– По-моему, это забавно. Я бы с удовольствием такие носила, – заявила Натали.
– Не вздумайте, юная леди! – сорвалась ее мать. – Это безвкусно!
Время от времени Сили теряла контроль над собой. Однако Натали, судя по улыбке, не восприняла тираду матери всерьез.
– Попробуйте оценить ситуацию в целом, – возразила я. – Хотя мы продаем футболки, чтобы выручить деньги на колледж Саммер, такой маркетинговый прием не останется без внимания. Комитету по благоустройству стоит взять его на заметку. Мы привлечем в Уиклоу туристов. А приехав в город, они, вполне вероятно, тут задержатся. Полюбуются на черных дроздов, покатаются на велосипедах, отправятся в небольшой поход по окрестностям…
– …потратят деньги, – подсказала Натали.
– Именно!
Сили поджала губы еще сильнее.
– И все-таки это офигенно безвкусно.
Натали от хохота поперхнулась чаем, а Сили, невинно похлопав ресницами, потянулась за булочкой.
Док поковырял вилкой картофельное пюре.
– Если кафе через несколько недель прекратит работу, имеет ли смысл делать футболки? Как по мне, это напрасная трата сил и времени.
Мы все повернулись к нему.
– Что? – не понял он.
– Анна-Кейт ведь объяснила, что собирает средства на обучение Саммер, – произнесла Сили.
– Да? Наверно, я прослушал. – Док отпил еще чая.
Натали, озабоченно хмурясь, взглянула на Сили.
Я едва сдержалась, чтобы не отчитать дока прямо здесь и сейчас. Он должен признаться жене и дочери, что болен. Несправедливо утаивать это от них.
– Я уже искала способы не закрывать кафе на время своего отсутствия. Может, найму штат сотрудников, которые подменят меня на пару лет. Я бы могла печь пироги в Массачусетсе и отсылать их в Уиклоу. Джина считает, что ничего не выйдет, а по-моему, все можно устроить.
– Ты ведь здесь счастлива, Анна-Кейт. Ты тут ожила, это видно невооруженным глазом. Перенеси отъезд на следующий год, – посоветовала Сили. – Поживешь пока в Уиклоу, уладишь все дела в кафе…
– Отличная мысль! – подхватила Натали и, заметив, что Олли вытащила руку из-под одеяла и тянется к ее булочке, отдала ей оставшийся кусочек. – Куда тебе торопиться?
– Ни в коем случае, – запротестовал док. – Не подавайте Анне-Кейт дурацких идей просто потому, что не желаете с ней расставаться. Если она начнет откладывать учебу, то привыкнет к Уиклоу, обустроится и в итоге вообще никуда не уедет.
Сили смерила его ледяным взглядом.
– Анна-Кейт сама должна сделать выбор. Очевидно, что у нее не лежит душа продавать кафе. Мы предлагаем ей варианты.
– Она уже выбрала. В августе у нее начинаются занятия, разве не так?
– Обстоятельства изменились, – сквозь зубы процедила Сили. – Анна-Кейт вполне может отказаться от этой затеи.
Док, побледнев, упрямо выпятил подбородок.
– Нет, она должна как можно скорее отучить- ся в медицинском, чтобы я передал ей своих пациентов.
Я замерла.
– Секундочку! С чего вы это взяли? Я на ваших пациентов не претендую.
– Предполагалось, что после меня мое место займет Эджей. А раз его нет, оно твое.
Я судорожно смяла в руках салфетку, стараясь подавить приступ дурноты. Получается, вот к чему он стремился все это время?
– То есть вы вешали мне лапшу на уши, что хотите общаться со своей внучкой, что пора оставить прошлое и жить дальше… ради этого?
Я так и знала, что он манипулятор! Только не понимала, до какой степени.
– Суккоташ! – завопила Натали. – Суккоташ!
– Какой еще суккоташ? – уставилась на нее Сили.
Натали подхватила рюкзак.
– Анна-Кейт, нам пора.
– Ты сама говоришь: Иден настаивала, чтобы ты пошла по стопам отца. – В голосе дока зазвенел металл. – А значит – на мою работу!
– Господи помилуй, – прошептала Натали.
– Помилуй! – из-под одеяла повторила Олли.
Я задыхалась от гнева.
– Да, по стопам отца, но необязательно на вашу работу! Это моя жизнь! Почему-то никого не волнует, чего хочу я. Вы однажды задали вопрос, жалею ли я о чем-нибудь, и я ответила, что да. Так вот, я жалею, что обещала маме выучиться на врача! Чтобы ее не расстраивать, я дала слово, а слово – не воробей. Я закончу медицинский, но на этом – все. Дальше я буду принимать решения самостоятельно.
– Ты же в курсе, что я думаю о сожалениях. – Док поднялся на ноги.
Я вдруг вспомнила, что он сказал при нашей первой встрече: «Мне кажется, сожаления похожи на рак: он точно так же уничтожает человека, медленно, исподтишка».
Моя злость мгновенно испарилась. Может, док с самого начала признался, чем болеет? Неужели у него рак?
О боже…
– Мне нужно на воздух, – промолвил док. – Вернемся к этому разговору позже.
– Папочка? Все хорошо? – всполошилась Натали.
– Джеймс? – Сили вскочила со стула.
Док покачнулся, и я успела подхватить его прежде, чем он упал.
