Полная тьма — страница 16 из 21

- А знаете, шеф, Вы были правы, когда говорили, что сам я такого места не найду. И правда, я так никогда не отдыхал, - усмехается Гавейн.

От автора: автор в курсе, где по преданиям обитает вендиго, поэтому сознательно изменил некоторые факты, например, место обитания. При написании были использованы произведения Мартина С. Уоддела «Человеческая кожа» и Стивена Кинга «Кладбище домашних животных».

* * *

«Ложная надежда»

Судья Визенгамота Амелия Боунс внимательно смотрит на стоящего перед ней человека. Подсудимого, мысленно поправляется она. Роджер Энгл, двадцать восемь лет, полукровка. Проживает с матерью и несовершеннолетней сестрой. Амелия скользит взглядом по худощавому лицу, уже не новой одежде, и лишь на секунду позволяет себе задержаться на ногах подсудимого. Вернее, на том, что когда-то было его правой ногой. Сейчас там протез, из-за которого Энгл не может быстро ходить и все время припадает на одну сторону. Ногу он потерял во время Первой войны, это тоже есть в деле. Амелия с тоской думает, что не только этот парень остался калекой, а по сравнению с некоторыми ему вообще сказочно повезло.

Мисс Боунс только недавно начала заседать в Визенгамоте, но считает своим долгом к каждому, даже самому мелкому, делу подойти со всей ответственностью. Она просто не может позволить кому-нибудь усомниться в собственном профессионализме, а себе - уронить репутацию судьи. А еще, но в этом она признается только себе самой, Амелии очень страшно. Страшно каждый день входить в кабинет, где в шкафу висит строгая судейская мантия, потому что Амелия знает, какая тяжесть ложится ей на плечи, когда она облачается в эту официальную одежду, всем видом символизируя торжество закона. Страшно каждый день входить в этот зал, и чем страшнее, тем выше Амелия поднимает голову, потому что осознает, что ежедневно лично ей в буквальном смысле предстоит вершить судьбы других, рассматривать дела, выносить приговоры, и дальнейшая судьба человека зависит от ее решения. От нее зависит, вернется ли человек домой или его отправят в Азкабан, будут ли благодарить ее со слезами радости на глазах или проклинать с ненавистью и горечью. От нее зависит, как истолкует она закон, примет ли доказательства защиты, и она берет личную ответственность за все то, что происходит здесь, в ее руках человеческая жизнь, и не одна, потому что каждый подсудимый - это еще и отец, сын и муж. И поэтому каждый день Амелия скрупулезно изучает каждую строчку материалов дела. Она просто не имеет права на ошибку. Слишком дорого обходятся судебные промахи.

И теперь Амелия смотрит на молодого парня, калеку, стоящего перед судом, и не может решить, имеет ли право судья руководствоваться внутренним убеждением, и если да, то насколько далеко позволено зайти.

На первый взгляд, дело ясное. Мистер Энгл, потерявший на войне ногу и оформивший инвалидность, остался без средств к существованию. На работу его не брали, а на иждивении престарелая мать, которая сама имеет множество заболеваний, и сестра, которая учится в Хогвартсе. Энгл, бывший единственным кормильцем, пошел на крайние меры. Некие люди, имена которых он отказывался называть перед судом, узнав, что молодой человек неплохо разбирается в зельеварении, предложили оплатить ему помещение под магазинчик и ссудить деньгами для покупки дорогостоящих ингредиентов. Проблем было две. Во-первых, эта торговля была нелегальной, так как у Энгла не было соответствующего разрешения. А во-вторых, он сам попал в кабалу, поскольку теперь должен не только за помещение и товар, но и проценты. Конечно, он мог бы отработать эти деньги, а потом работать на себя и кормить семью. Мог бы, если бы его магазинчик не накрыли во время аврорского рейда. Роджер успел проработать всего два месяца.

Все, что он успел изготовить, стоит на столе перед Амелией. Это хорошо сваренные зелья, не яды и не «пустышка». Только вот для изготовления даже таких несложных микстур нужно разрешение, которое дают только тем, кто прошел ученичество у Мастера Зелий и доказал свою квалификацию. Энгл не обладает подобной роскошью, хоть и варит достаточно приличные зелья. Статьи, вменяемые ему в вину, предусматривают в виде наказания не только крупный денежный штраф, но и конфискацию, а это значит, что все зелья и всю посуду для их изготовления надлежит изъять. И это решение должна вынести Амелия.

- Ваша честь, - и Амелия не сразу понимает, что тихий, с нотками отчаяния, голос принадлежит подсудимому, - прошу Вас, пожалуйста… У меня больная мать и сестра учится на последнем курсе в Хогвартсе, понимаете… Я работал до войны, но кому сейчас нужен калека с одной ногой, когда здоровые не могут устроиться. Умоляю, Ваша честь, проявите милосердие. Я знаю, что штраф в моем случае обязателен, а конфискация - на усмотрение судьи, - и Амелия отмечает про себя, что да, это так. - Прошу, пожалуйста, не забирайте у меня готовые зелья, - глаза Энгла подозрительно блестят, а внутри у Амелии будто что-то сжимается.

- Ваша честь, - продолжает он, - я прошу… Я ведь должен не только штраф, а он для меня действительно неподъемный, я еще должен тем людям…

Энгл не договаривает, но Амелия хорошо понимает, что это за люди и что они сделают с ним, если он не вернет долг.

