— Фредди, — застонала она, — я очень беспокоюсь!
— О чем?
— О Гертруде.
Фредди отвел эту тему рукой.
— Совершенно незачем, — сказал он. — Беспокоиться надо об этих собаках. Вот они лаяли на меня. А почему? Нервы. Просто комки нервов. А это почему? Не тот корм. Пока они едят эту мерзость без витаминов, они будут лаять как угорелые. Мы уже говорили, что я хотел бы поставить небольшой опыт…
— А ты не мог бы намекнуть?
— Кому, им?
— Гертруде.
— Мог бы. На что?
— Она все время с Уоткинсом. Слишком часто его видит.
— Как и я. Все мы видим его слишком часто.
— Она совсем забыла Руперта!
— Руперта? — оживился Фредди. — Вот именно. У него есть собака, она ест только наш корм. Ты бы ее видела! Сверкает. Крепкая, сильная, глаза горят… Ее зовут Бутыль. Его, это кобель.
— При чем тут собака?
— Как при чем? Это суперсобака. Звезда. А все корм!
— Я не хочу говорить про этот корм!
— А я хочу. Я поставлю опыт. Может быть, ты не знаешь, но мы, в Америке, сами едим наши галеты перед толпой. Показываем, что они хороши и для людей. Что там едим — смакуем! Жуем, жуем, жуем…
— Фредди!
— …и жуем, — закончил Фредди. — Как и они, собаки. Они знают свою пользу… Сейчас покажу.
Если не говорить о том, что леди Олсоп затошнило, все было бы хорошо; но Фредди переоценил свои возможности. Ему не хватило опыта. Обычно агенты фирмы начинают с обойных гвоздей, переходят на утюги и патентованные завтраки, а уж потом берутся за галеты. Фредди показалось, что он проглотил то ли кирпич, то ли опилки; и он закашлялся. Когда кашель прошел, он увидел замок, газон, цветы — но не леди Олсоп.
Однако с мастером своего дела справиться не легче, чем с галетой Доналдсона. Меньше чем через час, в Матчингеме, служанка сообщила пастору, что к нему пришли.
— Здравствуй, Туша, — сказал Фредди. — Нельзя одолжить твою собаку?
Наклонившись к коврику, он почесал собаку, и та помахала хвостом. Собака была хорошая, хотя и неведомой породы. Мать ее славилась своими чарами, определить отца не смогло бы ни одно генеалогическое общество.
— А, Фредди! — сказал преподобный Руперт. Сказал он это рассеянно и невесело. Ничего не поделаешь, и его терзала тяжкая забота. Вот в каком мире мы живем. Если бы у девушек была совесть, терзались бы не три наших героя, а все четыре.
— Вон стул, — сказал пастор.
— Спасибо, я лучше лягу, — сказал Фредди и лег на диван. — Ноги устали, столько идти…
— А что с машиной?
— Гертруда взяла. Повезла Уоткинса в Шрусбери. Преподобный Руперт Бингэм сидел неподвижно. Его широкое красное лицо как-то затуманилось, огромное тело поникло. Печаль его была столь очевидна, что Фредди спросил:
— Что случилось?
Рукой, похожей на окорок, пастырь протянул ему листок, исписанный неровными строчками.
— На, читай.
— От Гертруды?
— Да. Пришло сегодня утром. Ты прочитай!
Фредди прочитал.
— По-моему, — сказал он, — это отставка.
— Да, видимо, — согласился Бингэм.
— Оно длинное, — объяснил Фредди, — и бестолковое. Всякие эти «Уверены ли мы?», «Знаем ли мы себя?» или там «друг друга». Но скорее всего отставка.
— Ничего не понимаю.
Фредди сел на диване.
— А я понимаю, — сказал он. — Тетя Джорджиана боялась не зря. Эта гадюка Уоткинс увел у тебя невесту.
— Ты думаешь, она влюбилась в Уоткинса?
— Думаю. И вот почему: он поет. Певец. Девицы это любят. Знаешь, блеск…
— Не замечал никакого блеска. По-моему, этот Уоткинс похож на водоросль.
— Очень может быть, но он свое дело знает. Такие самые голоса действуют на девиц, как мята на кошку.
Преподобный Руперт тяжело вздохнул и сказал:
— Понятно…
— Все дело в том, — продолжал Фредди, — что он романтичный, а ты нет. Хороший — да. Надежный — да. Но не романтичный.
— Значит, ничего сделать нельзя?
Фредди подумал.
— А ты не можешь предстать в романтическом свете?
— Это как?
— Ну, останови коня.
— Где я его возьму?
— М-да… — сказал Фредди. — И то правда. Где взять коня?
Они помолчали.
— Ладно, — сказал наконец Фредди. — Пока что я возьму собаку.
— Зачем она тебе?
— Покажу. Тетя увидит, какие бывают собаки, когда едят наш корм. Беда с этой тетей! Ничем ее не проймешь. А вот на него она клюнет, он такой здоровый… В общем, попробую. Значит, я его беру?
— Бери.
— Спасибо, Туша. Ты сегодня зайдешь?
— Может быть… — печально ответил Бингэм.
Узнав, что ее впечатлительная дочь катается с эстрадным тенором, леди Олсоп совсем загрустила. Когда Фредди начал тяжкий обратный путь, она сидела в отчаянии на террасе. Эрдель ушел по своим делам, китайский мопс с ней остался. Его отрешенности она завидовала.
Только одно хоть как-то смягчало ее отчаяние — племянник исчез. Все мучители были тут — и комары, и мухи, — но не Фредерик. Кого не было, того не было.