– Он меня обманывал. – Казалось, сердце сейчас разорвется. – То есть не говорил всей правды, но это то же, что ложь! Я напрямую спросила, хорошо ли он себя чувствует, и он ушел от ответа.
– Наверное, не хотел тебя волновать, – предположила Анна-Кейт, глядя на меня красными, воспаленными глазами.
– Да, но от этого не менее больно. Папа мне врал!
Анна-Кейт сжала мою ладонь.
В ушах вдруг зазвучали слова Кэма: «Иногда люди лгут, чтобы защитить тех, кого любят».
Мы уже несколько часов сидели в больнице, в ожидании, когда выпустят папу. Фейлин Уиггинс, дай бог ей здоровья, зашла за Олли и отвела ее к Марси. Пусть дочка поиграет с Линди-Лу, а потом я ее заберу.
Вопреки рекомендациям врачей папа отказался от госпитализации, заявив, что дома ему и стены помогают, и никто не смог его переубедить.
Папу отправляли домой, прописав паллиативное лечение.
Рак.
У него рак. Он сжирает папины легкие, мешает работе печени. Метастазы распространились в поджелудочную железу, в желудок.
Папа выяснил это почти полгода назад и ни с кем не поделился. Нет ни малейшей надежды на выздоровление. Папе осталось жить от силы несколько месяцев, и то если повезет. Его уже не спасти.
Голова шла кругом, и ярко окрашенные стены давили на меня со всех сторон. По всему телу разливалась боль. Хотелось только одного: вернуться домой и внушить себе, что все случившееся – кошмарный сон и я проснусь с минуты на минуту.
– Я знала, что он болен, – надломлено произнесла Анна-Кейт. – Но не думала, что смертельно.
Я была настолько поглощена своим горем, что до меня не сразу дошло, о чем она говорит. Я повернулась к ней.
– Ты знала? Откуда?!
– Поняла по его виду. Нездоровый цвет лица, желтоватые белки глаз… Он упомянул, что часто ходит к врачу.
Словно обжегшись, я выдернула ладонь из рук Анны-Кейт.
– И давно ты это поняла?
Она поморщилась.
– При первой встрече.
– Почему ты нам ничего не сказала?! – резко выкрикнула я, мельком заметив, что говорю совсем как мама – до того, как она решила измениться. Ну и плевать.
В зеленых глазах Анны-Кейт отразилась боль.
– Я не подозревала, что все так серьезно. К тому же сначала это было не мое дело, а потом док попросил меня молчать, и я пообещала…
– Некоторые обещания не просто можно, а нужно нарушать, Анна-Кейт. Поверить не могу, что ты скрыла это от нас.
– Он дал слово, что сам во всем признается.
– В каком-то смысле так и получилось, правда? Ты должна была рассказать о его болезни, Анна-Кейт. Должна была.
Ложь, ложь, кругом сплошная ложь!
Внезапно в моей голове зазвенел мелодичный голос: «Твой отец умирает», и сердце сжалось.
Я и сама знала. Кто-то меня предупредил.
Только я не придала этому значения.
Как я могла?!
К горлу подкатила тошнота. Если я немедленно отсюда не выберусь, меня вырвет. Вскочив на ноги, я поспешила к выходу, надеясь, что на улице станет легче.
Однако стоило выйти и глотнуть свежего воздуха, как я поняла: легче уже не станет. По щекам потекли горячие слезы, и чем больше я старалась их унять, тем сильнее меня душили рыдания.
Папа умирает…
23
Журналист совсем недавно приехал в город, но и до него уже дошли слухи о диагнозе доктора Линдена. В кафе только и разговоров было, что о его болезни.
– Доктор Линден, спасибо, что согласились уделить мне время.
– Пожалуйста, зовите меня просто док. – Линден обхватил ладонями картонный стаканчик с кофе. – Не уверен, что обладаю информацией, необходимой для вашей статьи. Конечно, я слышал о черных дроздах, но никакого отношения к ним не имею.
– А что вам о них известно?
Док задумчиво уставился в свой стакан.
– Лишь одно: черные дрозды появились в Уиклоу задолго до моего рождения и останутся здесь еще на много лет после того, как меня уже не будет.
«Куда пропал мистер Лейзенби?»
Я подскочила на кровати и, протерев глаза, огляделась. Я могла поклясться: секунду назад женский голос спрашивал меня о мистере Лейзенби. Однако в комнате никого не было. Только у раскрытого окна, на внешнем подоконнике, нахохлившись, примостилась птичка. В утреннем свете я различила неестественно вывернутое крыло. Видимо, это тот самый чибис, что живет неподалеку. К счастью, птица, кажется, не собирается залетать внутрь.
В любом случае я не в настроении гоняться за ней по дому.
Я снова откинулась на подушки. Может, этот вопрос мне просто почудился? Тем более что вчера я засыпала с мыслями о мистере Лейзенби. Около недели назад, когда Пебблз не появилась в кафе, он ушел обиженный и огорченный. С тех пор мы с ним не виделись.
Я перекатилась на бок и слегка взбила подушку, чтобы устроиться поудобнее. Обычно в это время я заставляю себя встать и пойти в душ, но сегодня мне хотелось только одного: накрыться с головой и проспать до самого вечера.
Я бездумно наблюдала за ползущим по стене солнечным лучом. Похоже, я плакала во сне. Весть о том, что док больше нескольких месяцев не протянет, прожгла мою душу насквозь.