– Как это ужасно, – произнесла женщина. – Так ты считаешь, что это была не самозащита?
– Боюсь, похоже на то. Анализ отпечатков пальцев еще более удручает. На пистолете, который лежал под рукой Хэнсфорда, нет вообще никаких отпечатков, а это значит, что пистолет вытерли, а потом подложили под руку. Все выглядит так, что Джим застрелил Дэнни, потом взял второй пистолет, дважды выстрелил с того места, где стоял Хэнсфорд, а потом положил оружие под руку мертвеца, предварительно стерев с рукоятки отпечатки своих пальцев.
– Я сейчас упаду в обморок, – заволновалась женщина. – Как ты думаешь, что теперь будет с Джимом?
– Я уже говорил ему самому об этом, когда приехал. Он выкрутится.
– Но каким образом? – усомнилась женщина.
– Хороший адвокат может оспорить улики или истолковать их в пользу обвиняемого, а у Джима хорошие адвокаты. Поэтому я думаю, что он выкрутится. Кроме того, он пользуется большим влиянием и уважением в городе.
Мужчина сменил тему разговора, и я направился в холл, где нашел Уильямса, стоявшего вместе со своей матерью в кругу нескольких гостей.
Бланш Уильямс приехала на вечер из Гордона, Джорджия, где прожила всю свою жизнь. Женщине было далеко за семьдесят, но она сохранила осанку, высокий рост и стройность. Седые, завитые волосы были идеально уложены. Весь ее вид выражал смущение и застенчивость, руки она сцепила перед собой. Одна из женщин вслух восхищалась вечерним платьем Бланш.
– Большое вам спасибо, – вежливо ответила миссис Уильямс. – Это подарок Джеймса. Когда у него бывают большие вечера, он обязательно следит за тем, чтобы у меня было красивое платье, а когда я приезжаю в Саванну, меня непременно ждут здесь цветы. – Она робко взглянула на сына, словно ища одобрения своим словам.
– Мама всегда красавица бала, – искренне произнес Уильямс.
Миссис Уильямс, выслушав похвалу, осмелела и продолжила.
– Джеймс подарил мне так много украшений, что однажды я сказала ему: «Джеймс, я не знаю, как я смогу носить все эти украшения». И знаете, что он мне ответил? Он сказал: «Мама, я буду устраивать больше вечеров, чтобы ты могла почаще приезжать в Саванну и надевать разные украшения». Джеймс часто возит меня во всякие интересные места. Он пять раз возил меня в Европу и – о! – однажды он позвонил мне и сказал «Мама, через три дня мы летим в Лондон на «Конкорде» а я ответила: «Джеймс, не говори мне таких вещей. Мы никуда не полетим на «Конкорде!» А он говорит: «Мы обязательно полетим, я уже купил билеты», и я подумала: «Боже мой, сколько же они стоят?» Но я тут же поняла, что Джеймс не шутит, перестала суетиться и стала собираться. Через три дня я была готова, и мы в самом деле полетели в Лондон на «Конкорде»!
Миссис Уильямс говорила быстро, словно стесняясь злоупотреблять терпением слушателей. Прямая осанка и жесткий взгляд свидетельствовали о том, что, несмотря на видимое смирение, эта женщина обладает незаурядной волей и решимостью. Через несколько минут Джима отвлекли, и мы с миссис Уильямс остались наедине. Я выразил свое восхищение великолепным празднеством, и миссис Уильямс согласно кивнула.
– Джеймса всегда окружала толпа, – заговорила она, – даже когда он был еще совсем маленьким. Мы тогда купили ему кинопроектор, он зазывал к себе мальчишек смотреть фильмы и брал с них за это по несколько центов. Это было правильно, я же готовила на всю ораву еду и питье. Тогда ему было одиннадцать или двенадцать лет. Потом, когда ему исполнилось тринадцать, он начал ездить по округе, скупать старые вещи и перепродавать их. Обычно он ездил к неграм, покупал у них за четвертак старые ненужные керосиновые лампы, чинил их и продавал за пятьдесят центов. Так он начинал. Потом он стал скупать более крупные вещи – зеркала, мебель и все такое, устроил в доме столярную мастерскую, чинил там купленные вещи и продавал их. Он даже поместил в нашей газете объявление: «Распродажа старых вещей». И что вы думаете, к нам в Гордон стали приезжать леди из Мейкона! Они приезжали и шли за Джеймсом в школу! То были настоящие леди – жены врачей и им подобные. Суперинтендант школы был поражен. Потом Джеймс приводил их домой, и они в его спальне покупали вещи. Так мой сын пробивался наверх. Мало-помалу, и все сам. Несколько лет назад я подумала: «Как все же хороша жизнь! Дочь преподает в университете, сын процветает в Саванне. Мой долг исполнен, и теперь Господь может призвать меня к себе». Но Он молчал. Теперь-то я понимаю, что Он сберег меня затем, чтобы я была рядом с Джеймсом, когда произошла эта трагедия. Шум праздника нарастал, но миссис Уильямс и не думала повышать голос, она продолжала говорить все так же ровно и спокойно, глядя мне прямо в глаза, хотя, скорее всего, смотрела она сквозь меня. – Джеймс позвонил мне в субботу, во время обеда и сказал: «Мама, у меня неприятности, я убил Дэнни». Я застыла на месте и попросила: «Сыночек, приезжай домой». Он приехал в совершенно ужасном состоянии, ему было страшно больно, и я не стала ни о чем его спрашивать, просто дала ему выговориться. Скоро люди узнали, что он у меня, и начали звонить. Звонков было столько, что мне пришлось отключить телефон. К нам подошли два гостя, чтобы попрощаться. – Надеюсь увидеть вас на нашем вечере через год, – сказала им на прощание миссис Уильямс и снова повернулась ко мне. – Я никогда не доверяла этому парню. У него был мутный взгляд. Я ничего не говорила Джеймсу, но для меня сам этот Дэнни Хэнсфорд представлял собой самую большую неприятность. Однажды Джеймс приехал ко мне вместе с ним. Вечером Джеймс вышел во двор помыть машину, а я увидела, что парня нигде нет. Когда Джеймс вернулся, я спросила: «Джеймс, где он, я его не вижу». Но Джеймс стал меня успокаивать: «Мама, не волнуйся, он сказал, что пойдет прогуляться перед сном» Наступило время ужина, а мальчишки все еще не было. Тогда Джеймс сказал мне: «Мама, послушай. Когда Дэнни хочет куда-то пойти, он никого не предупреждает, просто идет и все». И тут я поняла, что делает Дэнни. Он просто пошел купить себе зелья. Гордон – маленький городишко, и Дэнни, видимо, заприметил что-то на бензоколонке и пошел туда купить себе травки или наркотиков. Как я это поняла, не знаю, но поняла. Потом Джеймс рассказывал мне, что Дэнни был на взводе всю обратную дорогу.
