По пути я отметила, что в витринах магазинчиков появились объявления о приеме на работу и сувениры с главным символом Уиклоу. Во «Всякой всячине», например, продавались плюшевые игрушки-дрозды и посуда с изображением этих птиц, в следующем магазине – картины и панно. А кафе-мороженое «У Адалин», которое недавно снова открылось, предлагало попробовать новинку – «Черный дрозд»: с ежевикой и шоколадной крошкой.
От мысли, что жители Уиклоу одобрили новый бренд и вовсю его используют, стало тепло на душе. Но вместе с тем я забеспокоилась. Сейчас город процветает в атмосфере счастья и благополучия, жизнь бьет ключом. Будет жаль, если все это закончится. Вдруг шелковицы погибнут? Что тогда станет с черными дроздами? Найдут ли они другой портал или так и останутся на том свете – навечно?
Зи никогда об этом не говорила. И неизвестность очень угнетает.
Только когда кот ступил на узкую асфальтированную дорожку с раскинувшимися по бокам тюльпанными деревьями и аккуратно подстриженным газоном, я сообразила, куда меня ведут. Пройдя под ржавой металлической аркой, он двинулся вперед через кладбище и вскоре исчез из виду.
Дальше идти не хотелось. На сердце и без того было муторно от необходимости бросить кафе и сад. А вид бабушкиной могилы меня окончательно доконает.
Налетел порыв горячего ветра, и к аромату свежескошенной травы примешался запах надвигающегося дождя. Я прислонилась к одной из каменных колонн, поддерживающих арочный свод. Она так нагрелась на солнце, что жар чувствовался даже через одежду. Колыхались высокие декоративные травы. Повсюду скакали малиновки, выискивая в земле червяков. По шоссе проехали машины с номерами штатов Индианы и Миссури. Следом показался пикап из Флориды с домом-автоприцепом. Видимо, любители птиц направлялись в Уиклоу на выходные.
Кот не возвращался.
Я подождала еще несколько минут и уже было повернула обратно, но тут мое внимание привлекла промелькнувшая птица. Может, померещилось? Я прищурилась. Если зрение не подводит, на ветку растущего на кладбище тюльпанного дерева действительно сел черный дрозд.
Отбросив сомнения, я двинулась туда.
Солнечные блики плясали на трепещущих от ветра листьях, на светлой в крапинку грудке и оранжевом клюве птицы и отражались в ее зеленых глазах – как у мамы. Приезжие орнитологи пока не заметили эту поразительную особенность черных дроздов. А если когда-нибудь и обратят внимание на их диковинное свойство, все равно ничем не смогут его объяснить.
– Что ты тут делаешь?
Птица вспорхнула и полетела над ведущей через кладбище тропинкой. На мгновение замешкавшись, я поспешила за ней.
Проходя мимо свежей могилы Зи, старательно отвела взгляд. Во время похорон меня захлестнуло такое горе, что сердце едва не разорвалось на куски, хотя я знала, что бабушкина душа жива и лишь поменяла оболочку.
Мама взмыла ввысь, но над семейным склепом Линденов резким нырком спустилась ближе к земле. Я секунду помедлила у надгробной плиты, под которой покоился отец. Сюда же четыре года назад Зи тайно высыпала мамин прах. Мама всегда хотела после смерти воссоединиться с любимым.
Отвернувшись, я поспешила вдогонку за птицей. Достигнув дальнего конца кладбища, мама скрылась среди листьев клена и больше не появлялась. Я перешла на бег.
Задыхаясь из-за жары и физической нагрузки, я наконец добралась до клена и наткнулась на Обина Павежо. Поджав ноги и положив руки на колени, он сидел у одной из могил.
– Советую отдохнуть и перевести дух, – поглядев на меня, хмыкнул Обин. – Хотя если вы решили умереть, лучшего места не найти. Не надо будет тащить гроб.
Мне было не до шуток: легкие словно горели в огне. Отчаянно глотая воздух, я всматривалась в густую листву. Птица пропала. Зато у ствола сидел серый кот и нетерпеливо подергивал хвостом. Видимо, он все это время меня ждал и все больше раздражался. Даже странно, что не затопал лапами от возмущения.
Судя по поведению кота и птицы, я здесь неслучайно. Только вот зачем? Надеюсь, выясню. Утерев пот со лба, я опустилась на траву рядом с Обином. Скорее бы набежали тучи и хлынул дождь.
– Вышли на освежающую пробежку по приятной девяностоградусной[11] прохладе? – с иронией поинтересовался Обин.
Он был одет так же, как при первой нашей встрече, только на голове красовалась алая бейсболка с символикой Алабамского университета. Рядом в траве валялась трость.
Я приподняла собранные в хвост волосы, чтобы ветер охладил разгоряченную шею. Жжение в легких постепенно стихало, но я бы все отдала за глоток воды.
– Даже не верится, что кто-то бегает для удовольствия. Я гналась за… котом. Серым, – объяснила я, решив не упоминать о появлении черного дрозда.
Обин покраснел и, потупившись, начал срывать травинки.
– За котом. Да что ты говоришь? – напряженно пробормотал он.
– Вы не любите кошек?
– Не очень. Особенно серых.
Обин явно что-то недоговаривает, но не буду на него давить.
Я поискала взглядом кота. Его нигде не было. И как только ему удается мгновенно исчезать?
