жая женщина в чужом доме, разглядывающая чужого ребенка.
– Мамочка? Ты меня слышишь? Мне приснился кошмар.
Она услышала, как мужчина перевернулся во сне где-то в комнате за ее спиной. Если он проснется, будет еще более неловко. Поэтому Нора решила заговорить с ребенком.
– О, о, как жаль, – прошептала она. – Но это ведь не по-настоящему. Это всего лишь сон.
– Мне снились медведи.
Нора закрыла за собой дверь.
– Медведи?
– Из-за той истории.
– Верно. Да. Истории. Иди, возвращайся в свою постель… – это прозвучало резко, как она поняла. – Милая, – добавила она, гадая, как ее зовут – ее дочку в этой вселенной. – Там нет медведей.
– Только плюшевые.
– Да, верно…
Малышка очнулась от своего сна. Ее глаза прояснились. Она увидела мать, и на секунду Нора так себя и почувствовала. Ее матерью. Она ощутила странность такой связи с миром через другого человека.
– Мамочка, что ты делала?
Она говорила громко. И очень серьезно, как бывают серьезны только четырехлетки (вряд ли она намного старше).
– Ш-ш, – проговорила Нора. Ей очень нужно узнать имя девочки. В именах есть сила. Если не знаешь имени своей дочери, ты не можешь ей управлять. – Слушай, – прошептала Нора, – я только спущусь вниз и кое-что сделаю. А ты возвращайся в постель.
– Но медведи.
– Там нет медведей.
– Они в моих снах.
Нора вспомнила белого медведя, бегущего к ней в тумане. Вспомнила страх. Желание жить, захватившее ее в тот внезапный момент.
– Сейчас их не будет. Обещаю.
– Мамочка, почему ты так говоришь?
– Как говорю?
– Так.
– Шепотом?
– Нет.
Нора понятия не имела, что имела в виду девочка. Каким был разрыв между ней сейчас и ей как матерью? Влияло ли материнство на ее манеру говорить?
– Будто ты боишься, – пояснила девочка.
– Я не боюсь.
– Меня нужно подержать за ручку.
– Что?
– Меня нужно подержать за ручку.
– Точно.
– Глупенькая мамочка!
– Да. Да, я глупенькая.
– Я так испугалась.
Она сказала это тихо, буднично. И тут Нора взглянула на нее. По-настоящему, как следует. Девочка казалась совершенно чужой и при этом глубочайше ей знакомой. Нора почувствовала, как внутри нее что-то шевельнулось, что-то сильное и тревожное.
Девочка смотрела на нее так, как никто прежде не смотрел. Эта эмоция пугала. У нее были Норины губы. И слегка потерянный взгляд, о котором ей порой говорили люди. Девочка была красивой, и она была ее девочкой – вроде как ее, – и Нора ощутила прилив иррациональной любви, огромную волну, и поняла: если библиотека не вернется к ней прямо сейчас (а она не вернулась), ей придется выкручиваться.
– Мамочка, ты возьмешь меня за ручку?..
– Я…
Девочка вложила в Норину ладонь свою. Она ощущалась такой маленькой и теплой, что Норе взгрустнулось: так спокойно она вошла в ее руку, как жемчужина в раковину. Девочка потянула Нору в соседнюю комнату – свою спальню. Нора прикрыла за собой дверь и попыталась проверить время на часах, но в этой жизни она носила классические механические часы без подсветки, так что потребовалась пара секунд, чтобы ее глаза привыкли к полутьме. Она проверила время на телефоне. Два тридцать два утра. Итак, во сколько бы она ни легла спать в этой жизни, эта версия ее тела спала немного. Явно ощущался недостаток отдыха.
– Что случается, когда умираешь, мамочка?
В спальне было не совсем темно. Из коридора тянулась полоска света, а за окном горел уличный фонарь, его свет тихонько просвечивал сквозь занавески с изображениями собачек. Она разглядела приземистый прямоугольник – детскую кроватку самой Норы. Увидела силуэт плюшевого слона на полу. Были и другие игрушки. Это была счастливо захламленная детская.
Глаза девочки сияли, она смотрела на Нору.
– Я не знаю, – ответила Нора. – Вряд ли кто-то знает точно.
Малышка нахмурилась. Эти слова ее не удовлетворили. Ни капельки.
– Слушай, – продолжила Нора. – Есть шанс, что перед смертью ты получаешь возможность жить снова. Можешь получить то, чего у тебя не было. Можешь выбрать жизнь, которая тебе нравится.
– Звучит хорошо.
– Но тебе не нужно беспокоиться об этом еще долго. Твоя жизнь будет полна восхитительных приключений. Будет столько счастливых моментов.
– Например, походы!
Нора ощутила прилив тепла и улыбнулась этой милой девчушке.
– Да. Например, походы.
– Обожаю, когда мы ходим в поход!
Нора все еще улыбалась, но в глазах уже стояли слезы. Эта жизнь казалась хорошей. Своя семья. Дочка, с которой она ходит на каникулах в походы.
– Слушай, – сказала она, поняв, что не сможет скоро сбежать из этой спальни. – Когда ты беспокоишься о том, чего не знаешь, например, о будущем, очень хорошо напоминать себе о том, что ты точно знаешь.
– Не понимаю, – ответила девочка, уютно устроившись под одеялом, пока Нора усаживалась рядом с ней на пол.
