— Одно другого не отрицает, — вдохновенно настаивал оппонент. — Образованный человек всегда индивидуалист, но он поведёт за собой массу, которая станет его опорой. Вот так и у нас: грамотное разделение на таких, как мы — и крепостное население. Образованные и понимающие люди, которых обязательно поддержит остальная масса. Надо только правильно сформулировать вектор приложения сил.
— Если эти образованных люди, — Станислав явно надсмехался, — ушли так далеко от остальной массы, то что ж в них толку для данного момента? Какой из них источник вектора и импульса, если у них нет точки приложения. Но даже если и попробует…
— Если достаточно постараться, если жить правильно…
— Хорошо, — вдруг согласился Станислав. — Представим такого, который вдруг захотел бы быть правильным, не лгать, не фальшивить. Ну, вот, представь себе эдакого нашего… даже не барина, а просто чиновника из мэрии, но чтобы высокого полёта. Проснулся бы он однажды, оглядел жизнь свою и как он приобретал своё место, вспомнил про десять заповедей и захотел стать вдруг честным и справедливым. Жене признался бы, для чего именно купил в няньки молодую крепостную девку, детям объяснил бы, что он из-за них же взятки должен брать. Начальству своему в лицо бросил бы, что и он вор, и все остальные вымогают взятки и тащат из казны, а тем, с кого мзду тянул, рассказал бы, как их обманывали.
К слову, те делали бы круглые от удивления глаза и божились бы, что и не подозревали. Встретил бы на улице нищих, ничего не евших, отдал бы им от них же награбленное, а сам бы сел среди них такой же голый. И что дальше? Повесился бы, ограбил другого, который без совести и наворованное не отдаёт? На выбор в тюрьму или в сумасшедший дом. Ну, он-то пристроился, правда торжествует. А дети и жена?.. По миру с протянутой рукой, на панель. Или тяни свою лямку как все: греби под себя, топчи любого, кто мешает приложиться к кормушке. Кто способен лямку жизни правильным образом тянуть, тому и место у удачи за пазухой и наверху. Как думаешь, что наш правдорубец выберет? Особенно когда ото сна чуть очухается, кофе, поднесённое нянькой, выпьет да в трусах у крепостной девки заодно пошурует? Такова наша сегодняшняя жизнь, и никуда нам от неё не деться.
Ненадолго повисла тишина.
— Ужасная теория…
— Ничего ужасного, — развёл руками Станислав. — Ужаснее сентиментализм, фарисейство, ханжество: делайте гадости, но не называйте их по имени и так, чтобы никто не видел. Заработав деньги, с ними заодно и приобретёшь право быть честным, умным, талантливым, право делать что хочешь, например, порассуждать о том, что обществу нужны честность и порядочность. Стандарт двойной морали.
— Ты шутишь или серьёзно говоришь? — наконец пришёл в себя оратор, которому Тимофей подсказывал про Ленина.
Станислав поморщился, но всё же ответил:
— Соглашусь, что есть на свете, конечно, «святой огонь»… У кого он есть, так и есть, такому деньги не помешают, а и помогут, но только потому, что деньги для него лишь костыль, который можно отбросить и пусть хромая, но идти дальше. Но сегодня такие люди не нужны. Да что там, пример показывает, что даже больше: они опасны и от них постараются избавиться.
— Так ты про митрополита Иркутского? Да он шут гороховый! Клоун! — послышались голоса.
Станислав замолчал, его явно задело за живое. И в другое время Тимофей его может и поддержал бы, но сейчас не хотелось привлекать лишнего внимания. Хотя и был полностью на стороне Станислава, а не на стороне эпитетов, которыми митрополита Кирилла поливали столичные СМИ и которые сейчас прозвучали. Дураком человек такого ума и политического нюха, как митрополит Кирилл, быть не мог. А то, что веру и свои идеи он временами отстаивал с иезуитской изворотливостью, в глазах Тимофея добавляло уважения. Когда в девяностом году на выборах нового Патриарха именно молодой епископ уговорил митрополита Алексия снять свою кандидатуру, это вызвало в адрес Кирилла реку грязи и обвинений в предательстве. Пусть знакомые с ситуацией люди и говорили, что выборы во многом были пустой формальностью: митрополит Киевский и Галицкий Филарет с одобрения большей части «клуба ста» с помощью обмана, подкупа и шантажа и так обеспечивал себе нужное число голосов. Но самоустранение Алексия намного упрощало процесс, да и в последующий год Кирилл выглядел неоценимым помощником, который подсказал новому патриарху, как у католичества можно позаимствовать ряд идей на пользу укрепления личной власти патриарха.
За это, сразу как был издано по примеру Римских Пап решение Синода о непогрешимости патриарха, Кирилл получил сан митрополита… и фактическую независимость от Филарета. В том же решении Синода и последующих торопливых указах Филарета оказались хитро запрятаны ряд пунктов, сделавших невозможным снятия с Кирилла сана, предания анафеме и так далее. И тут же зазвучали обвинения, причём с доказательствами, которые Кирилл упорно собирал все два года возле Филарета. И о нарушении монашеских обетов, с попойками и девочками, и о церковной карьере в советские годы, которую молодой священник Филарет успешно совмещал с работой информатором, активно стуча на товарищей-священников в соответствующий отдел Госбезопасности. И о том, как в погоне за личной властью Филарет разрушает Церковь, заодно покрывая грехи за деньги и услуги… Скандал благодаря спонсорам из «клуба ста» удалось погасить, но в помощь за это Филарет лишился большей части той власти, к которой рвался все годы. А раз заткнуть рот мятежнику нельзя и убивать опасно — скандал разгорится с новой силой, мёртвый обличитель окажется весомее живого — то проще всего сослать его в глушь, а в столице изобразить дураком и забыть… И именно к такому сложному и противоречивому человеку завтра тайно улетал на переговоры дядя Саша.
