Она сказала: «Крис, я хочу кое-что знать. Это сугубо личное и интимное дело, и я уважаю твое право на личную жизнь, но сейчас дело касается не только тебя, но и моего сына, поэтому я имею право знать все. Отвечай мне правду». У меня упало сердце. На всякий случая я огляделась в поисках двери, чтобы успеть вовремя убежать. Мама между тем продолжала: «Скажи мне честно, ты беременна?» Ты не представляешь себе, малыш, какое облегчение я почувствовала. Впервые в жизни я не знала, что ответить. Я открыла рот, вылупила глаза и схватилась за живот. Когда я это сделала, бедная старушка вскрикнула, как ужаленная, и бросилась из комнаты.
Я сидела на месте, не зная, что делать. В другой половине дома творилось что-то невообразимое. Прошло примерно десять минут. Потом, загадочно улыбаясь, в гостиную вошел Джефф. «Все в порядке, радость моя. Пошли» – сказал он. – Мы вышли на улицу, а он все еще улыбался. Тогда я спросила: «Что произошло, черт возьми? Я уж думала, что твоя мама догадалась, кто я такая». Джефф обнял меня за талию и проговорил: «Что бы ты ни сказала, бэби, это было правильно. Смотри, что у нас теперь есть!» Малыш, он достал из кармана такую кучу денег, какой я ни разу в жизни не видела – целых восемь стодолларовых купюр. «Это от папы, – пояснил Джефф, – на твой аборт». Шабли захлопала в ладоши.
– Я взяла деньги, которые мне дали эти белые люди, чтобы я убила их нерожденного внука, купила телевизор, который стоит здесь и еще видеоплеер. На оставшееся я купила усыпанное блестками платье, самое роскошное, какое могла найти, так что если они когда-нибудь узнают, кто я, то я потрясу перед их носами попой и скажу: «Сердечное вам спасибо от нашего мертвого метисика!»
Шабли встала и подошла к окну.
– Ты уже закончил, сладкий мой? – крикнула она Джеффу.
Парень поднял голову. Мальчишки уже сидели в машине и заводили мотор. Джефф поднял два пальца, сложенные буквой V.
– Сейчас я поднимусь! – прокричал он в ответ. Шабли вернулась от окна к столу.
– Вот так, малыш! Это хорошо, что дело дошло до аборта. Я даже носилась с идеей притянуть стариков Джеффа к суду за попытку убийства. Ведь если платишь за то, чтобы кого-то выскоблили, то это значит, ты платишь за убийство, правда, мой сладкий?
– Возможно, так, но только при определенных обстоятельствах, – уклончиво ответил я.
– Но я не стала этого делать, чтобы не обижать Джеффа, иначе я бы покончила с этими двумя ублюдками. Но нет, бэби, они так легко не отделались. Через полгода мы с Джеффом сказали им, что я снова беременна и получили еще восемь сотен, на которые мы провели дивные две недели в Чарлстоне. Но эту штуку мы проделали в последний раз. Если мы еще раз наврем старикам про беременность, то до них, чего доброго, дойдет, что гораздо дешевле застрелить меня и сбросить с Тэлмиджского моста. Шабли отложила в сторону платье и закрыла ящик с бисером.
– С тех пор я не виделась со своими свекорами. Но зато мы с Джеффом стали близки, как никогда. Настанет день, когда он снова вернется к настоящим женщинам, но я готова к этому. Я только не хочу, чтобы, оставив меня, он пошел по мужчинам. У меня было такое – со мной встречался парень, который после меня стал гомиком. Это причинило мне страшную боль, а он так и не понял, почему. Я старалась доказать ему, что я женщина и отношусь к себе, как к женщине. Я хочу мужчин, которые хотят женщин, а не мужчин.
В дверях появился Джефф.
– Ну, слава Богу, наконец, – воскликнула Шабли. – Я уже устала тебя ждать. Еще немного, и я начала бы приставать к своему новому шоферу. Я уже готова, бэби.
Джефф присел около своей милой, поднял ей ногу и принялся снимать с нее сандалию. Шабли мягко легла на спину.
– Укол мисс Миры уже ударил мне в голову, сладкий мой, – тихо произнесла Шабли. Джефф массировал ее ступни, преданно глядя в глаза подруги. – Мммм, – замурлыкала Шабли. – Да, да, да, бэби…
Я тихо встал и вышел. Закрывая за собой дверь, я слышал, как стонала Шабли.
– Да, да, да-а-а, бэби. О-о-о! М-м-м-м-м!
«Пикап» располагался в довольно большом здании на Конгресс-стрит. Еще на подходе к входной двери я услышал ухающие звуки музыки диско. Внутри, у входа в вестибюль сидела коротко остриженная женщина, оживленно болтавшая с полицейским в форме. На стене висело написанное от руки объявление: «Вступительный взнос 15 долларов». Однако, увидев меня, женщина махнула рукой, пропустив меня бесплатно.
На первом этаже располагались тускло освещенный бар и танцевальная площадка с мигающими огнями и грохочущей музыкой. В баре было полно молодежи, одетой с нарочитой небрежностью, но довольно консервативно. У входа в бар висел плакат, извещавший публику о том, что выступление леди Шабли состоится в одиннадцать и в час. Билеты стоили по три доллара, и продавал их тощий субъект в бейсболке на висевших сосульками до пояса сальных волосах. – Увертюра уже началась, – сообщил он. Зал наверху оказался длинным, узким помещением с низким потолком, баром в одном конце и маленькой сценой – в другом. С потолка свисал вращающийся зеркальный шар. Человек пятьдесят, включая несколько парочек, уже занимали свои места под грохот записанной на пленку увертюры, состоявшей из рокочущих и быстрых бродвейских мелодий. Звук включили на полную мощность, чтобы в зале не была слышна музыка из дискотеки. Увертюра закончилась, и зал внезапно погрузился во мрак. Из динамиков полилась пульсирующая, зажигательная мелодия Натали Коул «Джамп-старт».
