роны деревьев, выстроившихся по бокам и по центру шоссе, разбивающих поток на два направления.
Если она все еще будет здесь завтра вечером, ей придется исполнить полный концерт из песен, большинство из которых она не знала. Она гадала, как быстро сможет их выучить.
Зазвонил телефон. Видеозвонок. На экране значилось «Райан».
Джоанна увидела имя и слегка усмехнулась.
– Уж лучше ответь.
И она ответила, хотя понятия не имела, кто этот Райан, а изображение на экране было слишком расплывчатым, чтобы узнать.
Но это оказался он. Лицо, которое она видела в фильмах и грезах много раз.
– Привет, детка. Решил проверить, как моя подружка. Мы ведь еще дружим?
Она узнала и голос.
Американский, грубоватый, обворожительный. Знаменитый.
Она услышала, как Джоанна прошептала кому-то в машине:
– Она говорит с Райаном Бейли.
Райан Бейли
Райан Бейли.
Тот самый Райан Бейли. Райан Бейли из ее фантазий, в которых они говорили о Платоне и Хайдеггере в пелене пара в его джакузи в Западном Голливуде.
– Нора? Это ты? Выглядишь напуганной.
– Хм, да. Я… да… я… просто… я тут… в фургоне… В большом… турне… да… Привет.
– Угадай, где я?
Она понятия не имела, что сказать. «Джакузи» казалось совершенно неуместным ответом.
– Я честно не знаю.
Он покрутил телефоном в огромной и пышной вилле, уставленной светлой мебелью, с терракотовой плиткой и двуспальной кроватью с балдахином и москитной сеткой.
– Наярит, Мехико, – он произнес «Мексика» по-испански, с «х» вместо «кс».
Он выглядел и говорил слегка иначе – не так, как Райан Бейли из фильмов. С чуть большей одышкой. Чуть более смазано. Пьянее, возможно.
– На съемках. Меня позвали сниматься в «Салуне два».
– «Салун “Последний шанс” – два»? О, я так хочу увидеть первый фильм.
Он рассмеялся, будто она очень смешно пошутила.
– Чиста как стеклышко, Ноно.
Ноно?
– Остановился в Casa de Mita, – продолжал он. – Помнишь? Мы провели там выходные? Меня поселили на той же вилле. Ты помнишь? Я пью маргариту с мескалем в твою честь. Ты где?
– В Бразилии. Только что выступили в Сан-Паулу.
– Ух ты. На одном материке. Круто. Да, круто.
– Было очень здорово, – сообщила она.
– Ты какая-то слишком официальная.
Нора понимала, что их слышит полфургона. Рави уставился на нее, отхлебывая пиво из бутылки.
– Я просто… понимаешь… в фургоне… Вокруг люди.
– Люди, – вздохнул он, будто это было ругательное слово. – Вокруг всегда люди. В этом-то и проблема. Но эй, я тут много думал. Насчет того, что ты сказала у Джимми Фэллона…[78]
Нора пыталась держаться так, будто каждая его фраза не была зверем, перебегающим дорогу.
– А что я сказала?
– Ну, о том, как у нас все прошло само собой. У нас с тобой. И что ты не держишь обиды. Я просто хочу поблагодарить тебя за эти слова. Я знаю, что я чертовски трудный человек. Знаю. Но я работаю над собой. Я хожу к психотерапевту, он чертовски хорош.
– Это… здорово.
– Я скучаю по тебе, Нора. Нам было хорошо вместе. Но в жизни есть много чего, помимо фантастического секса.
– Да, – согласилась Нора, пытаясь держать воображение в узде. – Безусловно.
– У нас было много хорошего. Но ты права, что рассталась со мной. Ты поступила правильно, в космическом порядке вещей. Нет отвержения, есть смена направления. Знаешь, я много думал. О космосе. Я настраиваюсь. И космос говорит, что мне нужно собраться. Таков баланс. Между нами были глубокие чувства, и наши жизни такие напряженные, это как третий закон механики Дарвина. О том, что действие приводит к противодействию. От чего-то приходится отказаваться. И ты увидела это, и теперь мы просто частицы, парящие во вселенной, которые однажды могут воссоединиться в Chateau Marmont…[79]
Она понятия не имела, что ответить.
– Кажется, это был Ньютон.
– Что?
– Третий закон механики.
Он склонил голову набок, как смущенный пес.
– Что?
– Забудь. Это не важно.
Он вздохнул.
– Ладно, я допью эту маргариту. Ведь у меня утром тренировки. Мескаль, видишь. Не текила. Надо быть чистым. У меня новый тренер. По смешанным единоборствам. Крутой.
– Ясно.
– И, Ноно…
– Да?
– Можешь еще раз назвать меня так, как обычно?
– Хм…
– Ну, ты знаешь.
– Разумеется. Да. Конечно.
Она пыталась придумать, что это может быть за прозвище. Рири? Сухарик? Платон?
– Не могу.
– Люди?
Она деланно оглянулась.
– Именно. Люди. И ты знаешь, теперь, когда мы разошлись, это слегка… неуместно.
Он меланхолично улыбнулся.
– Послушай. Я буду на твоем финальном шоу в Лос-Анджелесе. В первом ряду. В Staples Center[80]. Ты не сможешь меня остановить, ясно?
– Это так мило.