Отпустив волосы, я наконец прочла надпись на могильном камне. «Фрэнсис Камилла Павежо, любящая мать и жена». Меня переполнило сострадание. В груди всколыхнулись чувства, которые я предпочла бы не затрагивать. Мне стало неловко. Может, уйти?
– Я, наверное, пойду, – неуверенно произнесла я. – Простите, что помешала.
Обин снова принялся обрывать траву.
– Посидите еще немного, Анна-Кейт. Отдышитесь. Не хочу, чтобы и ваша смерть была на моей совести. С меня и так довольно. – Он кинул травинку на могильную плиту.
Я не нашлась что ответить. Хоть авария, в который погиб отец, была несчастным случаем, мама всю жизнь страдала из-за чувства вины оттого, что в тот день вела машину. Похоже, Обин несет такое же бремя.
Удержавшись от слишком личных и бестактных вопросов, я сменила тему.
– Спасибо за рецепт. Все посетители кафе в восторге от ежевичного чая Обина.
– Что вы, не стоило называть его в мою честь…
– Ну конечно, стоило! Это же вы придумали, как его готовить. Кстати, по этой же причине я посчитала несправедливым присваивать вырученные за чай деньги и начала откладывать их на колледж Саммер. Думаю, к моему отъезду мы как раз насобираем на первый взнос. Но вот все остальное…
Рука Обина с зажатой травинкой зависла в воздухе. Он прищурился.
– На колледж? Саммер сказала, что все оплатит за счет стипендии…
Мимо пролетела пчела и, жужжа, опустилась на одну из ромашек в бронзовой вазе.
– Она решила не нагружать вас своими проблемами. Стипендия оказалась гораздо меньше, чем Саммер рассчитывала. Ваша дочь очень старается накопить на обучение, но ей все равно не хватает.
От налетевшего резкого порыва ветра клен страдальчески застонал. Я задрала голову, но увидела лишь серебристые листья и сгущающиеся тучи. Надвигалась гроза.
Обин, приподняв бейсболку, утер пот со лба.
– Так вот почему она в последнее время суетится и берется за любую работу…
– Говорю же, скоро у меня появятся деньги на первый взнос.
– Сомневаюсь, что на продаже чая можно заработать.
Я улыбнулась.
– Вы, наверное, давно не заходили в кафе, да?
– Уже двадцать пять лет.
Вряд ли это совпадение.
– С тех пор, как умер отец?
Обин глубоко вздохнул и огляделся.
– В детстве мы с Эджеем ночью удирали из дома и шли сюда. Играли в прятки и пугали друг друга до полусмерти. Иногда я сижу здесь, и кажется, что вот-вот услышу его «Ку-ку!» за спиной. С него бы хватило превратиться в привидение, чтобы надо мной так подшутить. Эджей обожал приколы и розыгрыши.
– Правда?
– О да! Помню, он подложил матери в туалетный столик резиновую змею. Сили подскочила до потолка. Я многое бы отдал, чтобы увидеть эту картину. – Обин захохотал, и его грудь заходила ходуном. – После этого Эджея почти на три недели посадили под арест.
– Если бы он подложил змею мне, я бы окочурилась, – призналась я.
– Я тоже, – усмехнулся Обин.
Я с радостью весь день бы слушала истории об отце, но кое-что меня волновало.
– А почему же в прошлый раз вы намекнули, что не особенно дружили с моим папой?
Обин на мгновение сжал кулаки.
– Сложно объяснить…
– А вы постарайтесь.
– Сейчас это не имеет значения, Анна-Кейт. Так уж вышло. Я оказался плохим другом и все испортил. Да что тут говорить… Судьба преподала мне суровый урок. Я изменился и не хочу бередить старую рану. – В его голосе явственно сквозила боль.
– Сдается мне, мистер Павежо, эта рана так и не зажила.
Он помолчал и сорвал еще несколько травинок.
– Все равно я не считаю целесообразным это обсуждать. Лучше скажи, сколько денег нужно Саммер.
Узнать бы, что омрачило их дружбу с отцом. Тем более что Обину наверняка станет легче, если он выговорится. Однако я не стала добиваться ответа на свой вопрос и подробно описала ситуацию. Услышав, какая требуется сумма, Обин присвистнул.
– Саммер всегда меня оберегает. Никто так не волнуется за отца, как она. Ей бы уехать в колледж и стать свободным человеком, а не нянькой для папаши. Только вряд ли мы это потянем…
Я скрестила ноги. Трава слегка колола бедра.
– Я не намерена сдаваться.
Обин печально улыбнулся.
– Вы очень похожи на папу. Он всегда был оптимистом.
– По-вашему, оптимизм – это плохо?
– Надежда не приносит ничего, кроме страданий.
Я смахнула грязь с колена.
– Наверное, грустно жить с таким убеждением.
– Жизнь вообще грустная штука. – На несколько минут повисло молчание. Потом Обин поднял трость, покатал в ладонях и добавил: – Я могу выставить на продажу посохи и всякие мелочи: мед, овощи, мыло… Размещу у дороги палатку и буду торговать. Почему бы не воспользоваться, как все, наплывом туристов?
– Кстати о туристах… Как вы смотрите на то, чтобы взять жильцов?
Для Обина это был бы отличный способ подзаработать.