Гаррик вздрогнул, услышав боль в ее голосе.
– Да, – согласился он. – Стивен был моим лучшим другом. – И вздохнул. Наверное, бессмысленно пытаться ей объяснить? Слишком неубедительно, слишком поздно? Да и захочет ли она его услышать? – Моя жизнь всегда была скована обязательствами, – сказал он. – Дружба со Стивеном помогала мне сбежать от них и отвлечься. С ним я забывал о бремени ответственности, об ожиданиях отца, об обязанностях, которые висели на мне тяжелым грузом с самого момента рождения. – Он замолчал. – Меня с колыбели воспитывали как будущего герцога. И было приятно хоть ненадолго об этом забыть.
– В этом Стивен был мастер, – отозвалась Меррин. – Он отлично умел сбегать от обязанностей. – Гаррик услышал ее вздох. – Отец осуждал его поведение. Мы не могли позволить себе его траты на игру и выпивку. Он был игроком и мотом, а у нас не было денег, чтобы удовлетворить его аппетиты.
Фарн впервые услышал, как Меррин критикует брата.
– Я думал, вы его боготворили? – удивился он.
– Я его любила, – поправила Меррин. – Есть разница. Я любила его, но видела его недостатки. Стивен был со мной милым и великодушным, самый лучший брат, какого я могла только желать. – У нее сорвался голос. – Иногда… – Она продолжила так тихо, что Гаррику пришлось напрячь слух, чтобы ее услышать. – Иногда я очень боюсь, что забуду его, – пояснила она. – У меня ничего не осталось от него, ни вещей, ни картин, ничего материального… Иногда я даже не могу вспомнить его лица. Даже воспоминания искажаются и тускнеют. – Ее голос окреп. – Я знаю, что Стивен поддавался слабостям. Я знаю, что он поступал неправильно. Но все равно, он не заслужил смерти.
Последние слова словно повисли в воздухе между ними. Обвинение и невысказанный вопрос, от ответа на который они оба не могли уклониться.
– Почему вы убили моего брата?
Гаррик не произнес ни слова. Он чувствовал, что Меррин в темноте смотрит на него, почти физически ощущал ее недоуменный и расстроенный взгляд. Ведь он наотрез отказывался обсуждать смерть Стивена, уступить ей, отказывался рассказать, что тогда произошло. Ему очень хотелось это сделать, но он понимал, что не может. Ведь Гаррик поклялся хранить молчание, желая искупить вину и защитить других людей. Однако с каждым днем эта пытка все усиливалась. Прошлой ночью, после разговора с Пурчейсом, Фарн написал письмо. Когда они с Меррин выберутся отсюда и он получит ответ, возможно, он получит свободу действовать согласно своей интуиции. Желание довериться Меррин сейчас, в сближающей их темноте, стало еще сильнее. Его сдерживала только клятва, он не мог нарушить ее. Просто не мог. Долг был его единственным искуплением.
Меррин зашевелилась.
– Расскажите о своей жене, – попросила она. – Расскажите мне о Китти. – Голос ее звучал сердито и раздраженно, ведь Гаррик промолчал, когда она заговорила о Стивене.
Гаррик вздохнул.
– Почему вы спрашиваете?
Говорить о Китти для него всегда было настоящей пыткой. Воспоминания о ней причиняли боль и были полны сожаления. Он не стал тем мужем, какого хотела для себя Китти. Он потерпел фиаско, а потом подвел ее. Он не смог защитить ее, когда это было нужнее всего. Головная боль внезапно усилилась. Гаррик на какое-то время забыл о ней, но она о себе напомнила.
– Вы любили ее? – спросила Меррин, роняя слова, как тяжелые камни.
Горячий и неподвижный воздух пульсировал от эмоций. Как им удалось так быстро перейти от осторожного перемирия к болезненному сражению? Гаррику показалось, что в темноте он сделал неверный шаг. Это расстроило его и рассердило.
– Она была мне небезразлична, – признал Гаррик. Иное было и невозможно, подумал он, вспоминая, как ухаживал за Китти до последних дней ее жизни, наблюдая за неизбывными страданиями после смерти Стивена.
– Значит, вы ее не любили. – В голосе Меррин явственно звучало удовлетворение. – Вам было больно оттого, что жена предпочла вам моего брата?
Гаррик вздрогнул. Это уже напоминало изощренную пытку. Он понимал, что за бесы ее подзуживают. Он понимал ее потребность узнать подробности того давнего дела. Она много лет жила, не имея ничего, кроме вопросов и сомнений. Но ворошение прошлого было бы невыносимо для них обоих.
– Конечно, это причинило мне боль, – сказал он.
– Она любила его.
– Любила, – согласился Гаррик. Это действительно было правдой. Стивен Феннер был подлым негодяем, но Китти его обожала.
– Поэтому вы его и убили, – сделала вывод Меррин. – Из ревности.
– Нет. – Гаррику хотелось кричать, но он заставил себя говорить спокойно.
В голове у него роились картины прошлого: искаженное злобным высокомерием лицо Стивена и умоляющее лицо Китти. Даже сейчас, спустя столько лет после произошедшей трагедии, в нем поднималась ответная волна неуправляемого гнева.
– Нет, – повторил он, сопротивляясь демонам. – Все было не так.
