– Специализацию надо будет выбирать на втором курсе, так что еще успею определиться, – добавила Саммер.
Лук вытер руки полотенцем.
– Если понадобится помощь при переезде, сразу дай знать.
– Обязательно. Спасибо.
Она попрощалась с нами и направилась было к двери, но вдруг остановилась и повернулась к нам.
– Совсем забыла, Анна-Кейт. Вот, это от папы. – Она протянула мне какой-то конверт, на котором неразборчивым почерком было нацарапано мое имя.
– А что там? – удивилась я.
– Папа не говорил. Только просил вам его передать. Всем до свидания!
Саммер выпорхнула на террасу. Дверь за ней с лязгом захлопнулась.
– Надо починить дверь, чтобы не громыхала, – пробормотал Лук, приближаясь ко мне.
– Вот и почини, – поддакнула Джина, придвигаясь с другой стороны. – Что Обин пишет, Анна-Кейт?
Я рассмеялась. Очевидно, супруги Бартелеми сгорают от любопытства.
– Сейчас узнаем.
Я раскрыла конверт. Внутри оказалась сложенная втрое бумажка. Не представляя, что бы это могло быть, развернула ее и сразу же преисполнилась благодарности к Обину за такой чудесный подарок.
На листке, под надписью «Хочу немножко подсластить твою жизнь, Анна-Кейт. Обин», был тщательно расписан рецепт сладкого ежевичного чая.
Я быстро пробежала его взглядом, внимательно отмечая каждый ингредиент. В это время послышался громкий стук. Я подняла голову и, увидев за окном мистера Лейзенби, глубоко вздохнула.
Джина хихикнула.
– Анна-Кейт, думаю, это к тебе.
Я постаралась определить по выражению лица мистера Лейзенби, получил ли он во сне послание от покойной жены. В его глазах блестели слезы. Сердце упало. Подбежав, я распахнула дверь.
– Ну что?
Мистер Лейзенби опустил голову и вдруг, шагнув вперед, сжал меня в объятиях.
– Все отлично, получил! Спасибо, мисс Анна-Кейт!
И неожиданно для себя я обняла его в ответ.
13
– Вы живете где-то поблизости?
– Да, в горах. У меня домик на холме Крик-Хилл.
– Там, наверное, очень живописно. Самое то для фотографа, – заметил журналист, что-то черкнув в блокноте.
– Это точно. – Кэм поправил ремень висящей на шее фотокамеры.
– Вам удалось сделать снимки черных дроздов?
– Удалось, хотя недостаточно четкие. – Кэм показал журналисту на экране фотоаппарата полученные кадры.
– Да, изображения темные и расплывчатые, – кивнул тот. – Это потому, что снимали ночью?
Кэм погасил экран и задумчиво взглянул в окно, на растущие рядом шелковицы.
– Сомневаюсь.
«Нужно отменить консультацию», – выдохнула я себе под нос, торопясь из гостевого домика к припаркованной у дороги машине.
Ну и денек!
Точнее, даже не денек, а неделька.
Мама дуется на меня, во-первых, из-за того, что я не попросила ее посидеть с Олли, а во-вторых, из-за моей работы в кафе «Черный дрозд», и держится подчеркнуто холодно и отстраненно.
Каждый день кафе посещают все больше клиентов из числа любителей птиц. Я-то думала, интерес к черным дроздам скоро иссякнет, но, похоже, он только возрастает.
Я уже начала нервничать из-за завтрашнего дочкиного занятия в бассейне, тщетно пытаясь избавиться от всплывающих в воображении жутких картин: Олли уходит под воду и не выныривает.
К тому же меня пугает предстоящая встреча с психотерапевтом в Форт-Пейне. За последние дни я неоднократно порывалась ее отменить и сейчас об этом подумываю. При мысли о том, что придется разговаривать о Мэтте, меня охватывают чувства, которые я пыталась искоренить, спрятать в глубине души, что очень упростило бы жизнь. На этой неделе мне несколько раз пришлось бороться с паническими атаками, и я была совершенно вымотана.
Если бы не папа, возможно, я уже получила бы ответы на мучающие меня вопросы и наконец успокоилась.
Нельзя исцелиться с помощью пирога, Натали. Ты сама должна восстановить покой в душе.
Я привыкла расстраивать маму, но с папой так поступить не могла. Если психотерапевт поможет мне стать лучшей матерью для Олли, я готова ходить на консультации. Не допущу, чтобы паническая атака однажды случилась на глазах у дочери. Хорошо, что пока удается этого избежать. Как ни грустно признавать, мне действительно нужна помощь специалиста.
Маленькая коричневая птичка, которую я очень часто вижу в последнее время, села на забор и принялась преспокойно чистить перышки под травмированным крылом. Мое присутствие ее нисколько не смущало. Над глазами у нее две темные изогнутые полоски, напоминающие подведенные брови. Я представила, как птица наносит макияж, и мое настроение неожиданно улучшилось.
Вдоль дорожки росли кусты калины, от нежных розовых цветов исходил сладостный аромат – куда приятнее, чем запахи бекона, кофе, печенья и куриного стейка, которые пропитывают одежду и преследуют меня даже дома.