– Ну, это такая игра.
– Люблю игры.
– Сыграем?
– Да, – улыбнулась ее дочка. – Давай.
Игра
– Я буду спрашивать тебя о том, что ты уже знаешь, а ты мне отвечать. Например, если я спрошу: «Как зовут мамочку?» – ты ответишь: «Нора». Поняла?
– Наверное.
– Итак, как тебя зовут?
– Молли.
– Так, как зовут папочку?
– Папочка!
– Но у него ведь есть свое имя?
– Эш!
Что ж. Это было весьма удачное кофейное свидание.
– И где мы живем?
– В Кембридже!
Кембридж. В этом был смысл. Норе всегда нравился Кембридж, он всего в тридцати милях от Бедфорда. Эшу, должно быть, тут тоже нравилось. И недалеко от Лондона, если он там еще работал. Вскоре после окончания бакалавриата в Бристоле она подала заявку на магистерскую программу по философии, и ей предложили место в Киз-Колледже.
– В какой части Кембриджа? Помнишь? Как называется наша улица?
– Мы живем на… Бол… Болтон-Роуд.
– Умница! А у тебя есть братья или сестры?
– Нет!
– А мамочка с папочкой любят друг друга?
Молли рассмеялась на этот вопрос:
– Да!
– Мы никогда не кричим?
Смех стал дерзким:
– Иногда! Особенно мамочка!
– Извини!
– Ты кричишь, только когда очень-очень-очень устаешь, и потом извиняешься, так что ничего. Все хорошо, если извиняться. Так ты говоришь.
– Мамочка ходит на работу?
– Да. Иногда.
– Я все еще работаю в магазине, в котором познакомилась с папочкой?
– Нет.
– Что мамочка делает, когда ходит на работу?
– Учит людей!
– И как она… как я учу людей? Чему я их учу?
– Фи-ло… фи-ло-фо-сии…
– Философии?
– Я так и сказала!
– И где я их этому учу? В университете?
– Да!
– В каком университете? – потом она вспомнила, где они жили. – В Кембриджском университете?
– Верно!
Она попыталась заполнить пробелы. Может, в этой жизни она вновь подала заявку в магистратуру, а успешно ее закончив, получила место преподавателя.
В любом случае, если ей придется блефовать в этой жизни, ей, пожалуй, придется почитать еще много книг по философии.
Но затем Молли сказала:
– Но ты уже бросаешь.
– Бросаю? Почему я бросаю?
– Ради книжек!
– Книжек для тебя?
– Нет, глупенькая. Для взрослых.
– Я пишу книгу?
– Да! Я же сказала.
– Я слышу. Просто хочу, чтобы ты повторила. Ведь это вдвойне приятно. И медведи становятся не страшны. Верно?
– Верно.
– Папочка работает?
– Да.
– Знаешь, что папочка делает на работе?
– Да. Он режет людей!
На мгновение она забыла, что Эш – хирург, и удивилась, не с серийным ли убийцей она живет.
– Режет людей?
– Да, он режет тела, чтобы людям было лучше!
– Ах, да. Конечно.
– Он спасает людей!
– Да, верно.
– Только если ему грустно, значит, человек умер.
– Да, это печально. Папочка еще работает в Бедфорде? Или он работает теперь в Кембридже?
Девочка пожала плечами.
– В Кембридже?
– Он занимается музыкой?
– Да. Да, он играет. Но очень-очень-очень-очень плохо! – она сказала это, хихикая.
Нора тоже рассмеялась. Хихиканье Молли было заразительным.
– А… у тебя есть тети и дяди?
– Да, есть тетя Джайя.
– Кто такая тетя Джайя?
– Папочкина сестра.
– А еще кто?
– Дядя Джо и дядя Эван.
Нора почувствовала облегчение: в этом времени ее брат жив. И он с тем же мужчиной, что и в ее олимпийской жизни. И он явно общался с ними, так что Молли знала его имя.
– Когда мы в последний раз видели дядю Джо?
– На Рождество!
– Тебе нравится дядя Джо?
– Да! Он забавный! И он подарил мне панду!
– Панду?
– Мою любимую обнимашку!
– Панды – тоже медведи.
– Только добрые.
Молли зевнула. Она становилась сонной.
– А мамочка и дядя Джо любят друг друга?
– Да! Ты вечно висишь с ним на телефоне!
Это было любопытно. Норе казалось, она ладит с ним только в тех жизнях, в которых не участвовала в «Лабиринтах» (в отличие от ее решения продолжить плавать, кофейное свидание с Эшем случилось после пения в группе). Но это нарушало ее теорию. Нора гадала, не стала ли сама Молли связующим звеном. Может, эта малышка залечила рану, нанесенную отношениями между ней и братом.
– У тебя есть бабушки и дедушки?
– Только бабушка Сэл.
Нора хотела спросить про смерть своих родителей, но, пожалуй, сейчас было не время.
– Ты счастлива? Когда не думаешь о медведях?
– Думаю, да.
– А мамочка с папочкой счастливы?
– Да, – проговорила она медленно. – Иногда. Когда ты не устаешь!
– А мы часто весело проводим время?
Она потерла глаза.
– Да.
– У нас есть домашние животные?
– Да. Платон.
– Кто такой Платон?
– Наш пес.
– А какой он породы?
Но она не получила ответа, потому что Молли уснула. И Нора легла рядом на ковер и закрыла глаза.