Она включила свет. Канделябры ожили и осветили зал. Столы, накрытые крахмальными скатертями, белыми как только что выпавший снег, были расставлены по залу в окружении плюшевых стульев. Для танцев оставили свободное пространство в центре. Панели стен, картины и плотные шторы на восточных окнах украсили вечнозеленые гирлянды. Веточки омелы и перемежающиеся с ними венки из остролиста и плюща стояли в центре каждого стола. Приподнятая платформа в передней части зала превратилась в сцену. Ее закрывал красный бархатный занавес и обрамляла пара елей, усыпанных лентами и маленькими стеклянными шариками, готовыми сверкать и купаться в огоньках свечей, которые потом прикрепят к их веткам.
Мариетта закрыла за собой двери и пересекла бальный зал, охваченная восхитительным предвкушением и готовая бросить вызов кому угодно. Бархатный занавес был плотным и тяжелым, он с шелестом сомкнулся за ее спиной и отгородил ее от зала. Она оказалась на сцене, в том тайном мире, куда могла войти только она одна.
Глава 13
Декорации балета изображали морозную ночь. Ели сверкали под ярким светом звезд, мигающих электрическими лампочками. В углу возвышалась башня, мрачная и грозная, а в центре раскинулся дворец, его витые шпили пронзали ночное небо. Дверей у этого дворца не было. На их месте отсчитывали время большие старинные напольные часы в деревянном футляре, служащие одновременно привратником времени и входом во дворец.
Мариетте казалось, что она слышит первые такты адажио Розы – выступление на конкурсе запечатлелось в ее памяти вместе с неудачей в конце, – и она поднялась на пуанты и сделала несколько неуверенных шагов по белоснежной сцене. Провела носком одной ступни вверх по другой ноге до колена, выполняя девелопе, потом вытянула ее в сторону и вверх, балансируя на одном пуанте. Несмотря на то что в танце она изгибалась в немыслимых позах, она никогда не чувствовала себя такой спокойной и свободной, как тогда, когда отдавалась танцу. Мариетта улыбнулась, завершая движение, сделала пируэт и повторила его, пронеслась через всю сцену, перешла в арабеск, а сердце ее билось так, словно она вот-вот взлетит. Если бы только она сумела так станцевать на просмотре! Старинные часы тикали при каждом движении стрелок по циферблату. Мысли Мариетты тоже выполняли фуэте у нее в голове, вращались все быстрее и быстрее, но каждый раз начинали новый круг, не закончив предыдущего. Ее жизнь совершила кривой поворот, будто это был пируэт, которому суждено закончиться провалом.
Что-то щелкнуло у нее за спиной.
Мариетта оглянулась, но рядом никого не было. По-видимому, этот звук донесся из дворца. Дворец был выкрашен в бледно-розовый цвет пионов, которые цвели в дендрарии в мае, а башни были цвета белых лилий. Маленькие движущиеся фигурки материализовались теперь в освещенных изнутри окнах, позволяющих заглянуть внутрь. Два юных принца в таких же мундирах, как у игрушечных солдатиков Дроссельмейера, сражались на мечах. Королева сидела рядом с королем на троне, оба они махали ей руками. А высоко над всеми ними, в самой высокой башне, разворачивалась самая старая из всех сказок. Принцесса. Прекрасное видение, одетое в красивое платье, кружилось перед зеркалом. Она совершала поворот за поворотом и разыгрывала мрачную волшебную сказку, оказавшись в механической ловушке. В тюрьме из шелка, атласа и газа. Когда Мариетта вгляделась пристальнее, то увидела золотую мышь, вышитую на платье принцессы, и балетные туфельки на ее ножках. Точная копия ее брошки от Картье была приколота выше сердца.
Мариетта как вихрь вылетела обратно на сцену.
Она не замечала, как шли часы и наступила ночь, не видела, как стрелки старинных часов описывали круги. Она потерялась в своем танце, вращалась и кружилась, пока у нее все не расплылось перед глазами. Она была полна решимости исполнить идеальное фуэте, отчаяние ее росло, как морской прилив, выливалось в серию прыжков через всю сцену, которые уносили ее все выше и дальше, а невидимый оркестр поглощал ее боль, пока ее снова не охватила злость и пузырьки нового чувства не вскипели и поднялись на поверхность. Чувства ярости.
Губы ее изогнулись в новой улыбке, полной обещания.
Затем в глубине бального зала раздался другой звук, и ее улыбка застыла. По-видимому, она уже была не одна. Она отдернула бархатный занавес и увидела стоящего там Дроссельмейера.
Мариетта в изумлении отступила назад.
– Доктор Дроссельмейер, вы меня очень напугали. Я не думала, что в такое время гости еще здесь.
– Прошу меня извинить. – Взгляд его ледяных глаз скользнул по ее тонкому платью сверху вниз. – Я надеялся сегодня вечером остаться с вами наедине на несколько минут перед тем, как вы сбежали.
– А что могло быть настолько важным, что вы хотели обсудить это именно сегодня вечером? – спросила она таким резким тоном, на какой не решилась бы за несколько недель до этого.
Дроссельмейер подошел к ней ближе.
– Дорогая Мариетта, я думаю, вы уже знаете, о чем я говорю. Вы окажете мне честь стать моей женой? – Он взял ее за руку.
Растерянная Мариетта позволила ему это сделать.
– Я очень польщена вашим предложением, но боюсь, что должна отказаться.
