Полночь - время колдовства — страница 27 из 50

       Ведьма ждала меня верхом на Лео.

       - Забирайся, опасно здесь долго находиться, я чувствую, что в лагере многие не спят.

       Я уже без страха залез на грифона, и мы взлетели.

       - Куда? - спросил ее я.

       - В замок, - так же кратко ответила она.

       Я пожал плечами, но она этого не увидела. Так как полет проходил в молчании, я принялся мечтать о том светлом времени, когда сумею освободиться и тогда то, она у меня попляшет, и матушка ее тоже, вот только Лео я не трону, попробую приучить, уж больно он хорош чертяка.

       Через некоторое время мы прилетели в Малум Енс. Нас уже ждали. Парадная зала была освещена. Каститас не пошла по лестнице, а сразу же свернула к неприметной, серой дверце. Она открыла ее и начала спускать по крутой каменной лестнице с заметно истертыми ступенями. Я хвостиком следовал за ней, пока не понял, что она привела меня в темницу. Тут я пораженно замер, глядя, в свете пламени настенных факелов, на ряд камер и большой деревянный стол, на котором были закреплены кандалы. Всё, допрыгался северный олень. Сейчас тебя будут расчленять на благо колдовской науки или заполнять твоими страданиями ретраитур.

       Каститас увидела страх отразившейся на моей лице и разочарованно произнесла:

       - Ну и трус же ты. Никто не будет тебя убивать.

       Я испустил еле слышный выдох облегчения и тут же вздрогнул всем телом, ощутив движение возле стола. Это мать Каститас раскладывала какие-то баночки на нем. Она не обращала внимания на наше вторжение, словно не видела нас, хотя я прекрасно понимал, что она уже давно осведомлена о нашем прибытии.

       Девушка твердо произнесла, смотря мне в глаза:

       - Раздевайся.

       - Что, совсем? - поразился я с вновь возникшими подозрениями о своей кончине.

       - Можешь оставить исподнее.

       Было прямо скажем неуютно, стыдновато, страшно, но я все-таки разделся, оставшись только в грубом нижнем белье. Бежать некуда, оставалось подчиняться. Я понимал, что кандалы здесь не случайно. Отдаваться на волю двух ведьм, было чрезвычайно опасно. Страх я уже почти не испытывал. И дело не в словах Каститас, которая пообещала не убивать меня, а в том, что я похоже уже смерился со своей нелегкой судьбой, образно говоря - переболел страхом. Да и вообще не в том я положении, чтобы артачиться. Они крепко держат меня за яйца.

       Каститас оценила мое белье словами:

       - Как ты только ничего себе не стер в такой циновке. Хотя может и стер.

       - Ничего я не стер! Все при мне! - выкрикнул я возмущенно, чем вызвал ее улыбку, хотел добавить еще что-нибудь, что непременно бы привело к боли в моем сердце, но при матери Каститас не стал. Если молодая ведьма еще более-менее предсказуема, то старая в этом уравнении неизвестное, которое за дерзость в разговоре со своей дочерью может и молнией между рогов зарядить.

       - Ложись на стол, - скомандовала Каститас жизнерадостно.

       Я выполнил приказ Каститас. Она захлопнула на моих конечностях прохладное железо кандалов, покрытых серебром. Только прозвучал последний щелчок кандального замка, как Ветус приподняла мне голову и поднесла к губам наполненную сладко пахнущей жидкостью пиалу. Я выпил ее, ощутив приятный вкус. Глава ковена тут же воткнула мне в рот кляп и завязала веревочки на затылке. Я задергался, но не от боли, а просто проверяя насколько крепко скован. Оказалось, что крепче некуда.

       Ветус вытащила из складок платья маленький нож и сделала два тонких, вертикальных надреза на моем горле, а затем уколола иголкой внутрь моих ушей, достав, кажется, до самой барабанной перепонки. Я совсем не ощутил боли, хотя уже готовился корчиться во всю силу. Почувствовал только, как раздвигается кожа на шее и легкое нажатие внутри ушей. Ветус тем временем втерла в надрезы какую-то мазь, капнула в уши зеленую дрянь, похожую на чьи-то сопли и начала открывать и закрывать рот, будто, что-то пела.

       Я лежал в неудобной позе, чувствовал, как затекают конечности, ощущал шероховатость стола голой спиной, и пытался услышать беззвучное пение ведьмы. Казалось бы, не от чего паниковать, пока не убивают, а только издеваются, но тут дикая боль пронзила горло и уши. Глаза полезли из орбит, чертов кляп мешал мне визжать как девчонке. Я дико извивался на столе и если бы не кандалы, то уже раздирал бы себе горло в кровь, которое, внезапно, в дополнение к боли невыносимо зачесалось, а уши бы уж точно оторвал.

       Горло и уши одновременно жутко зудели и немилосердно болели. Я физически чувствовал, что с ними что-то происходит. Будто хрящи в ушах меняют свою форму подстать костям горла, что тоже изменяли указанное им Духами положение в человеческом теле. Мне казалось, будто я слышу все их перемещения. Чертова боль сводила с ума. Желание почесать горло и уши выпивало все душевные силы.

