Леонид покинул кафедру прозрачной до хрустальности тишине. Но когда уже подходил к двери. Зал за его спиной в едином порыве взорвался гимном:
Россия — священная наша держава,
Россия — любимая наша страна.
Могучая воля, великая слава –
Твоё достоянье на все времена!
Стоило двери закрыться, отсекая от зала административный коридор, как к Леониду чуть ли не вприпрыжку подбежал директор. Порывисто, крепко пожал ему руку.
— Потрясающе. Вы правы. Это именно то, над чем я думал весь последний месяц. Эта идея увлечёт наших воспитанников на годы вперёд и не перегорит…
— Виктор Евгеньевич, потом. Детали — потом. Сейчас нельзя терять темп. Теперь ваша очередь.
— Да-да, — директор тут же умчался.
Леонид посмотрел ему вслед и негромко, только чтобы услышал друг, неприязненно сказал:
— И почему мне сейчас его очень хочется удавить? Своими руками.
Саша пожал плечами.
— Сукин сын, но наш сукин сын и на своём месте. Но в чём-то он прав. Даже меня проняло. Они добьются успеха, а под это дело у нас будет железный повод «повторить всё в промышленном масштабе»…
Саша осёкся, больно уж тяжёлым взглядом одарил друга Леонид.
— И ты туда же? Я ведь в этих мальчиках и девочках сейчас видел не циферки нашего с тобой баланса, а людей. Они же теперь ломаться будут, рвать жилы. И ладно бы ради той самой великой Цели, которую я им так красиво нарисовал. Ты же не хуже меня знаешь, — он помахал рукой, — что всё вокруг иллюзия. Что скоро ничего этого не станет. Но я всё равно их погоню. И остальных. И буду пользоваться успехом, и подстёгивать. За моей спиной Тимофей, его избранница, ты, остальные. Знаешь, когда читал военные мемуары… теперь я понимаю генералов, которые в сорок первом под Москвой копили силы, а сами посылали в бой ополченцев. Знали при этом, что они полягут все до единого — но всё равно посылали.
— Ты хорошо сказал. Мы сейчас именно как в сорок первом под Москвой. И отступать нам некуда. Но ты не прав, что эти мальчики и девочки будут ломать себя просто так и зря. Да, эти стены уйдут. Как и остальное. Зато люди — останутся. А пока есть люди, то всегда есть надежда возродить стены из пепла.
Глава 11
Из тренировочного зала после разговора с Дмитрием решили не идти обратно через душные коридоры. Тимофей толкнул дверь запасного выхода, вышел, чтобы обойти особняк через улицу. Остальные выбрались вслед за ним. Солнце уже почти закатилось, воздух полиловел и затуманился сумерками. Там, где деревья смыкали кроны, на дорожке царил полумрак. Ни ветерка, но не душно. Земля, трава и деревья ещё помнили полуденный зной, вечер выдался замечательно-тёплым. Клумбы вдоль дорожки приторно пахли цветами, округу укутала густая тишина, дневные птицы уже устроились на сон, а ночные ещё не проснулись. Также и прислуга: дневные работники разошлись по домам, а те, кому положено бодрствовать ночью, ещё заступали на вахту.
Тимофей и Юлике шагали чуть быстрее и слегка вырвались вперёд. Уже в полумраке арки-аллеи их догнали слова отца:
— Ладно, молодые люди. Вы пока свою часть работы сделали, до отъезда в пределах поместья свободны. Уходите за пределы дома — быть на связи. А сейчас идите-ка спать.
Пусть и не было видно, Тимофей, соглашаясь, кивнул. И негромко, чтобы услышала девушка, но не остальные, сказал:
— Отправили на романтическую прогулку вдвоём. Быстро же они за нас всё решили. Знаешь, Юлике…
— Юля, — негромко поправила девушка. — Её Высочество Юлике дома Акалладер осталась где-то там, — она помахала рукой в сторону купола звёздного неба. — Здесь и в этом мире я только Юля.
— Вот и ладно.
Неожиданно для неё Тимофей левой рукой обнял девушку за талию, притянул к себе. Правой ладонью слегка провёл рукой по подбородку. Невесомо коснулся мягких девичьих губ подушечками пальцев, погладил. И наконец, всё же решившись, поцеловал — осторожно, ласково, со всей нежностью. Чтобы не напугать, не расстроить, не обидеть. Пусть их первый настоящий поцелуй получился именно таким.
Поцелуй длился вечность, но всё же закончился. Несколько мгновений после него Юля жадно хватала ртом воздух. Дальше посмотрела Тимофею глаза в глаза и улыбнулась:
— Я поняла твою мысль. Ты геройски готов гулять со мной хоть до утра, но больше всего ты сейчас хочешь доползти до своих комнат и упасть.
— Ты читаешь мои мысли. В ответ сделаю ту же самую любезность: у тебя после поездки тоже всё болит. Я это состояние хорошо помню. Сначала на адреналине весь день бегаешь — вроде всё тебе пофиг. А потом раз — и как будто щёлкнуло. Чувствуешь себя старой больной обезьяной. Но сказать ты это боишься.
Юля резко выдохнула воздух, затем прижалась ухом к груди парня.
— Я отвыкла. Я слишком привыкла быть одна… ломай себя, иди через «не могу» и «не хочу», если хочешь выжить. Ты следи за мной, ладно? Если я опять себя буду… — она всхлипнула.
