Русь уже подплыла к самому проливу и остановилась у Фара. Противники выстроились, но никто не хотел начинать сражения. Император перед вечером отправил вторичное посольство с предложением о мире. Владимир опять принял послов с презрением и потребовал по три фунта золота на всякого своего воина, чего и в половину не получил сам вещий Олег. Такого нелепого требования греки, разумеется, исполнить не могли и решили сразиться. На другой день отправили они три галеры ударить на неприятеля и вызвать его в открытое море. Начальнику их удалось проникнуть в середину русских судов и пустить греческий огонь; семь ладей он сжег, одну пленил, одну затопил. Русь снялась с якорей, выплыла на простор, как вдруг, ей на беду, подул ужасный восточный ветер. Поднялась буря. Море взволновалось, и все ладьи русские разметало: одни, опрокинутые, пошли ко дну, другие выброшены были на берег, иные унесены в открытое море. Княжеский корабль был потоплен, так что Владимира едва спас воевода Ярослава Иван Творимирич, приняв его к себе на корабль. На берегу собралось руси до шести тысяч, которым ничего не оставалось делать, как возвращаться сухим путем.
Император, довольный успехом, удалился в город, оставив у Фара суда для преследования неприятеля. Русь после бури собралась в пристани, образуемой двумя мысами. Греки проплыли мимо, и Владимир, увидев их малое число, выслал несколько людей, чтобы пресечь им обратный путь. Гребя изо всех сил, другие русские пловцы успели окружить их со всех сторон. Грекам надо было сразиться, и Владимир разбил их совершенно, в утешение себе за вчерашнюю беду. Четыре судна взял он в плен, и даже то, на котором находился начальник ополчения. Прочие греческие суда сели на мель или разбились о подводные камни. Однако же Владимир, потеряв много судов и людей накануне, не мог исполнить своего намерения напасть на Константинополь и должен был удалиться, хотя и со многими пленными.
Это был последний греческий поход норманнских русских витязей, которые, в продолжение двухсот лет, чудесами своей отваги, предприимчивости и храбрости, приводили в трепет знаменитую столицу Восточной Империи.
С каждым годом усиливался и прославлялся Ярослав более и более. Под конец его жизни пределы унаследованной им от отцов Руси распространились до Черного и Балтийского морей, до Уральских, Карпатских и Кавказских гор, до внутренней Польши. Вот как широко и далеко очертилась норманнами окружность Русского государства!
Всех своих сыновей Ярослав переженил на иностранных княжнах, а дочерей выдал замуж за королей и принцев и вступил в родство со многими европейскими государями.
Ярослав пировал, воевал с соседями, пленял и убивал, — и в то же время строил церкви, учреждал монастыри, покровительствовал черноризцам, любил читать и слушать душеспасительные книги.
Ярославу принадлежит первое оглашение русских законов, которое он, «списав», дал первоначально новгородцам, отпуская их с благодарностью из-под Киева, с их помощью приобретенного, и сказал: «По сей грамоте ходите, якоже писах вам, такоже держите».
Эта Русская Правда, явственная и в договорах с греками под именем закона Русского, распространилась и по всей его державе. Норманнская в своем основании, она подверглась в продолжение двухсот лет до Ярослава влиянию славянскому и потом несколько христианскому.
Вот весь круг первоначальных отношений между русскими людьми ее времени: убийство и право мести за оное, побои и пеня, укрывательство холопов, кража, порча оружия, со свидетелями, поручителями и судом 12 целовальников.
К 1051 году принадлежит многознаменательное действие Ярославово: без всякого сношения с Византией, откуда мы получили пастырей, он назначил киевским митрополитом Илариона, который и был посвящен епископами в соборе Святой Софии. Так с самого начала власть духовенства стала у нас в подчинении власти правительства, сохраняя свое верховное право только в деле веры и ее учения.
Ярослав, в глубокой старости, на восьмом десятке, дождавшись многих внуков, между которыми последним был Мономах, сын Всеволода от греческой царевны, скончался в Киеве, на Федорову субботу, февраля 19 числа, 1051 года.
Княжением Ярослава оканчивается первый период Русской Истории, который по всей справедливости можно называть Варяжским или Норманнским. Князья, сохраняя чистый норманнский характер, подновляемый брачными союзами, ходили войною во все стороны, на восток и запад, юг и север, и облагали данью соседние племена, близкие и дальние, расширяя пределы своих владений и вводя везде норманнские порядки.
Любимой целью их бранных набегов был Константинополь, плативший Руси почти постоянную дань.
Рассматривая описанные события, мы постараемся теперь извлечь их смысл и понять, как возникало, развивалось и образовалось ими государство Русское.
