Лео сидел, согнувшись пополам, он взмок от пота и дышал тяжело, со всхлипами.
– Ну что, перейдем к следующему пальцу?
– Нет! Я все понял! Я заплачу.
– Конечно заплатишь, еще как заплатишь, малыш Лео! Кстати, у твоей сестры красивый магазин, я купил у нее несколько бутылок марочного французского вина. Вино превосходное, хотя могло бы стоить дешевле. И сама она симпатичная, похожа на мальчишку.
Ройс Партридж III встал, поправил галстук и надел пальто.
– И где же ты намерен достать деньги? – спросил он.
– Снова начну писать…
– Подделки?
Лео кивнул. Ройс на прощание похлопал его по плечу и произнес снисходительным тоном:
– Советую тщательнее подыскивать простаков, когда соберешься кого-нибудь облапошить. Даю тебе шанс на искупление, парень, используй его по-умному.
– Ты уверен, что не хочешь сходить к врачу? – спросил старик Тревор, стягивая вместе два пальца левой руки Лео так, чтобы здоровый послужил естественной шиной покалеченному.
В зале, под лампами дневного света, девушки и парни прыгали через скакалку и отрабатывали движения. Оба ринга пустовали.
– Ты лучше любого докторишки… – Лео зашипел от боли.
– Да уж, сломанных пальцев я починил немало, – буркнул его старый друг. – В прошлый раз лицо, теперь вот палец… Может, объяснишь, что происходит?
– Не бери в голову. Я контролирую ситуацию.
– Не похоже.
Пес встретил Лео с неуемной радостью, но почти сразу уловил настроение хозяина и перестал ласкаться. Кокер смотрел на своего Человека с задумчивым видом, склонив голову набок. «Такая чуткость не всем людям дана…» – подумал Лео и набрал номер, который поклялся забыть после того, как вышел из Райкерс. Ему ответил голос с густым и тягучим, как дешевое ирландское виски, акцентом:
– Угу…
– Фрэнк? Это Лео.
В трубке наступила глухая тишина.
– Лео Ван Меегерен? Ну надо же! Вышел…
– Новости быстро распространяются.
– В моем деле быть информированным важнее, чем Ахиллу иметь запасное сухожилие.
Фрэнк Маккена родился в Бронксе, от отца-докера и матери-пьянчужки, питавшей пагубное пристрастие не только к спиртному, но и к другим докерам. Фрэнку было десять, когда отец убил мать и одного из ее многочисленных любовников, сел в тюрьму, где вскоре и повесился. Мальчик кочевал из одной приемной семьи в другую, тычков получал больше, чем поощрений, а потом один из боссов ирландской мафии взял над ним шефство. Фрэнк был умным и дерзким, он быстро поднимался по «карьерной» лестнице и теперь имел доли во многих казино Атлантик-Сити и других разнообразных бизнесах. Все приносили хорошую прибыль, но не все дружили с законом. Маккена запустил Лео на фальсификаторскую орбиту после того, как купил один из его «подлинников». «Искусство – старейшая приманка в мире», – сказал он тогда.
– Ты вряд ли позвонил, чтобы пожелать мне счастливого Рождества, – сказал Маккена. – Неприятности? Дай угадаю: один из лопухов требует назад свои деньги.
– Ройс Партридж Третий.
– Ах этот…
Голос Фрэнка Маккены мгновенно похолодел на несколько градусов.
– Я предупреждал: не связывайся с ним. Что он тебе сделал?
– Оторвал палец.
– Только-то? И ты позвонил мне по такому пустячному поводу?
– Он пригрозил, что займется моей сестрой и племянником. Был более чем серьезен.
Фрэнк Маккена выдержал паузу.
– Да, это серьезно, – наконец согласился он. – Ройс – кретин, но кретин непредсказуемый. Он считает себя одним из нас – чего, конечно же, никогда не было и не будет. И это делает его еще опаснее. Ройс хочет изображать злого волка, но не знает, как быть злым волком. Он ничем не рискует только с людьми вроде тебя.
– Ты, случайно, не знаешь человека, способного произвести впечатление на придурка?
Пауза.
– Может, и знаю… У меня много друзей со всяческими талантами. Некоторые из них мои должники. Но что с этого поимею я? У меня с Ройсом счетов нет.
– Я возвращаюсь в дело. И работаю только на тебя.
Фрэнк Маккена присвистнул.
– А за это мои друзья сделают так, чтоб он отстал от вас с сестрой? Ладно, это честная сделка. Есть один бешеный огурец, который люто ненавидит Ройса. Уверен, что хочешь именно этого? Подумай, прежде чем ответить, потому что в подобных делах никогда не знаешь, чем все закончится.
– Да, Фрэнк. Я уверен.
– Ну что же, как сказал Цезарь перед кубиком Рубика: Alea jacta est. Жребий брошен.
– Он произнес эту фразу, стоя на берегу Рубикона, Фрэнк.
– Не нуди, артист.
22
Боже, какая улыбка, полная жизни.
Лоррен хотелось треснуть себя по башке: у нее кончился запас чулок, а все трусики оказались в корзине для грязного белья! А теперь еще и телефон почти разрядился, в самый неподходящий момент! Где зарядник?
