. Теперь она корила себя за это, наблюдая за ланчем, а потом за вторым пропущенным обедом, которые пронеслись мимо нее подобно призрачным девам. Это было ужасно. Невозможно представить себе, что женщина так страдала ради того, чтобы ее голос принимали во внимание. Фредерик был прав: она не так хорошо понимала свои привилегии, как следовало бы.
Пытаясь отвлечься, Мариетта удалилась в ванную с бассейном. Несмотря на то что она не стала купаться, чтобы не потревожить бинты, она чувствовала облегчение, погружая пальцы в кипящие пузырьки, когда вокруг нее клубились облака пара, пахнущего ирисками. Пирлипата вошла сквозь газовые занавески и поплыла вдоль бассейна. Потом она легла среди пузырьков и долго разговаривала с Мариеттой. Об их семьях и друзьях и о движущих ими страстях. Мариетта попыталась выразить словами свою любовь к балету и то, как он влияет на ее жизнь. Она объясняла:
– Иногда я чувствую, что страсть к танцу может поглотить меня. Она гнездится в моих костях, это непреодолимая сила. Я танцую, пока весь мир не исчезнет и ничего не останется, кроме меня самой, в тот момент всеобъемлющей и драгоценной. Правда в том, что он часть меня, и, если отнять его у меня, я расколюсь пополам, останется только половина моей жизни. – Она должна была воплотить сказку об Авроре на сцене, это стало бы кульминацией всех лет, проведенных в качестве ученицы мадам Белинской, она не должна была позволить соблазнить себя, сделать игрушкой для развлечения жестокого короля. Эта потеря глубоко ранила ее.
Пирлипата выслушала и поняла ее, а потом призналась ей, что скучает по возможности подниматься на скалы и в горы, окружающие Кракатук, больше, чем по своим родным.
– Хотя они не знают о моем пленении, они ни разу не усомнились в том, что я сочеталась браком с королем Гелумом посредством некой тайной церемонии, которая им неизвестна, и, кажется, их не волнует отсутствие контактов со мной после нашей переписки об их предполагаемом визите.
– Один из солдат сообщил мне, что Кракатук смотрит в будущее, – задумчиво сказала Мариетта.
– Да. Историю ценят в Мистпойнте, где жизнь людей тесно переплетена с их островами, среди руин, полуразрушенных временем, пропитанных памятью об их предках. В Кракатуке мы смотрим вперед. Наши университеты вызывают у всех восхищение, так как мы всегда ставили выше всего знания и культуру. И это, – тихо прибавила она, – в конце концов приведет к падению короля Гелума.
– Каким образом? – Мариетта внимательно слушала ее.
Пирлипата бросила взгляд на занавески, тонкие и яркие, как лунный свет, пропитанные паром.
– Он боится культуры и искусства и того, что они могут сделать с его правлением. В Кракатуке стоит большинство печатных станков Селесты, но те немногие, которые оставались в Эвервуде, приказали уничтожить. Книги здесь запрещены с тех пор, как король впервые почувствовал признаки мятежа среди своего народа. – Занавески затрепетали и на мгновение приоткрылись, позволяя увидеть номер и открывающуюся дверь. Пирлипата сразу же замолчала. Один служитель в сопровождении Безликих стражников принес серебряный поднос, уставленный блюдами, и ушел. Стражники остались. Пирлипата больше ничего не рассказала Мариетте, но Мариетту все это очень заинтересовало.
В последующие дни Пирлипата и Деллара порхали в номер и из номера по приказу короля, излучая очарование, одетые в заколдованные платья, от которых сверкал окружающий их воздух, а Мариетта бездельничала, охваченная горькой смесью непокорности и сожаления. Ее мысли стали липкими и медленными, словно ее голову наполнили патокой, а любое движение требовало больших усилий. Она была поглощена возникающими в воображении картинами, как она вгрызается во влажные шоколадные пирожные, поедает целые кастрюли густого, вкусного жаркого, супницы супа, восхитительные пироги, залитые густым соусом, и груды хлеба, пышного и хрустящего одновременно. Когда она закрывала глаза, чтобы передохнуть, ей снились пикники в саду с Фредериком и няней, сэндвичи с медом и лимонные тарталетки, которыми они насыщались словно солнечным светом. Став старше, они продолжили эту традицию; хотя няня уже давно покинула этот мир и они уже стали слишком взрослыми для таких пустяков, они устраивали пикники ради ностальгии, и бутылка любимого выдержанного вина Фредерика была их единственным новым дополнением к прежнему меню.
Однажды вечером Мариетта открыла глаза и увидела, что Пирлипата с тревогой смотрит на нее. Золотые нити пронизывали облако ее волос, золотые бабочки плясали в ее ушах.
– Мы не можем пропустить сегодняшние развлечения, но мы найдем способ принести тебе что-нибудь, чтобы подкрепиться, – сказала она, и Мариетта провела весь бал, ощущая в мечтах ароматы и вкус еды. Некоторое время спустя она увидела страдающую Пирлипату с опухшей щекой и Деллару с окровавленным носом.
– Нам так жаль, Мариетта, но нас у двери обыскали.