       Мне показалось, что так продолжалось вечность, но на самом деле от силы пару минут. Вдруг, так же неожиданно боль отступила, уступив место блаженству. Уши и горло перестали зудеть. Глаза, наполненные слезами, очистились. Я облегченно вытянулся на столе.

       Каститас вытащила кляп. Я вздохнул полной грудью, радуясь тому, что все прошло. И тут услышал невыносимо прекрасный голос. В нем звучало соловьиное пение, журчание ручья, дыхание ветра. Он мог принадлежать унуситскому ангелу, спустившемуся с небес, чтобы воздать по заслугам натерпевшемуся северному дикарю, но доносился изо рта Ветус.

       - Теперь ты почти колдун, - проговорила она, вгоняя меня в шок. - Тебе осталось сделать ретраитур и суджере.

       - Я слышу вас, - пораженно произнес я.

       - И не только это, - сказала глава ковена и произнесла скрежещущие звуки. - Повтори.

       Я был уверен, что не смогу, но почти в точности воспроизвёл их. Моему изумлению не было придела.

       - Я могу, я сумел, - повторял я радостно, чем вызвал усмешку на устах Каститас.

       - Теперь идите за камнем и суджере, - произнесла твердо Ветус.

       Девушка освободила меня от кандалов. Я тут же ощупал горло и уши, но никаких изменений не обнаружил, быстро оделся и кинулся следом за Каститас, поднимающейся по лестнице. В голове радостно билась только одна мысль: "Я колдун". Тщательно скрываемая от самого себя она прорвалась наверх, наполнив меня ликованием. С самого раннего детства, когда я впервые добрался до верхней полки, где лежали книги о колдовстве, я мечтал приобщиться к этому миру тайн и загадок. Познать неведомое. Сражаться с могучими колдунами и ведьмами, ощутить запретный вкус колдовства. Мать тщательно оберегала меня от этих книг, запрещая прикасаться к ним. Даже хотела сжечь, но почему-то передумала. Только после ее смерти, я начал одну за одной читать их. Откуда они у матери, доподлинно не знал ни я, ни отец. Как и то, откуда она появилась на небольшом суденышке с косым парусом, возле наших берегов. С ней были только книги и вещи, надетые на ней. Измученную и практически безжизненную ее нашел мой отец и принес к себе в дом, выходил и научил языкам: бривенхеймскому и имперскому. Для всей деревни она стала учительницей из империи, а для нас с отцом навсегда осталась таинственной незнакомкой. Я тряхнул головой, отгоняя грустные воспоминания. Радость от осознания того, что я колдун куда-то исчезла.

       Мы с ведьмой пересекли главный зал, обошли лестницу и оказались возле еще одной неприметной дверью. Каститас приложила к ней ладонь и что-то проговорила на колдовском языке. Ее лицо на миг исказилось от боли. Дверь щелкнула и приоткрылась. Каститас открыла её совсем, пропуская меня вперед. Я увидел, как вспыхивают факелы на стенах. Тут тоже была крутая лестница, преодолев которую мы вышли в длинный закрученный спиралью коридор, в конце которого оказалась большая дверь, покрытая серебром. Девушка заранее поморщилась и приложила к ней руку. Было видно, что ей больно. Дверь отворилась. Мы вошли в круглую комнату всю заваленную золотом, платиной и драгоценными камнями. Отдельно лежали слитки серебра. Раньше я бы, наверное, на пороге потерял рассудок от таких сокровищ, но теперь лишь поразился и открыл рот. Обладатели такого замка, должны иметь примерно такие запасы сокровищ, а то и больше.

       Каститас видя мое состояние, взяла меня за руку и подвела к горке рубинов.

       - Выбирай, - равнодушно обронила она. - Только такой, который будет удобно носить на шее. Не сильно большой, но и не маленький.

       Я жадно смотрел на камни и не видел среди них различий, если не считать размеров. Они все были огранены и сверкали в пламени, отбрасываемом факелами. Дрожащей рукой, я схватил один из них и поднес к глазам. Его переливающаяся красота заворожила меня и мою жадность.

       - Этот, - сказал я, после минутного разглядывания рубина.

       - Хороший выбор, - проговорила девушка и покинула сокровищницу.

       Я пошел за ней, дав себе зарубку на память, что еще вернусь сюда. Должен же я хоть что-то получить за тот ущерб, что нанесли мне ведьмы. Дверь в сокровищницу закрылась сама собой, отрезая меня от самого великолепного вида, что я зрел в этой жизни.


       Через несколько минут мы стояли в оружейной замка. Приведи меня Каститас сперва сюда, то я глотал бы слюни, глядя на все это великолепие, но после сокровищницы, только легкий выдох изумления вырвался из моего рта. Мечи, кинжалы, ножи - всё самой искусной работы, украшенные драгоценными металлами и каменьями. Они стоили баснословных денег. Тут же на стенах висели разнообразные щиты, луки, арбалеты и кольчуги. Тоже не уступающие своей ценностью холодному оружию. Из сундуков выглядывали фрагменты изумительных доспехов. Будь моя воля, я бы вооружился на славу. Любой король устыдился бы своего оружия, посмотрев на меня.

       Я мог долго наслаждаться подобным зрелищем, если бы ведьма не дала мне подзатыльник.

       - Ты чего? - воскликнул я.