех принадлежала Мономаху, о котором навсегда осталось предание, как о победителе половцев, избавителе Русской земли от поганых.
Этим знаменитым походом закончилось двадцатилетнее княжение Святополка. В следующем году он занемог и скончался за Вышгородом почти шестидесяти лет (1113 г., апреля 16).
Из детей после Мстислава, убитого в 1099 г. при осаде Владимира, остались Ярослав, княживший во Владимире с 1100 года, и малолетние: Брячислав (род. 1104) и Изяслав.
Киевляне, собравшись на другой день по смерти Святополка, 17 апреля 1113 года, положили на вече посадить на киевском столе Владимира, сына Всеволода, и послали в Переяславль звать его на стол отцов и дедов.
Владимир пришел в Киев. Митрополит Никифор, епископы и киевляне встретили его с честью великой, — и сел он на столе отца своего и деда.
Как проводил Мономах свое время, как велось его хозяйство и как делались его дела, всего яснее видно также из его Поучения, написанного, разумеется, по образцу его собственной жизни, согласно с общим обычаем:
«Да не застанет вас солнце на постеле, говорит Мономах, так жил отец мой и все добрые мужи совершенные. Отдавши хвалу Богу заутренюю, и потом увидев солнце восходящее, прославите Бога с радостию и говорите: просвети очи мои, Христе Боже, яко дал мне еси свет Твой красный! и еще: Господи, приложи ми лето к лету, да грехов моих покаявся, оправдаю живот. Потом седше думати с дружиною, или люди справливати, или на лов, на игру ехати, и лечь спати: спати от Бога присуждено полудне; от чина почивают и звери, и птицы, и человеки…
В доме своем не ленитеся, но все видете. Не надейтеся на тиуна, или отрока, чтоб приходящие не посмеялись ни вам, ни дому вашему, ни обеду вашему; на войну вышед, не надейтеся на воевод, не лагодите ни питью, ни одеянью, ни спанью: сторожей наряжайте сами, и все изрядивши, ложитесь спать подле воев; оружия вы не снимайте, — ленощами, врасплох, человек погибает внезапно; а вставайте рано. Лжи блюдитесь, и пьянства, и блуда, в том душа погибает и тело…»
Таков был Владимир Мономах.
Русская земля могла теперь обещать себе мир и тишину еще более, нежели прежде. Владимир, владея княжествами — великим Киевским, Переяславским, Смоленским, Суздальским и в некотором отношении Новгородским, был так силен, что никто не мог с ним спорить.
Он посадил в Переяславле сына Святослава, а после Ярополка, в Смоленске Вячеслава, в Суздале Юрия, старшего Мстислава призвал (1117) из Новгорода и посадил в Белгороде, вероятно, чтобы иметь его при себе и в случае своей смерти оставить ему Киев; в Новгороде сел внук его, сын Мстислава, Всеволод.
Внутреннее спокойствие, какого никогда не было на Руси, ни прежде, ни после, нарушилось, но ненадолго, притязаниями двух князей: Глеба минского (1116) и Ярослава, сына Святополка, владимирского (1117); они были тотчас усмирены и отдались Владимиру во всю волю.
Святополчич бежал, однако же, вскоре к уграм, — бояре отступились от него, — и Мономах отдал Владимир сыну Роману. На третий год беглец приходил было с ляхами к Червну при посаднике Фоме Ратиборовиче, но, не успев ничего, ушел, а на пятый год уже с большими силами — уграми, ляхами, чехами, к которым, вероятно, принуждены были присоединиться и Ростиславичи, — пришел под Владимир, где княжил сын Мономаха Андрей, занявший место умершего Романа. Мономах тотчас начал собирать войско, чтобы вместе с сыном Мстиславом идти на помощь к Андрею, но судьба помогла ему сама. Ярослав, уверенный в успехе, подъехав близко к стенам, требовал сдачи и, грозя князю Андрею и гражданам, говорил: «Город мой; если вы не выйдете с поклоном, то увидите, что будет, завтра приступлю и возьму город». Он ездил еще под острогом, как вышли два ляха, замыслившие убить его, неизвестно по какой причине, и легли под взъездом, а когда он возвращался назад и спустился по взъезду, на пути к своим товарищам, ляхи выскочили навстречу и пронзили его. Едва унесли его еле дышащего, и в ночь он умер. Угры, ляхи и чехи ушли восвояси, Володарь с Васильком также. К Владимиру посланы послы с мольбой и дарами. Так избавился он без всякого со своей стороны усилия от могучего врага, и богатое княжество Владимиро-Волынское досталось его роду. Летописец приписывает неожиданный успех смирению Мономаха, в противоположность гордости Ярослава.
Новгородцы, имея у себя молодого внука Мономаха, решились было на самоуправство и ограбили Даньслава и Ноздрчу, без сомнения, преданных Владимиру бояр, и действовавших вопреки новгородцам в его пользу. Владимир разгневался, как сказано в самой Новгородской летописи, велел Мстиславу привести всех бояр новгородских в Киев, завел их честному кресту, поточил виноватых и особенно сотского Ставра, а прочих отпустил домой. Случай необыкновенный в новгородской древней истории, доказывающий силу и могущество Мономаха.