Миссис Уильямс опустила глаза и переложила в другую руку смятый носовой платок.
– Я буду с вами откровенна, – продолжала она. – Иногда Джеймс бывает излишне добр к людям. Кто знает, может быть, он унаследовал эту черту от меня. Я тоже очень быстро проникаюсь к людям жалостью, а это плохо, потому что большинство из них начинают этим пользоваться и садятся на шею, требуя сочувствия. Я знаю, что многие так поступали с Джеймсом. Он всегда пытается помочь людям, как он пытался помочь этому парню. Я много раз хотела поговорить с Джеймсом, но я мать и боялась вмешиваться в его жизнь. Есть определенная грань, которую нельзя переступать, поэтому я так и не поговорила с сыном, как бы мне этого ни хотелось.
Джеймс готов помочь всем и каждому, и поэтому мне нестерпимо видеть его в такой беде. Вы знаете, когда Джеймс продал свой остров и заработал на этом кучу денег, он сразу отремонтировал мой дом и за десять тысяч долларов купил для нашей церкви электрический орган. Не знаю, может быть, эта беда послужит ему уроком, и он поймет, что иногда надо думать и о себе… – Миссис Уильямс лучезарно улыбнулась, увидев подходящего сына. – Я умолкаю, – сказала она.
– О чем вы тут беседовали? – спросил Джим.
– Я говорила, что все будет хорошо, – ответила миссис Уильямс, но шум совершенно заглушил ее слова.
– Прости, мама, я не расслышал.
Миссис Уильямс набрала в легкие побольше воздуха и впервые за весь вечер повысила голос.
– Я говорила: «Все это кончится… очень… хорошо». – Конечно, мама. Так было, так есть и так всегда будет.
Глава XVГРАЖДАНСКИЙ ДОЛГ
– Черт, я бы и сам с наслаждением застрелил этого Дэнни Хэнсфорда, – заявил доктор Джеймс Меттс, коронер графства Чатем. – Этот малый был сущей сволочью. Напугал Уильямса до смерти. Вы же понимаете, время три часа ночи, а эта скотина приходит в неистовство оттого, что Уильямс не хочет играть с ним в какую-то дурацкую игру.
Доктор Меттс, обычно очень мягкий и корректный, пришел в необычное волнение. Именно он провел в «Мерсер-хауз» несколько часов в ночь перестрелки, обследуя место убийства. Это он написал свидетельство о смерти и распорядился направить труп на судебно-медицинскую экспертизу. За неделю до суда ему позвонил один из адвокатов Уильямса Джон Райт Джонс и попросил разрешения прийти, чтобы обсудить случившееся.
Джон Райт Джонс считался одним из лучших специалистов по уголовному праву в Саванне. Этот большой и сильный, как медведь, мужчина должен был представлять на процессе интересы Уильямса. Когда он прочитал протокол судебно-медицинского исследования и просмотрел фотографии, сделанные на месте происшествия, он был весьма озабочен пулевыми отверстиями в теле Дэнни Хэнсфорда – в спине и за ухом. Он спросил доктора Меттса, возможно ли так восстановить картину перестрелки, чтобы сказать, что Дэнни мог получить эти два ранения не лежа лицом вниз.
– Да, – заверил доктор Меттс, – это вполне можно сделать. Первый выстрел поразил Дэнни в левую часть груди. Когда человек получает такое ранение, пуля ударяет его со значительной силой, корпус раненого разворачивается вокруг своей оси и следующая пуля бьет в правую половину спины, а третья – в область уха. Это вполне возможно, если баллистическая экспертиза установит, что выстрелы не были произведены в лежащего на полу Дэнни. Но он вполне мог получить все три ранения стоя.
– Именно на это я и надеялся, – сказал Джонс. – Итак, если подвести итог, то вы не можете наверняка утверждать, лежал Дэнни Хэнсфорд или стоял, так?
– Именно так.
– Отлично. Если вас спросят об этом на суде, то вы повторите то, что только что говорили мне?