В этом, предположила она, заключалась основа депрессии и разница между страхом и отчаянием. Страх возникает, когда ты заходишь в подвал и боишься, не захлопнулась ли дверь. Отчаяние – это когда дверь закрывается и запирается за тобой.
Но в каждой жизни она видела, что метафорическая дверь отворялась все больше, по мере того как она училась пользоваться воображением. Порой она находилась в жизни меньше минуты, а в других дни и даже недели. И казалось, что чем больше жизней она проживала, тем трудней было чувствовать себя везде как дома.
Трудность в том, что со временем Нора начала терять представление о том, кто она такая. Как слово, которое передают шепотом в игре «Испорченный телефон», даже ее имя стало казаться ей всего лишь ничего не значащим шумом.
– Не получается, – призналась она Гюго в их последней глубокой беседе в пляжном баре на Корсике. – Это больше не забавляет. Я не как ты. Мне нужно где-то осесть. Но я никак не почувствую твердую почву под ногами.
– Вся забава – в прыжках, mon amie[101].
– Но что, если забава – в приземлении?
И именно в этот момент он вернулся в свой видеопрокат-чистилище.
– Извини, – сказал другой он, отхлебнув вина в лучах заходящего солнца. – Я забыл, кто ты.
– Не беспокойся, – ответила она. – Я тоже.
И она тоже исчезла, как и солнце, которое только что село за горизонт.
Потерявшаяся в Библиотеке
– Миссис Элм?
– Да, Нора, в чем дело?
– Темно.
– Я заметила.
– Это нехороший знак, верно?
– Верно, – ответила миссис Элм нервно. – Ты прекрасно знаешь, что это нехороший знак.
– Я больше не могу.
– Ты всегда так говоришь.
– У меня закончились жизни. Я все перепробовала. И все равно я всегда возвращаюсь сюда. Всегда есть что-то, что мешает мне наслаждаться. Всегда. Я чувствую себя неблагодарной.
– Что ж, не стоит. И ничего не закончилось, – миссис Элм вздохнула. – Ты знала, что всякий раз, как ты выбираешь книгу, она не возвращается на полку?
– Да.
– Поэтому ты не можешь вернуться в жизнь, которую уже испытала. Всегда должна быть какая-то… вариация в теме. В Полночной библиотеке нельзя взять одну книгу дважды.
– К чему вы?
– Ну, даже в темноте ты знаешь, что эти полки так же заполнены, как и тогда, когда ты видела их в последний раз. Потрогай, если хочешь.
Нора не стала трогать.
– Да, я знаю, так и есть.
– Они в точности так же заполнены, как и тогда когда ты впервые появилась здесь, верно?
– Я не…
– Это значит, что все еще остается столько же возможных жизней, как и всегда. Бесконечное количество, по сути. Возможности не могут закончиться.
– Но может закончиться желание их хотеть.
– О, Нора.
– Что «о»?
Настала пауза в темноте. Нора нажала подсветку на часах, чтобы проверить.
00:00:00
– Думаю, – наконец проговорила миссис Элм, – и надеюсь, мои слова не прозвучат грубо, но думаю, ты слегка потерялась.
– Не поэтому ли я попала в Полночную библиотеку изначально? Потому что потерялась?
– Ну да. Но теперь ты потерялась в своей потерянности. А это очень глубокая потерянность. Так ты не найдешь свой способ жить.
– А если его не существует? Что, если я… в ловушке?
– Пока есть книги на полках, ты не можешь быть в ловушке. Каждая книга – возможность бегства.
– Я просто не понимаю жизнь, – сникла Нора.
– Жизнь не нужно понимать. Ее нужно просто жить.
Нора покачала головой. Это было слишком глубокое высказывание для выпускницы философского факультета.
– Но я не хочу такого, – сказала Нора. – Я не хочу быть как Гюго. Не хочу скакать по жизням вечно.
– Ладно. Тогда ты должна выслушать меня внимательно. Итак, тебе нужен совет или нет?
– Ну да. Конечно. Похоже, уже поздновато, но да, миссис Элм, я буду очень благодарна вам за совет.
– Так. Хорошо. Думаю, ты достигла того момента, когда не видишь леса за деревьями.
– Я не вполне понимаю, о чем вы.
– Ты права, когда воспринимаешь эти жизни как пианино, играя на них мелодии, которые не являются настоящей тобой. Ты забываешь, кто ты есть на самом деле. Становясь всеми, ты становишься никем. Ты забываешь свою осевую жизнь. Ты забываешь, что тебе подходило, а что нет. Ты забываешь свои сожаления.
– Я проработала свои сожаления.
– Нет. Не все.
– Ну, не до мелочей. Нет, конечно.
– Тебе нужно снова взглянуть в «Книгу сожалений».
– Как мне это сделать в кромешной темноте?
– Ты знаешь книгу назубок. Ведь она внутри тебя. Так же… как и я.
Она вспомнила, как Дилан рассказал, что видел миссис Элм возле дома престарелых. Подумала сообщить ей об этом, но не стала.
– Ясно.
– Мы знаем лишь то, что воспринимаем. Все, что мы переживаем, в итоге лишь наше восприятие этого события. «Важно не то, на что ты смотришь, но что видишь»[102].
– Вы знаете Торо?
– Конечно. Ведь ты его знаешь.