Всё-таки нервное напряжение сегодняшнего дня никуда не делось. Просто Юля до этого умело его загоняла вглубь. Слова сейчас были лишними, так что Тимофей молча подхватил девушку на руки и понёс. Через какое-то время Юля поняла, что он выдохся, но ещё с полминуты ждала. И чтобы не задевать самолюбие парня… да и нравилось ей: впервые за много лет кто-то нёс её не потому что надо вынести товарища из-под огня, не для того, чтобы пройти особо хитрую ловушку — а просто так. С сожалением она деликатно вывернулась, и пошла всё также молча рядом, взяв Тимофея за руку.
Входить через дверь Тимофей не стал. Сначала потащил девушку сквозь кусты прямо к стене. Затем на пару секунд застыл, выбирая нужное окно и прокомментировал:
— Вот это, на втором этаже. Оно в мёртвой зоне камер наблюдения, его можно открыть снаружи и удобно залезать. Обнаружил, ещё когда в прошлый раз сюда приезжали, — парень мечтательно улыбнулся воспоминанию. — Я только потом сообразил, что отец приказал устроить так специально. Дать почувствовать свободу, а заодно кусты, если что, не дадут серьёзно расшибиться.
Тимофей подсадил девушку, следом залез сам. Выдохнул: не хотелось признаваться и показывать, но сегодняшний день вымотал и его. За окнами уже сгустилась темнота — хоть и летняя, но достаточно густая серо-чёрная. Коридоры особняка встретили глухой тишиной, пустотой и сонной темнотой. Ковры под ногами глушили шаги, люстры были погашены кроме нескольких тусклых светильников дежурного освещения и парочки ламп над лестницей. И от всего этого возникало ощущение нереальности происходящего. Словно молча скользившие молодые люди и не люди вовсе, а призраки. Оба разом вспомнили тему сегодняшнего совещания и то, что окружающий мир — лишь тень реальности через призму инвертора. От этого неприятно свербило внизу позвоночника, а по спине бегали мурашки. Оказавшись в своих комнатах и включив жёлтый тёплый свет, который разом отгородил их от «призрачного» мира особняка, Тимофей и Юля вздохнули намного свободней.
А ещё у девушки окончательно закончились силы, ноги подогнулись. Тимофей успел её подхватить и аккуратно уложил на кровать. Осторожно поцеловал. Юля ответила жадно, потянула парня к себе, расстегнула несколько пуговиц на его рубашке… И тут Тимофей бережно перехватил её руку.
— Я тоже хочу. Но не сейчас.
Перед его глазами вдруг встали сначала воспоминание об услужливой крестьяночке пару дней назад, затем в подробностях оргия в доме Паши Лебедева. Тимофей сейчас сам себе был противен, не говоря уж про то, чтобы заняться сексом с Юлей. Но если всё ей рассказать, то обидится… И Тимофей наспех принялся выдумывать убедительное обоснование:
— Мы оба как сжатая пружина. Да вдобавок, тебе пришлось заново пережить прошлое, в том числе и прости уж, первый и отвратительный постельный опыт. Да, сейчас мы оба получим какое-то удовольствие. Но это будет, во-первых, тень настоящего чувства, а во-вторых, когда первая страсть сгладится, сегодняшний секс останется неприятным воспоминанием для обоих. Я тебя люблю… И именно потому не хочу пользоваться моментом, о котором ты потом пожалеешь.
Юля фыркнула, затем переложила голову парню на колени.
— И откуда ты такой… умный?
— Можешь потом сказать спасибо дяде Саше, он у нас главный специалист по психологии. Да ещё вдобавок бывший историк. А меня сразу готовили как наследника. В том числе и чтобы я не погорел на женщинах. Так что постельного опыта как по части психологии, так и по практической части у меня много. В условиях, — он хмыкнул, — рабовладельческого строя для класса господ обеспечить учебным материалом от неопытной девственницы до опытной шлюхи — не проблема, — закончил Тимофей.
И одновременно мысленно дал себе оплеуху за собственную глупость. Кажется, Юля поверила во многом из-за того что наспех выдуманное объяснение достаточно близко к правде. И похоже все его развлечения с девочками в московском доме и во время путешествий по поместьям всегда строго шли по плану, а он — тот самый осёл, который бегает за привязанной к дышлу морковкой и строго туда, куда укажут. Не зря отец взъелся, когда последние дни перед отъездом Тимофей вдруг сорвался в загул.
— Да уж, умный. Но ты прав. Я ведь тоже, если помнишь, кое-что в интригах смыслю. Хоть и бывшая, хоть и маленькая тогда ещё была — но принцесса. Пока мы здесь, в поместье, и в самом деле лучше быть осторожнее. Тогда просто обними меня и ложись рядом.
Тимофей поначалу думал, что сразу как Юля заснёт, он встанет и пойдёт спать к себе. Но и сам не заметил, как задремал. Проснулся, когда день был в разгаре, и рядом никого. Тело ломило от неудобной позы, рука затекла. Самым же простым способом прийти в норму был горячий душ. Туда Тимофей и направился, на ходу расстёгивая рубашку.
Ближайшая ванная комната встретила брызгами воды, паром и негромко взвизгнувшей от растерянности Юлей:
— Ай!
Ей, судя по всему, пришла в голову та же мысль, и сейчас она стояла под струями горячей воды совсем голая. Закрыться девушка, по привычке из чисто женской школы, не сообразила.