Повисло молчание. Он крепче сжал ее руку, когда она попыталась высвободить ее, а ее щекам стало жарко от растущего смущения.
Пристальный взгляд Дроссельмейера лишал ее сил.
– Как я вам уже говорил, я нахожу способ получить то, чего сильно желаю. А вас, Мариетта, я желаю уже давно.
Мысли Мариетты разбежались в разные стороны.
– Почему, ради чего? Я не отличаюсь красотой; есть другие, гораздо красивее меня. Гораздо добрее, заботливее и гораздо богаче к тому же. Я настаиваю, чтобы вы обратили внимание на другую женщину.
– Ах, но ведь вы такое же одержимое создание, как и я. Я вижу честолюбие, стремление, желание в вашей крови. Я слышу, как все это взывает ко мне. Именно вы привлекли мое внимание, мисс Стелл. Я вами очарован. – Он произнес это звучным голосом, низким, полным колдовства. В его словах было страстное обещание.
Мариетта отступила назад, вырвала у него свою руку.
– Не возлагайте вину за это на меня, я отказываюсь взять ее на себя. Вы очень хорошо знаете, что я ничего не сделала для того, чтобы ваши мысли получили такое направление.
– Вы ведете со мной игру? – прошептал он. – Я должен признаться, что это восхитительная мысль. – Он придвинулся к ней ближе, его руки легонько опустились на ее плечи.
Мариетте вдруг стало страшно.
– Не смейте думать, будто вы имеете право вот так прикасаться ко мне. – Мариетта сбросила с плеч его руки. Его ладони скользнули вниз по ее рукам и крепче сжали ее.
Он наклонил голову к ее шее и сделал вдох.
– Я чувствую намек на гнев? Он придает вашей крови аромат выдержанного вина.
Мариетту пронзил ужас. Она старалась сохранить контроль над своим рассудком, чтобы ее голос не дрожал и не выдавал ее страха.
– Я требую, чтобы вы немедленно отпустили меня.
Он убрал руки. Мариетта зашагала на трясущихся ногах к выходу со сцены, стуча пуантами.
– Я не приму отказа, – крикнул ей вслед Дроссельмейер.
Она остановилась.
– Уверяю вас, что никогда не стану вашей невестой. Я так решила. И как бы вы часто ни преследовали меня в городе и ни проникали в мою спальню по ночам, я не изменю этого решения. Вы ведете себя как капризный ребенок, который жаждет получить игрушку, которую ему не дают. Вот единственная причина, по которой вы не можете примириться с моим нежеланием выйти за вас замуж: вами овладел охотничий азарт.
Выражение глаз Дроссельмейера изменилось, и она поняла, что ее слова попали в цель. Его взгляд стал более холодным, более яростным, улыбка превратилась в оружие.
– Возможно. И все-таки самые сладкие женщины – это самые сильные женщины после того, как их сломают.
– Вы меня никогда не сломаете.
Часы пробили полночь.
Когда стрелки встали на место, прозвучал первый звон курантов. Одновременно низкий и мелодичный, он украдкой проникал в чувства почти так же, как голос Дроссельмейера. Дроссельмейер указал рукой на старинные часы.
– Прошу, будьте моей гостьей. Я не приглашал вас сегодня в бальный зал, рискнуть войти сюда было полностью вашей инициативой. Теперь мой сюрприз уже испорчен, так почему бы вам не остаться и не понаблюдать.
Со вторым перезвоном курантов часы начали дрожать. Мариетта сделала шаг назад.
– Не думаю, что это разумная мысль. – Она спросила себя, не лишился ли он разума. Дроссельмейер сунул руку в карман пиджака и достал оттуда маленький предмет. Поднял его вверх. Это был ключ.
После третьего перезвона курантов центральная панель старинных часов открылась.
Страх Мариетты разгорался все сильнее. С быстро бьющимся сердцем она бросилась бежать по центру бального зала к двойным дверям. Они были заперты. Она прижалась губами к щели между створками и крикнула; створки были тонкими, как бумага, и поблизости всегда было много слуг. Несомненно, что по крайней мере хотя бы один лакей ее услышит.
Куранты прозвенели в четвертый раз.
Смех Дроссельмейера был таким же бесчувственным, как убийственный мороз. Он спрыгнул со сцены и двинулся к ней, вокруг его глаз разбежались насмешливые морщинки.
– Вы меня недооцениваете. Как вы уже убедились, я гораздо коварнее, чем ваши обычные ухажеры. Меня будет непросто убедить обратить внимание на другую женщину. Ведь теперь игра стала такой интересной. Чем больше вы пугаетесь, тем больше растет мой аппетит. Вы будете моей, моя маленькая балерина. – Последние слова он произнес по-немецки.
Мариетта заглянула в щель между дверными створками. Потом посмотрела в замочную скважину. Всюду была темнота. Она забарабанила в дверь кулаками, но стук звучал приглушенно.
Пятый перезвон курантов.
Мариетта бросилась обратно, к сцене, пытаясь убежать от приближающегося Дроссельмейера. Он продолжал медленно идти к ней. Страх вонзил иглы под кожу Мариетты, она учащенно дышала. Она почувствовала, каково быть добычей, ощутила ужас кролика перед лисой, который ясно представляет себе, как в него впиваются ее зубы, это ясно отражалось в его обезумевшем взгляде. И еще она видела тех женщин, которые спасались бегством так же, как она сейчас, нескончаемый поток унижен