Как ни странно, но ее голод уменьшился. Какая-то смутная, почти забытая часть ее сознавала, что она теряет силы и способности, но она только на мгновение встревожилась, а потом это ощущение пропало. Время спуталось, способность различать дни утекала и превращалась в сон. Ей снились туманные призраки, которые пировали, поедая лес. Моря во льдах, зимы, которые поглощают все. Глаза, которые замораживали ее кожу, пока она не превращалась в существо из инея, ее волосы становились россыпью снежинок, а сердце попадало в клетку из сахарного стекла. Вдалеке выл волк. Появлялся Дроссельмейер, смотрел на нее сверху, протягивал руку и запускал пальцы в ее волосы. Она убегала сквозь свои туманные воспоминания, преследуемая зубами и когтями, мыши плясали у ее ног; ее сердце билось слишком сильно в своей стеклянной клетке, и она разрушалась изнутри. Просыпаясь от испуга, она осматривала углы апартаментов в поисках Дроссельмейера.
– Мы должны что-то сделать, пока не потеряли ее, Деллара.
– Нам следует быть благодарными, что у дворца свой собственный источник свежей воды, которая поступает из Мистпойнта. Если бы мы находились в городе, она бы так долго не протянула. Я слышала, как придворные шептались, что минеральная болезнь распространяется.
– Человек не может жить на одной воде.
– Тогда удвоим наши усилия, чтобы тайком принести что-нибудь сюда. Я не допущу, чтобы она умерла.
Мариетта слышала их тревожный шепот будто издалека. Она открыла глаза, чтобы попросить их не рисковать собой из-за нее, что она уже не голодна, и удивилась, почему у них такие необычно мрачные лица и почему слова на ее языке напоминают сосульки. Не успела она вытолкнуть их наружу, как вошли двое Безликих стражника и рывком поставили ее на ноги.
Комната расплылась, в голове раздался рев. Она услышала протесты, но их заглушил голос солдата, который она не узнала.
– Ее вызывают. Приказ короля.
Глава 23
Вопреки ожиданиям Мариетты солдат повел ее по спиральной лестнице наверх. У нее закружилась голова, когда она запрокинула ее и посмотрела на пустое пространство в центре дворца. Они шли, огибая это пространство, и оно нависало над Мариеттой, пока она не почувствовала, как его незаполненный объем, его пустота не превратилась в нечто более осязаемое, она поглощала сердце дворца и жаждала большего, подобно дикому зверю, который готов сожрать все, что ему попадется.
Они остановились перед одной из одинаковых дверей. Солдат постучал. Удары его кулака гремели, как бронзовый дверной молоток в виде льва на двери их городского дома, и несколько мгновений Мариетта ожидала, что сейчас услышит голос Джарвиса, объявляющего о приходе приглашенного на обед гостя. Однако голос, приказавший им войти, принадлежал не ему. Солдат толкнул Мариетту на маленький деревянный стул, и от его грубого толчка она соскользнула со стула и упала. Ее тело казалось ей таким же невесомым, как блуждающий огонек на болоте, плывущий над морем льда.
Дверь захлопнулась с громким стуком. Две сильных руки внезапно подняли ее и посадили на стул. Чей-то голос прошептал:
– Что они с вами сделали?
Мариетта заставила себя посмотреть на мужчину, лицо которого расплывалось у нее перед глазами. Капитан. Он озабоченно смотрел на нее. Твердый край прикоснулся к ее губам, и она почувствовала вкус какой-то жидкости, горячей, соленой и сытной. Чувство самосохранения проснулось в ней, и она начала жадно глотать ее.
– Помедленнее, или все пойдет обратно, – сказал капитан.
Она стала пить медленнее. Туман, окутывающий ее мозг, рассеялся. Капитан Легат дал ей булочку, и она застонала от удовольствия, ощутив ее вкус. Еда наполнила ее желудок, согрела изнутри. Пока Мариетта ела, она осматривала окружающую ее обстановку.
По-видимому, она сидела в бревенчатом доме. Такой дом мог бы стоять на вершине горы в Швейцарских Альпах, настолько он походил на идиллический деревенский дом. Стены, низкий потолок и пол были из досок, вытесанных из имбирного печенья, огонь потрескивал в очаге возле мягких кресел и меховых ковриков, а большой письменный стол занимал половину уютного пространства. Она сидела за столом, капитан сидел рядом и наблюдал за ней. Она взглянула на него, он встал и одарил ее лукавой улыбкой.
– Вы довольны осмотром?
Он сел на резной пряничный стул у стола и передал ей сделанный изо льда стакан чистой воды. На стенах горели большие фонари, озаряющие комнату мерцающим светом.
– Почему вы меня сюда пригласили? – Собственный голос показался ей хриплым и чужим после многих дней молчания и слабости, когда она то просыпалась, то погружалась в полубессознательное состояние.
Он вздохнул, провел пальцами по своим бронзовым волосам, взъерошив их, и на мгновение закрыл глаза.
– Моя совесть не могла позволить королю уморить вас голодом.
Мариетта посмотрела в его глаза. Они были теплее, чем выражение его лица, словно не могли скрыть его чувства. Она решила, что его глаза, честные и добрые, вызывают у нее восхищение. Осознав, что она смотрит в них дольше, чем следует, она опустила взгляд на крышку стола. На нем было множество бумаг, авторучек, стояли недопитые чашки жидкого шоколада, а также лежали восковые печати с изображением мышей, сражающихся на саблях. Глядя на них, она нахмурилась, это изображение проникло сквозь затуманенное зеркало ее воспоминаний. Капитан откашлялся.