Проклятье! Бывают же такие сволочные дни…
На нарядной блузке, в которой она решила пойти на праздничный ужин, обнаружилось пятно.
Ну что за свинство! Она никогда не соберется и опять явится последней, а мать не преминет высказаться.
В довершение всех бед – ни одного сообщения от Лео с самого утра. Впрочем, чему тут удивляться: этот малый пишет, когда вздумается.
Так уж устроена жизнь: получаешь ненужные сообщения, на которые не хочешь отвечать, а люди, по которым скучаешь, испытывают твое терпение…
Люди, по которым скучаешь?.. Ты сама-то себя слышишь?! Дожила…
Ей следует смириться с реальностью: Лео где-то там, далеко, и только воспоминание о паре серых глаз тревожит ее время от времени, причиняя боль. Смутная мечта, не более того. Такие грезы лелеешь, зная, что им не суждено сбыться. Никогда. А ведь она и Лео каждый день встречаются на WhatsApp, делятся информацией, шутят. И всегда здороваются и прощаются. Что это значит?
Ничего. Он проявляет вежливость. Не возбуждайся и не питай ненужных надежд.
Лоррен почистила зубы, наклонившись над раковиной, чтобы не забрызгаться пастой. Подал голос телефон, она бросила щетку, забыла сплюнуть пасту, засуетилась, подбежала, взглянула на номер и чуть не подпрыгнула. Это Он!
Лео: Думаю, пора выбираться из пещеры и идти на праздник. Избегай крепких напитков.
Лоррен улыбнулась.
Лео намекал на второй акт их первой встречи, когда она здорово набралась…
Жизнь снова улыбалась ей. Она посмотрелась в зеркало, нашла свое отражение сносным, схватила сумку и выбежала, глупо улыбаясь… Или счастливо.
– Как в Штатах называют умного человека? – спросил Поль-Анри Саломе, не обращаясь ни к кому конкретно. – Не знаете? Его называют туристом! Наша дорогая Лоррен скоро засверкает, как тысячеваттная лампа, среди тысяч светил Манхэттена. Здоровье Лоррен! Удачи, милая!
Смех. Восклицания. Все поднимают бокалы с шампанским. 23:00, 24 декабря 2019 года, улица Ле-Тасс.
По случаю праздника ее крестный облачился в пиджак в крупную темно-синюю клетку с жилетом в тон, белую рубашку и экстравагантный галстук горчичного цвета в цветочек. Золотая цепочка соединялась с брошью, приколотой к карману на груди. Поль-Анри Саломе любил находиться в центре всеобщего внимания.
Улыбающийся Димитри послал сестре насмешливый взгляд сообщника по детским шалостям, она едва заметно кивнула: мол, не обращай на них внимания.
Их мать сидела в дальнем торце стола и, как всегда, председательствовала. Сверкающая драгоценностями Королева управляла беседой, как Герберт фон Караян Берлинским филармоническим оркестром. Они с Полем-Анри обменивались остротами, сплетнями и гадостями.
Напротив Лоррен, рядом с ее матерью, сидел Ришар Бекман, жених лет на двенадцать (как минимум!) моложе невесты, хотя его таланты пластического хирурга стерли – до некоторой степени – разницу в возрасте. Бекман был физически привлекателен, совсем не злобен, но бесцветен и донельзя банален как собеседник.
Димитри пришел с Агатой, своей нынешней двадцатишестилетней подружкой. Она убрала тяжелые светло-каштановые волосы в пучок и украсила его серебряными нитями и жемчужинами. Большие желто-золотистые глаза и тонкие черты лица делали красоту девушки почти старомодной. Лоррен не сомневалась, что их властная мать не замедлит подвергнуть бедняжку допросу с пристрастием.
Ночь опускалась на сады Трокадеро, дворец Шайо, Эйфелеву башню, Сену с корабликами, и этой эпинальской[97] лубочной картинке недоставало только аккордеона. Лоррен вспомнился Центральный парк в белом пушистом одеянии среди небоскребов Манхэттена.
– Тебе известно, что я часто летаю в Нью-Йорк, – начал объяснять Ришар, перегнувшись через серебро и хрусталь баккара, и тут она услышала тихий сигнал «бип»: пришло сообщение. – Надеюсь, – продолжал между тем Ришар, – что мы воспользуемся случаем и походим по ресторанам. Я знаю несколько очень хороших. Вопреки досужему мнению, Нью-Йорк – гастрономическая земля обетованная, все кухни мира чувствуют себя там лучше, чем в Париже. Ньюйоркцы почти не готовят дома, предпочитают питаться в кафе и ресторанчиках.
Ришар распинался, видимо забыв, что детство Лоррен прошло в Верхнем Ист-Сайде. Она положила телефон на колени, включила, прикрыв краем скатерти, и прочла:
Лео: Держишься?
Лео… Она улыбнулась, подняла голову, увидела, что застольная беседа в разгаре, и коротко ответила:
Лоррен: Пока да. А ты?
Через десять секунд он отозвался:
Лео: Аналогично. Good luck.
Лео выключил телефон.
– Что ты делал в Китае? – спросил его племянник, одиннадцатилетний Тим, шедший рядом.
– Рисовал.
– Что рисовал?
– Китайцев, – улыбнулся Лео.
– Значит, у тебя было полно моделей! – Тим солнечно улыбнулся.