Но бедная женщина лишилась и этого утешения. Из-за кустов, слегка хромая, вышел ее племянник и направился к ней. За ним шло что-то вроде собаки.
— Да, Фредди? — покорившись судьбе, сказала леди Олсоп.
Мопс открыл один глаз, подумал, не залаять ли, и решил что слишком жарко.
— Это Бутыль, — сказал Фредди.
— Что?
— Бутыль. Собака. Посмотри, какие мускулы!
— В жизни не видела такой дворняги.
— Душа важнее знатного родства, — сообщил Фредди. — Да, породы нет, но ты посмотри на фигуру. Ест только наш корм. Пойдем в конюшню, увидишь, как она гоняет мышей. Тогда поймешь!
Он говорил бы и дальше, но пес Бутыль, обнюхав за это время деревья и повалявшись на траве, вернулся к людям и увидел, что на коленях у незнакомки лежит непонятное существо, по-видимому — живое. Он подошел поближе и понюхал.
К его величайшему удивлению, существо подскочило и спрыгнуло на землю.
Бутыль не раздумывал ни мгновения. Он любил подраться с равными, но не с такими же! Обежав трижды вокруг лужайки, он попытался влезть на дерево, не смог, поджал свой длинный хвост — и убежал со сцены.
Фредди очень удивился, не говоря уже о печали. Леди Олсоп не скрыла своего мнения, и ее презрительные смешки нелегко было вынести.
— Я очень рада, — говорила она, — что моя Сьюзен не мышь. От мыши твоя дворняга просто умерла бы.
— Бутыль, — сдержанно сказал Фредди, — особенно хорош с мышами. По чести, ты просто должна пойти в конюшню, дать ему шанс.
— Спасибо, я видела все, что надо.
— Не хочешь посмотреть его в деле?
— Нет, не хочу.
— Тогда, — мрачно сказал Фредди, — говорить не о чем. Отведу его в Матчингем.
— Почему?
— Он там живет.
— Это собака Руперта?
— Конечно.
— Значит, ты видел Руперта?
— Естественно.
— Ты его предупредил?
— Это не нужно. Гертруда ему написала.
— Быть не может!
— Может. «Знаем ли мы» и так далее. На мой взгляд, отставка. А что до Бутыля, ты учти, что он мопсов не видел. Мыши — вот его стезя!
— Господи, что ты порешь? Подумай о Гертруде. Надо ее как-то спасти.
— Могу с ней поговорить, но ничего не выйдет. Что поделаешь, тенор! Ну, я пошел. Прошу прощения…
Из ближних кустов высовывалась честная морда. Бутыль хотел убедиться, что прозвучал отбой.
Поговорить с Гертрудой удалось только тогда, когда пили коктейль перед обедом. Настоящий торговец, мастер своего дела, не сдается. Причесываясь, Фредди понял, как убедить тетю, и, спустившись в столовую, вспомнил о своей миссии. Гертруда сидела у рояля, наигрывая что-то мечтательное.
— Надо нам поговорить, — сказал Фредди. — Что за ерунда у вас с Тушей?
Гертруда покраснела:
— Ты видел Руперта?
— Я у него был.
— О?
— Он страдает.
— О!
— Да, страдает, — подтвердил Фредди. — И как тут не страдать, когда твоя невеста разъезжает с певцами? Что ты в нем нашла? Чем он берет? Не галстуками, они у него жуткие. Как и весь вид. Костюмы какие-то… готовые, что ли… Мало того — баки! Да, короткие, но есть. Ну можно ли предпочесть такому человеку, как Туша, этого хлыща?
Гертруда взяла несколько аккордов.
— Я не собираюсь это обсуждать, — сказала она. — Не твое дело.
— Нет, прости! — сказал Фредди. — Извини! Кто вам все устроил? Если бы не я, вы бы вовек не обручились. Значит, я вроде ангела-хранителя и дело — мое. Конечно, — прибавил он, — я тебя понимаю. Этот тип тебя охмурил, и тебе кажется, что Туша — какой-то пресный. Но, посуди сама, старушка…
— Я не старушка.
— Посуди сама, идиотка! Туша — прекраснейший человек, надежный. А такие, как твой Уоткинс… Ничего, когда будет поздно, прибежишь ко мне! «Ах, почему я не подумала?» А я отвечу: «Кретинка…»
— Продавай ты лучше свой корм, — сказала Гертруда.
Фредди сурово на нее посмотрел.
— Это наследственное, — сказал он. — От матери. Как и она, ты не способна понять, где правда. Корм? Ха-ха! Уж я его продавал. И что же? Ничего. Ну, подождем до вечера!
— А сейчас что, не вечер?
— Более позднего. Увидишь интересный опыт.
— Опыт?
— Еще какой!
— Что это значит?
— Это значит «хороший».
После обеда в Бландингском замке вроде бы царил мир. Заглянув в янтарную комнату, ненаблюдательный человек решил бы, что все в порядке. Лорд Эмсворт читал в углу книгу о свиньях. Сестра его, леди Констанс Кибл, что-то шила. Племянница, Гертруда, смотрела на Орло Уоткинса. А этот самый Уоткинс, глядя в потолок, пел эстрадным тенором о каких-то розах.
Фредди тут не было. Казалось бы, одного этого достаточно, чтобы его отец счел вечер удачным. Но загляните глубже! Леди Олсоп, глядя на дочь, просто терзалась. Гертруда тоже терзалась после разговора с Фредди. Терзалась и леди Констанс, которой сестра с родственной прямотой сказала недавно, кто именно позволяет эстрадным тенорам разгуливать по замкам. Лорд Эмсворт испытывал то, что испытает всякий, когда хочет читать о свиньях, а ему поют о розах.