Образование государства
И государства, как все существа в мире, начинаются неприметными точками. Долго-долго, в сильное увеличительное стекло, надо смотреть на безобразную, разнородную груду земли, людей и их действий, на этот человеческий хаос, чтобы, наконец, поймать в нем трепещущую точку, поймать, вонзиться взорами и уже не выпускать потом ни на минуту из виду; с напряженным вниманием подмечать ее тихое, медленное, постепенное увеличение, все эпохи, или, лучше, моменты развития, пока, наконец, через много-много лет, много времени, точка эта обозначится, забьется жизнью, установится на своем месте, оденется плотью, обретет лицо, укрепится костьми и начнет действовать.
Рюрик был призван новгородцами.
Это происшествие принадлежит одному Новгороду, и то ненадолго: после того как преемник Рюриков оставил Новгород, оно оторвалось, если можно так выразиться, от последующей Истории; все дела пришли в первобытное положение, то есть новгородцы стали жить сами по себе и платить дань заморским варягам, как прежде, и ушедшим варягам-руси, которым посчастливилось утвердиться в Киеве.
Следовательно, такое совершенно отдельное происшествие нельзя назвать безусловно началом Русского Государства, еще менее, нежели современное утверждение Аскольда и Дира в Киеве. Это только прибытие, начало водворения норманнов между нашими славянскими племенами, временный военный постой в одном городе.
Почему же этим происшествием начинают Русскую Историю? Не имеет ли оно, по крайней мере, какой-нибудь доли в основании государства? Не соединяется ли чем-нибудь с последующими событиями? Нет ли какого перешейка, моста, между этим островом и твердой землей?
Главное, существенное в этом происшествии, относительно к происхождению Русского государства, есть не Новгород, а лицо Рюрика, как родоначальника династии. Началось преемство, стало за кем следовать, хотя еще и в пустом пространстве. Вот почему это происшествие бессмертно в Русской Истории! Воздадим честь и Новгороду, старшему сыну России (рожденному, впрочем, прежде матери), за призвание князя, роду которого предназначено было основать впоследствии величайшее государство в мире.
Младенец Рюриков, Игорь, с его дружиной, есть единственный плод норманнского призвания в Новгород, единственный ингредиент в составлении государства, тонкая нить, которой оно соединяется с последующими происшествиями. Все прочее прошло, не оставив следа. Если бы не было Игоря, то об этом северном новгородском эпизоде почти не пришлось бы, может быть, говорить в Русской Истории, или только мимоходом.
Таким неприметным атомом, относительно к формации, началось государство, зародышем, который именно едва можно поймать микроскопом исторических соображений.
Олег, удалой норманн, соскучился в Новгороде, или принужден был оставить его; пошел, с младенцем Игорем, куда глаза глядят. Случай, прихоть, нужда! Он пошел точно, куда глаза глядят, ибо поселиться в Киеве он сначала не мог думать: там жили его земляки, Аскольд и Дир, и жили уже 20 лет, обострожились и утвердились; ему нельзя было предполагать, чтобы эти бранные, как он, витязи согласились уступить ему добровольно богатое место.
Олегу посчастливилось овладеть Киевом. Он умертвил владельцев киевских, а мирные жители приняли его без сопротивления. Поселение Олега в Киеве было так же мирно, как и Рюриково в Новгороде, чем и определялся характер их взаимных отношений к жителям.
Владея Киевом и его областью, Олег в благоприятных обстоятельствах удержал право Рюриковых даней и распространил их, обложив новые племена. За данью, однако же, надо было всегда ходить специально — оброк непостоянный, первая легкая форма подданства.
Киев, с выражением Олега: «Се буди мати градом Русским», и временная дань с некоторых племен, — вот состояние зародыша, форма государства, оставленного преемником Рюрика.
Ленивый Игорь потерял было дань, перестав ходить за ней, и племена, пользуясь благоприятным случаем, отлагались. К счастью, вдова Игоря, Ольга, имела характер мужской: она устроила все дела и, мстя за смерть Игоря, опустошила землю Древлянскую, привела ее в большую зависимость; она же установила некоторые дани на севере.
У Игоря был также один сын, как у Рюрика, Святослав, к счастью молодой руси, которой необходимо было распространиться прежде, нежели разделиться, которой необходимо было раскинуться, хоть слегка, из одного центра, а не многих: одно семя должно было пока развиваться, одно государство расти, а не многие равносильные возникнуть вдруг. Рано было начинаться удельным княжествам: если бы у первых князей было по многу детей, то они, поссорясь тотчас между собою (неизбежный случай), воспрепятствовали бы развитию, не укрепившись, ослабли бы, и не успели бы захватить столько посторонних земель, кои могли отойти в состав других государств.
Святослав, храбрый, твердый, воинственный, возмужав, взял и, следовательно, стал брать дань с новых племен и смирил прежние, которые беспрестанно пытались откладываться.
До сих пор было по одному князю, и у этого одного князя бывало во владении по одному городу, из которого уже он ходил, по своему усмотрению, брать дань с разных племен, ближних и дальних. Теперь являются три князя, три брата, сыновья Святослава.