Поглощённый своими мыслями, Тимофей чуть не упустил, как Станислав, который сегодня явно был не в духе, закончил спорить и собрался уходить. Пришлось изображать, что захотелось чаю, а для этого надо на кухню. В коридоре Тимофей успел негромко, чтобы никто не слышал, сказать:
— Если у тебя сегодня никаких дел, будет время — загляни ко мне на квартирку, Варшавское шоссе 32–17. Дело есть небольшое. Если что я отсюда сразу туда поеду.
Станислав вздрогнул, но тут же справился с собой, лишь оставшаяся деревянной спина его выдавала:
— Хорошо, я постараюсь, — и вышел на лестничную площадку.
Тимофей не сомневался, что Станислав поедет отсюда прямо по указанному адресу: если приглашение делает наследник одного из богатейших людей страны, время найдётся всегда. Ему же ради маскировки ещё с полчаса посидеть и позаниматься глупостями, а дальше тоже подыскать причину и уехать. Всё равно на машине водитель довезёт быстрее, чем Станиславу ехать с пересадками на автобусе и метро. С резко подскочившим вверх настроением Тимофей отправился на кухню пить чай. Не смогли испортить хорошее расположение духа ни пара девиц, болтавших всякие глупости и откровенно намекавших, что не прочь — можно и втроём — уехать с ним отсюда и на всю ночь, ни дрянные дешёвые конфеты из поддельного шоколада.
Когда Тимофей вернулся обратно в комнату, там ещё спорили на ту же самую тему: похоже, слова Станислава всех очень сильно задели.
— Да, но если я за деньгами погонюсь, то я там и останусь!
— Значит, не «святой огонь»!.. И вообще, вон у американцев идеал — это богатство, и это не помешало им стать образцом дли мира и самой прогрессивной державой планеты, победивший коммунизм, к слову. И до сих пор не мешает шагать черт знает как вперёд, потому что, само собой, там каждый, делая своё дело, делает этим самым и общее громадное дело. Жизнь — не социалистический пансион для бездельников, а мастерская, где каждый кузнец своего счастья. А что из этой мастерской выходит — это уже нам решать, нам, которые поведут за собой серую массу.
Тимофей невольно поморщился, слушать одни и те же глупости по новому кругу ему не хотелось. И тут удачно на кухне кто-то что-то намудрил с чайником, хлопнуло, и в квартире погас свет. Взвизгнула девушка, началась кутерьма, пока кто-то не вышел в коридор и не щёлкнул выключателем в щите. Но когда загорелся свет, батальное настроение у спорщиков ушло, всё ощутили, как проголодались, заспорили уже не о политике и смысле жизни, а рисковать ли включать чайник, или нет. Никого не удивило, когда часть гостей, включая Тимофея, собралась и ушла.
По названному адресу Тимофей ни разу не бывал, местом встречи выбрали одну из квартир, в своё время купленных Службой безопасности компании. Поэтому, когда водитель доставил его к нужному месту, кинул взгляд на часы — время есть — и неторопливо пошёл от дороги пешком. Сначала пересёк просторный, обрамлённый кирпичными хрущёвками двор. Заросший кустами и деревьями, от советских времён сохранилась детская площадка, но в темноте, подсвеченный редкими фонарями по периметру, какой-то нереальный, похожий на декорацию. Следующий двор был совсем иной, Ярко освещённый многочисленными лампами, большую часть территории залили асфальтом и устроили стоянку для машин. Парковку Тимофей обошёл по краю и сразу нырнул в один из подъездов.
Квартира и хозяйка были точь-в-точь под стать окружающему району. Качественный, со вкусом, но на скромный кошелёк отремонтированная однушка, на Юле — симпатичное недорогое хлопковое домашнее платье «в матроску». Увидев, кто пришёл, как положено домашней девочке, дождавшейся своего парня, Юля сразу бросилась на встречу, прильнула, обняла, прижалась щекой и с восторженным придыханием торопливо заговорила:
— Тимочка, ты не сказал, что задержишься, я соскучилась, и я переживала…
Тимофей девушку крепко обнял, чмокнул в макушку. Потом чуть отстранил на вытянутых руках и рассмеялся:
— Юля, ты неподражаема. Я и раньше верил, что ты сможешь перевоплотиться в кого угодно. Но ты-настоящая мне нравишься всё же больше.
Девушка на это фыркнула, но сделала шаг назад и лёгкий полупоклон.
— Как скажешь, — Тимофей залюбовался: голос завибрировал лёгким властным бархатом, движения стали чуть более плавными, обманчиво-мягкими. Домашняя кошечка исчезла, превратившись в тигрицу. — Но так как? Нам ждать гостя?