- И как же Вы намерены выходить из сложившейся ситуации, если суд пойдет Вам навстречу? - спрашивает она, и видит, каким огнем надежды загораются глаза подсудимого.

- Я…я продам те зелья, которые у меня есть, - говорит он тихо-тихо.

- И этого хватит? - Амелии больно, так больно, словно кто-то вырезает сердце из груди.

- Нет, но я покрою хотя бы то, что должен тем людям.

Амелия не спрашивает, почему в первую очередь он отдаст долги. Она понимает, что те не будут ждать.

- А как же Вы намерены уплатить штраф?

- Ваша честь, поверьте, я заплачу, - глаза умоляют поверить и дать шанс. И Амелия верит.

После заседания, на вопросительный взгляд секретаря, Амелия отвечает:

- Не звери же мы, в самом деле. Мы не только караем, но и милуем.

Секретать только скептически смотрит и качает головой.

Весь оставшийся день Амелия думает, как Энгл ухитрится продать зелья из-под полы. Ведь магазин-то закрыли.

Через месяц Амелия с утра не может попасть на работу - здание оцеплено аврорами. Лишь через час им объявляют, что произошло. Убита одна из судей Визенгамота. Некто Роджер Энгл прошел утром в здание, подкараулил судью, когда она шла в дамскую комнату, и выпустил в нее Аваду. Амелия не может в это поверить.

Вечером она сидит в кабинете лучшего друга, а по совместительству старшего аврора Руфуса Скримджера, и не скрывает слез. Здесь и досада на себя, и злость, и недоумение, и разочарование…

- Ты тут совершенно ни при чем, - успокаивающе говорит Руфус. - И ты не виновата, что захотела тогда смягчить этому малому приговор. Просто он ведь снова попался, знаешь. Его взяли за торговлю зельями без разрешения, естественно, приволокли в Визенгамот, а там эта судья, - Руфус морщится, как от зубной боли. - Молодая еще, неопытная, но горячая. Про нее говорили, что все с рывка делает, все с тычка. Мои ребята выяснили, что Энгл говорил ей, будто те, кому он должен, сказали, что убьют его мать и сестру, если он не вернет деньги. А тут его взяли. Он судью просил, просил, а все без толку. Накрутила ему штраф, а за ним тот, твой, еще числится, ну и конфисковала все, что у него было. А те люди ему срок дали два дня на возврат долга. Энгл, как выяснилось, судью после работы караулил, умолял, а она отмахнулась. А ему, видимо, действительно терять уже нечего было. Он утром пришел в суд пораньше, дождался ее и… Да ты дальше сама все знаешь, - вздыхает Руфус.

- И что теперь с ним будет? С Энглом? - спрашивает Амелия, глядя другу в глаза.

- Ничего. Будут судить за убийство, - отвечает Руфус.

Амелия откидывается на спинку стула и думает о том, что завтра же сложит с себя судейские полномочия. Это явно не ее должность.

* * *

«Несказанное мной»

От автора: данную зарисовку можно считать как самостоятельной, так и эпизодом, не вошедшим в фик «Смутное время, или История одного Министра».

Руфус держит в руках самый обычный конверт из плотной белой бумаги. На конверте знакомым каллиграфическим почерком выведено: «Министру Магии Руфусу Скримджеру». Меньше всего ему хотелось бы быть для Амелии Министром Магии. За годы, прошедшие с момента их знакомства, он привык быть для нее другом, защитником, советчиком, хотя в последнем качестве она все-таки преуспела больше него, потому что за половину верно принятых им решений была ответственна именно Амелия. А теперь она написала: «Министру Магии», словно для того, чтобы Руфус не ошибся, что письмо адресовано именно ему.

Он вскрывает конверт и готовится читать, но все письмо состоит лишь из одной строчки. Руфус пробегает эту единственную строчку глазами десятки раз, и не может понять, как из всего, что могла, Амелия решила написать именно это. А потом он тяжело опускается в кресло и не может унять дрожь в руках. И в пустоту кабинета говорит то, что должен был сказать своей девочке еще давно, когда не было этих лет, которые подарили серебряные нити его волосам, не было двух войн, опасности и отчаяния, а были только теплые карие глаза и вся жизнь впереди. Говорит то, что должен был сказать, хотя Амелия заслуживала гораздо больше, чем эти простые слова, которые он так и не решился произнести, потому что в какой-то момент счел, что так будет лучше для них обоих. Ведь работа аврора - это ежечасный риск, и Руфус просто не имел права обрекать Амелию на то, чтобы каждый раз она гадала, вернется ли муж домой, поэтому сказал себе, что она никогда не узнает, насколько дорога ему. Он решил за двоих, не спрашивая Амелию, и теперь вынужден сидеть в своем кабинете в одиночестве, зная, что больше никогда не зацокают по коридору знакомые каблучки, которые он узнал бы из миллиона звуков, потому что так ходила только она.

И больше никогда не будет спокойных уютных вечеров перед камином, когда они разговаривали обо всем на свете, и в такие минуты Руфусу казалось, будто у него почти есть семья, и лишь после того, как Амелии не стало, он начал задумываться о том, что, может быть, подобные мысли посещали и ее. Никогда больше не накроет она его руку своей маленькой ладонью, успокаивая, даря уверенность и силы, лаская, сн