Над сценой заметался пучок света, который, остановившись, высветил на ней круг. В этом круге, словно ниоткуда, как взрыв, возникла Шабли. Она была воплощенный яростный огонь в коротком, покрытом блестками платье, вокруг которого вихрем кружилась, подобно бушующему пламени, красная, желтая и оранжевая бахрома. В мочках ушей висели громадные серьги, голову украшал черный, крупно завитой парик. Публика оживилась, когда Шабли бросилась в проход, отрабатывая телодвижениями каждый нюанс неистового ритма. Она оглянулась через плечо с неподражаемым видом превосходства. То была распутница, соблазнительница – Соблазнительница с большой буквы. Шабли танцевала восхитительно, артикулируя губами слова песни, улыбаясь Так, словно ей в рот попало что-то очень вкусное. В глазах ее блистали душевный огонь и дьявольское пламя. Ее взгляд говорил: «Если предыдущее движение показалось тебе вульгарным, мой сладкий, то посмотри вот на это!» Публика начала вскакивать с мест и тесниться у прохода, протягивая к Шабли руки со скатанными долларами. Шабли принимала эти подношения, не прекращая танца – она брала деньги, одновременно позволяя своим поклонникам засовывать купюры в вырез платья. Музыка смолкла, и Шабли исчезла так же стремительно, как и появилась, под свист, улюлюканье и восторженный топот ног.
Через мгновение в динамике раздался надтреснутый, хрипловатый голос Шабли:
– Хей, суки!
Публика не стала медлить с ответом: – Хей, сука! – восторженно заорали собравшиеся. Шабли поднялась на сцену с микрофоном в руке, промокая пот, обильно струившийся по ее шее и груди.
– Ребята! Я потею, сладкие мои! Я в самом деле потею и не стыжусь этого! Я хочу, чтобы вы все, белые люди, видели, как тяжко я работаю ради вас!
Она сделала несколько непристойных телодвижений, чем немало развеселила публику.
– Мне нужна еще одна салфетка, сладкие мои! Кто даст мне салфетку? Кто это сделает, получит приз, и я не скажу, какой, пока кто-то не выиграет его!
Из публики передали салфетку.
– Спасибо тебе, бэби. Ты – истинный джентльмен! Да, да, ты, сладкий мой! Ты выиграл приз! Теперь ты будешь вытирать мой пот до конца моих дней, ладно? Публика завыла от восторга.
– Да, родные мои, я сильно потею, но скоро я сбавлю темп. Мой гинеколог говорит, что если я этого Не сделаю, то у меня снова будет выкидыш. Да, сладкие мои, я опять жду ребенка! Срок приближается, и мой малыш движется все ниже и ниже, все ближе к выходу. Очень тяжело танцевать в этой духоте, когда ты беременна! Вы когда-нибудь пробовали? Нет? А вы попробуйте – забеременейте и попляшите, как я! Сладкие мои, вы выдохнетесь в момент! Как вы думаете, у меня опухли ноги? Вы их видите? Они опухли? Вы знаете, как у ваших мамочек опухали ноги, когда они носили вас под сердцем? У меня такие же ноги?
Публика выдохнула:
– Нет!
– Надеюсь, что нет, мои малыши, потому что у ваших мамочек ноги были просто безобразными, когда они носили вас.
Публика возмущенно зашикала.
– Я шучу, – крикнула Шабли. – Хочу предложить вам одну выгодную сделку, белые парни! – продолжала Шабли. – Старики моего мужа не платят больше за мои аборты, и нам перестало хватать наличности. Пусть каждый из вас свозит меня к себе домой и скажет, что я беременна от него. Ваши старики сразу раскошелятся, и прибыль мы поделим пополам. Вы думаете, они этого не сделают? Подумайте еще, сладкие мои! Хорошенько подумайте! Папочка моего мужа – баптистский священник. Он платил дважды, а это уже попахивает массовым убийством, вы согласны, сладкие мои? Я говорю вполне серьезно!
Шабли сделала несколько шагов по проходу, но про вод микрофона натянулся, и она остановилась, несколько раз дернула провод, но тщетно. Она оглянулась к будке ди-джея.
– Майкл! Деловая мисс! – Она дернула еще раз. – Эй! Ты не отдашь мне провод?
Шабли обратилась к публике:
– Теперь я хочу кое о чем попросить вас. Как вы думаете, может Берт, человек, который владеет этим чертовым клубом, сделать такой шнур, чтобы я могла обойти весь зал, чтобы вы все могли оказаться поближе ко мне, чтобы ощутили мою дрожь, мою страсть?
Люди вразнобой закричали:
– Да!
– Если это все, на что вы способны, то лучше вам прижать задницы к стульям и оставаться дома, а не ходить сюда. Я серьезно. А теперь я хочу услышать, как вы ревете: «Да, сука!»
– Да, сука!
– Должно быть, у меня заложило уши, детки! Я ничего не слышу.
– ДА, СУКА!
– Вот так-то лучше! Да-а-а, детки мои! Вот теперь я чувствую, что вы здесь. Извиваясь всем телом, Шабли провела руками по платью. – Да, теперь я чувствую, что вы здесь, детки, даже если и не могу дотянуться до каждого из вас, как я это обычно делаю и как бы сделала сегодня, если бы не короткий шнур, который годится только на то, чтобы засунуть его в задницу!