– Друзья навеки?
Почувствовав, что беседа заканчивается, Нора внезапно захотела спросить.
– Ты правда увлекался философией?
Он рыгнул. Поразительно, как шокировало осознание, что Райан Бейли был обычным человеком, в человеческом теле, которое изрыгает газ.
– Что?
– Философией. Много лет назад, когда ты играл Платона в «Афинянах», ты давал интервью и сказал, что читал много философов.
– Я читал жизнь. А жизнь – это философия.
Нора не поняла, что он имел в виду, но в глубине души гордилась, что эта ее версия бросила звезду экрана первой величины.
– Кажется, тогда ты сказал, что читал Мартина Хайдеггера.
– Какого Мартина Хот-Дога? О да, это так, фуфло для журналистов. Знаешь, много можно белиберды наговорить.
– Да. Конечно.
– Adios, amiga[81].
– Adios, Райан.
А потом он исчез, и Джоанна улыбалась ей, не говоря ни слова.
В Джоанне было что-то учительски-утешающее. Норе показалось, что этой ее версии Джоанна нравится. Но потом вспомнила, что должна сделать подкаст от имени группы, хотя не знала имен половины участников. Или названия последнего альбома. И вообще никаких альбомов.
Машина притормозила возле роскошной загородной гостиницы. Модные автомобили с затененными стеклами. Пальмы со сказочной подсветкой. Архитектура иной планеты.
– Бывший дворец, – сообщила ей Джоанна. – Спроектирован лучшим бразильским архитектором. Забыла имя, – проверила. – Оскар Нимейер, – продолжила она после паузы. – Модернист. Но это здание более пышное, чем его обычные строения. Лучшая гостиница в Бразилии…
А потом Нора увидела небольшую толпу: люди держали в вытянутых руках телефоны, словно попрошайки с мисками, и снимали ее прибытие.
Ты можешь иметь все и не чувствовать ничего.
@NoraLabyrinth, 74.8К ретвитов, 485.3К лайков
Серебряный поднос с медовыми пряниками
Было дико думать об этой жизни, сосуществующей с другими ее жизнями в мультиверсуме, как об одной из нот в аккорде.
Нора практически не могла поверить, что, в то время как в одной жизни она с трудом платила за жилье, в другой она вызывала такое восхищение у людей по всему миру.
Горстка фанатов, которые снимали прибытие гастрольного автобуса в гостиницу, теперь ждали автографов. Их, казалось, не интересовали другие участники группы, но им очень хотелось пообщаться с Норой.
Она выделила взглядом одну фанатку, которая шла, шурша гравием, по направлению к остальным. Татуировки на теле, одета как эмансипе, застигнутая в киберпанковой версии постапокалиптической войны. И прическа в точности Норина – с выбеленной прядью.
– Нора! Нораааа! Привет! Мы любим тебя, королева! Спасибо, что прилетела в Бразилию! Ты крута!
А затем они начали скандировать:
– Нора! Нора! Нора!
Пока она раздавала автографы неразборчивой подписью, парень лет двадцати снял футболку и попросил расписаться на плече.
– Это для татуировки, – объявил он.
– Серьезно? – спросила она, надписывая свое имя на его теле.
– Это самый яркий момент моей жизни, – изливал он свои чувства. – Меня зовут Франсиску.
Нора удивилась, каким образом надпись на коже шариковой ручкой может считаться ярким моментом существования.
– Ты спасла мою жизнь. «Прекрасное небо» спасло мою жизнь. Та песня. Она такая мощная.
– О! О, ух ты! «Прекрасное небо»? Ты знаешь «Прекрасное небо»?
Фанат залился истерическим смехом.
– Ты такая забавная! Поэтому ты мой кумир! Я так тебя люблю! Знаю ли я «Прекрасное небо»? Восхитительно!
Нора не знала, что ответить. Эта песенка, написанная ею в девятнадцать лет в университете в Бристоле, изменила жизнь человека в Бразилии. Это впечатляло.
Это явно была жизнь, предназначенная для нее. Она засомневалась, что когда-нибудь сможет вернуться в библиотеку. Она могла пережить восхищение. Это лучше, чем сидеть в Бедфорде в автобусе номер семьдесят семь, тихонько напевая в окно печальные мелодии.
Она попозировала для селфи.
Одна молодая женщина была готова расплакаться. Она держала большое фото, на котором Нора целовалась с Райаном Бейли.
– Я так расстроилась, когда ты с ним порвала!
– Понимаю, да, это грустно. Но, знаешь, всякое бывает. На ошибках… учатся.
Джоанна возникла возле нее и мягко повела в сторону, к гостинице.
Достигнув элегантного, пахнущего жасмином холла (мрамор, люстры, букеты цветов), она увидела, что остальные участники группы уже сидят в баре. Но где ее брат? Может, обхаживает прессу где-то еще.
Начав двигаться к бару, она поняла, что все – консьерж, администраторы, гости – смотрят на нее.
Нора уже готовилась воспользоваться возможностью спросить, где ее брат, когда Джоанна поманила жестом мужчину в майке с надписью «Лабиринты», напечатанной шрифтом из старых фантастических фильмов. Мужчине было лет сорок: с седеющей бородой и редеющими волосами, – но он, казалось, робел в присутствии Норы. Он слегка поклонился, пожав ее руку.