– Дело в том, что я уже не знаю, о чем сожалею.
– Ладно, давай посмотрим. Ты говоришь, что я лишь твое восприятие. Тогда почему ты меня воспринимаешь? Почему я – миссис Элм – человек, которого ты видишь?
– Не знаю. Потому что я вам доверяла. Вы были добры ко мне.
– Доброта – это великая сила.
– И редкая.
– Должно быть, ты ищешь не там.
– Возможно.
Темноту разорвал тихий свет лампочек по всей библиотеке.
– Так где еще в твоей осевой жизни ты ее ощущала? Доброту?
Нора вспомнила ночь, когда Эш постучал в ее дверь. Может, поднять мертвого кота с дороги и отнести под дождем на задний двор возле квартиры, похоронить вместо нее, потому что она затуманена горем, – не самый романтичный поступок на свете. Но это безусловно можно назвать добрым делом: выделить сорок минут из своей пробежки, чтобы помочь той, кто в этом нуждается, и получить лишь стакан воды в благодарность.
Ей не удалось в тот момент оценить эту доброту. Ее горе и отчаяние были слишком сильны. Но теперь, подумав об этом, она ощутила это как нечто выдающееся.
– Кажется, я знаю, – сказала она. – Она была прямо передо мной, в ночь, когда я пыталась убить себя.
– Вчера вечером, ты имеешь в виду?
– Полагаю. Да. Эш. Хирург. Тот, кто нашел Вольта. Он как-то приглашал меня на кофе. Много лет назад. Я тогда еще была с Дэном. Я отказалась, ну, ведь я была с Дэном. Но что, если бы я уже не встречалась с ним? Что, если бы я порвала с Дэном и пошла на кофейное свидание: осмелилась бы в субботу, при всех в магазине, согласиться на кофе? Ведь должна существовать жизнь, в которой я на тот момент свободна и говорю то, что хочу сказать. Где я ответила: «Да, я с удовольствием выпила бы кофе с тобой, Эш, было бы здорово». И выбрала бы Эша. Я бы хотела попробовать эту жизнь. Куда бы она меня привела?
И в темноте она услышала знакомый звук, полки начали движение: медленно, со скрипом, затем быстрее, глаже, – пока миссис Элм не нашла книгу, жизнь, о которой спрашивала Нора.
– Вот сюда.
Жемчужина в раковине
Она очнулась от неглубокого сна и первым делом заметила, что невероятно устала. В темноте ей удалось разглядеть картину на стене. Она едва разобрала, что это абстрактное изображение дерева. Не высокого и тонкого. А приземистого, широкого, цветущего.
Рядом с ней спал мужчина. Так как он отвернулся от нее в темноте, да еще и укрылся пуховым одеялом, было невозможно понять, Эш ли это.
Почему-то все ей казалось более странным, чем обычно. Конечно, очутиться в постели с мужчиной, с которым ее объединяли лишь похороны кота да пара увлекательных бесед за прилавком музыкального магазина, – и по обычным меркам странновато. Но с тех пор, как Нора стала частой гостьей в Полночной библиотеке, она постепенно привыкла к диковинному.
И поскольку существовала вероятность, что это Эш, существовала и вероятность, что это не он. Единственное решение не предсказывало все будущие исходы. Кофейное свидание могло, к примеру, привести к тому, что Нора влюбилась в официанта. Такова непредсказуемая природа квантовой физики.
Она потрогала свой безымянный палец.
Два кольца.
Мужчина перевернулся.
Рука легла на нее в темноте, она мягко подняла ее и вернула на одеяло. Встала с постели. Она собиралась спуститься на первый этаж и, возможно, полежать на диване, как всегда изучая телефон.
Любопытно: сколько бы жизней она ни пробовала, какими разными они ни были, почти всегда у изголовья кровати обнаруживался телефон. И в этой жизни было так же, так что она схватила его и тихонько выскользнула из комнаты. Кто бы ни был этот мужчина, спал он глубоко и ничего не услышал.
Она посмотрела на него.
– Нора? – пробормотал он в полусне.
Это он. Она почти уверена. Эш.
– Я просто в туалет, – сказала она.
Он пробормотал что-то похожее на «ладно» и снова провалился в сон.
Она тихонько прошлепала по деревянному полу. Но открыв дверь и выйдя из комнаты, чуть не подпрыгнула от испуга.
Там, прямо перед ней, в полутьме лестничного пролета, стоял другой человек. Маленький. Размером с ребенка.
– Мамочка, мне кошмар приснился.
В мягком приглушенном свете лампы в коридоре она рассмотрела лицо девочки и взъерошенные ото сна тонкие волосы с непослушными прядями, прилипшими к мокрому лбу.
Нора ничего не сказала. Это была ее дочь.
Да и что она могла сказать?
Возникал знакомый вопрос: как ей влиться в жизнь, опоздав на несколько лет? Нора закрыла глаза. Другие жизни, в которых у нее были дети, длились всего пару минут. Эта уже заводила ее на незнакомую территорию.
Ее тело била дрожь, пока она пыталась сдержать эмоции. Она не хотела видеть ребенка. Не только по личным причинам, но и ради самой девочки. Это казалось предательством.
Нора была ее матерью – но в другом, более важном смысле, она ею не была. Она лишь чу