Чтобы избавиться от них, перед поездкой к психотерапевту я потратила несколько драгоценных минут на душ. Времени на укладку не оставалось, поэтому я просто расчесала волосы и переоделась в легкую длинную юбку и блузку без рукавов. Выбрала самые удобные сандалии, которые точно не станут травмировать мозоль. Она еще не успела полностью зажить, хотя мазь Анны-Кейт творит чудеса.
Как я ни торопилась, приводя себя в порядок, все равно уже опаздывала. Поскольку в Уиклоу все находится в пешей доступности, я на месяц забросила свой крошечный белый хетчбэк. Безусловно, это не могло на нем не отразиться. Автомобиль был покрыт слоем грязи и пыльцы. Прошедший недавно дождь перемешал их, превратив в картину в стиле импрессионизма. Глушитель окончательно отвалился. В баке почти не осталось бензина, а из-под бампера капало моторное масло. Нагнувшись, я обнаружила, что кто-то – вероятно, папа – специально подставил пластиковый контейнер, чтобы масло не растекалось под машиной.
Папа всегда исправлял мои оплошности.
Я решила, что не буду даже пытаться приладить глушитель: некогда возиться. По дороге заеду на АЗС. Заправлюсь и попрошу кого-нибудь залить масло в двигатель.
Все будет в порядке.
В полном порядке.
Волноваться совершенно не о чем.
Закрыв лицо ладонями, я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и – боже мой! – опять почувствовала запах копченого бекона.
– Не отменяй встречу, Натали, – раздалось где-то рядом.
Я завертела головой, пристально всматриваясь в те места, где возможно было бы спрятаться. Однако меня окружали только птицы и пчелы.
По коже побежали мурашки. Я вдруг поняла, что именно этот голос разбудил меня на прошлой неделе.
Твой отец умирает.
Я пыталась забыть о тех словах, списав их на кошмарный сон. И вот опять… Что происходит? Может, я перегрелась и вижу галлюцинации? Сейчас и впрямь жарко и душно.
Настороженно обернулась. Никого. А вдруг это заговорила моя совесть? В таком случае непонятно, действительно ли папа болен.
Я уставилась на дом родителей. В воскресенье во время семейного обеда я не сводила глаз с папы, пытаясь определить, здоров он или нет. На первый взгляд казался вполне бодрым. Из мелочей я отметила какой-то странный цвет лица. Возможно, папа просто обгорел на солнце, пока играл в гольф. Или есть иная причина?
Внимательно наблюдая за ним, я заметила и другие тревожные симптомы. Папа очень мало ел: клал себе крошечные порции и потом почти к ним не притрагивался. А еще мне почудилось, что он с трудом поднимает Олли на руки, словно ему больно.
На мои расспросы папа ответил, что получил небольшую травму во время гольфа, а аппетит потерял из-за стресса. Может, это связано с приездом Анны-Кейт? Или с чем-то еще?..
– Иди уже! – зазвенело мелодичное сопрано.
На этот раз звук шел со стороны забора. Но там тоже никого не было! Только кусты и эта чистюля-птичка.
– Да иду! – Я раздраженно вытащила ключи от машины. Очень надеюсь, что она заведется.
Похоже, на несколько минут все-таки опоздаю. Ну ничего, так даже лучше. Сегодня с психотерапевтом можно просто познакомиться. Зайду, в двух словах опишу свои проблемы и уеду. В подробности углубляться не стану, не буду бередить старые раны.
Оставив дверцу открытой, чтобы разогнать нагретый, застоявшийся воздух, я уселась за руль. В салоне было так жарко и душно, что захотелось выскочить обратно. Кинув сумочку на соседнее сиденье, я, потянувшись, открыла с другой стороны окно, желая ускорить проветривание. Сейчас я бы обрадовалась даже урагану. Стекло застряло на полпути, но у меня не было времени с ним воевать.
Чувствуя, как на лбу выступают капельки пота, я вставила ключ в замок зажигания. Ну, давай же, заводись! Ну пожалуйста!
Мотор закашлял, словно астматик в парфюмерном отделе, но не заработал. Глубоко вздохнув, я попробовала еще раз, легонько надавив при этом на педаль газа. Вдруг поможет?
К сожалению, ничего не изменилось. Разве что завоняло бензином.
Досчитав до пяти, я снова повернула ключ. Двигатель чихнул и заглох, а к бензину присоединился запах горелого масла. Чертыхаясь, я вытащила ключ. Не хочу, чтобы машина погибла в огне. Она, может, и достойна такой кары, но еще мне нужна.
После смерти Мэтта банк отобрал наши автомобили, куда более дорогие и современные, за долги. Я с трудом насобирала деньги на покупку старенького, подержанного хетчбэка. Это оказалась совсем простая модель, без радио, электрического стеклоподъемника и других наворотов. Рычаг переключения скоростей постоянно застревал, а педаль сцепления ужасно скрипела. Зато машина была моей собственной.
Я открыла капот и пошла выяснять, в чем дело, хотя ничего в этом не смыслю. Мама схватилась бы за сердце, если бы увидела, чем я занимаюсь. Представляю, что бы она сейчас сказала: пытаясь самостоятельно чинить автомобили, люди отнимают хлеб у автомехаников. Мол, разве ты готова заставить их детишек голодать? И вообще, ты же вся перепачкаешься!
Не знаю, что я ожидала увидеть под капотом, но точно не это: на аккумуляторе лежало наспех свитое гнездо, а в нем – пятнистое яичко, напоминающее небольшой камушек.