– Вы лжете. – В голосе Меррин слышались ярость и нетерпение. – Вы знаете, что не было никакой дуэли, вы знаете, что избежали суда за убийство только из-за устроенного подлога. – Ее чистый, неистовый голос звенел как колокол, почти вибрировал в темноте. – Возможно, – проговорила она, – возможно, если бы вы попытались искупить причиненное зло, я бы так сильно вас не презирала. – Меррин помолчала. – Но вы – трус, – добавила она. Гаррик услышал, как она зашевелилась в темноте, собираясь с силами. – И я имею в виду не только смерть Стивена. Вы струсили и сбежали. Испугались принять последствия содеянного. Вы бесхребетная тварь, вот кто вы такой!
Их окружило презрение.
Черт, ладно же.
Все зашло слишком далеко. Гаррик понимал, почему Меррин так себя ведет. Он чувствовал ее гнев, страх, одиночество. Она оказалась в ловушке с человеком, которого не переносила, с человеком, который спас ей жизнь, но благодарность которому была ей ненавистна. Но что она знает о последствиях того самого рокового дня, когда он застрелил Стивена Феннера? Ничего. Она понятия не имеет и о том, как он пытался искупить свой поступок. Какое-то время Гаррик яростно сражался с самим собой, чтобы не выдать правду.
– Вы ничего об этом не знаете, – грубо ответил он.
– Так расскажите мне! – В ее голосе звучала такая мука.
Гаррик разрывался на части от напряжения и сожаления. Если бы только…
– Давайте прекратим этот разговор, – не слишком вежливо предложил Фарн. – Он не принесет ничего хорошего.
Но Меррин уже не могла остановиться. Она зашла слишком далеко. Горе и боль отчаянно толкали ее вперед.
– Я ухожу, – сказала она. – Я найду выход. Я больше не могу с вами оставаться. Я этого не вынесу.
Гаррик слышал, как она поднимается на ноги. Слышал, как быстро она охлопывает платье, будто не только стараясь стряхнуть пыль, но и разорвать удушающую атмосферу. Он услышал, как зашуршали и посыпались с левой стороны камни, и на него навалился страх. Дом еле стоял и мог обрушиться в любой момент. Меррин ничего не увидит в темноте. Она может наткнуться на стену, пораниться или даже спровоцировать новое обрушение…
– Будьте осторожны… – предупредил он, но было уже слишком поздно.
Гаррик услышал, что она запнулась, и вслепую вытянул руки, чтобы ее поймать. Меррин споткнулась о груду кирпичей и со всего маха упала в его объятия.
На этот раз она уже не показалась ему тихой и безвольной. Она начала с ним бороться, пытаясь освободиться. Гаррик еще крепче обнял ее, пытаясь успокоить и не дать навредить себе и им обоим. Но девушка была слишком испуганна и отчаянно пыталась высвободиться. Она пнула его по ноге, вскользь попав по ушибленной голени. До этого момента Гаррик даже не понимал, что так сильно ударился.
– Отпустите меня! – В ее голосе слышались истеричные слезы. – Оставьте меня в покое! Я вас ненавижу!
Наконец Меррин вырвалась и задела локтем груду обвалившихся кирпичей. Она судорожно всхлипнула. В этот же самый момент раздался зловещий грохот, и на них посыпались камни. Гаррик схватил Меррин, стащил вниз и прижал к земле собственным телом.
– Достаточно, – стальным тоном приказал он – Лежите и не двигайтесь, или вы обвалите на нас то, что осталось от дома.
Слишком поздно. Меррин его не слышала, она извивалась под ним и рыдала от горя, гнева и страха. И Гаррик принял единственно возможное решение. Он посильнее придавил ее к полу, приподнял ее голову и прижался к ее губам.
Грубо, но очень эффективно. Меррин резко замерла и перестала сопротивляться. Казалось, она забыла, как надо дышать, не говоря уже о том, чтобы двигаться. Какое-то время они оба лежали неподвижно, потом Гаррик решил ее отпустить и осознал, что в ней что-то изменилось. Теперь она уже безропотно ему подчинялась. Девушка издала какой-то горловой звук, в котором слышалось желание и капитуляция. Все тело Гаррика мгновенно напряглось от возбуждения. Он попытался этому воспротивится. Так не должно быть, это какое-то безумие. Но Меррин прижалась к нему, он чувствовал, как сладко-требовательно блуждают ее губы. Какое-то время он еще балансировал на краю, но потом разум Гаррика – и его самообладание – рухнули. Он притянул ее поближе, обхватил руками и яростно поцеловал в ответ. Он не чувствовал ничего, кроме своего желания, сжатого в болезненно-тугую пружину.
Глава 9
Меррин потерялась в лабиринте чувственности. Ее якорем, единственным утешением в тенетах страха, стал этот мужчина. Его руки обнимали ее, заслоняя от черноты тьмы, а губы прижимались к ее губам. Едва он к ней прикоснулся, как она сразу ощутила себя в безопасности. Она знала, что это неправильно. Гаррик Фарн был последним человеком, к которому она бы обратилась за утешением. Но кроме интуиции ей сейчас больше не на что было полагаться. А та ей подсказывала, что Меррин нужны утешение и защита Гаррика. Подсказывала, что Меррин хочет, чтобы он прогнал ее страхи.
Гаррик прикасался губами так легко, сладко, дразняще. На мгновение он отстранился, и Меррин почувствовала себя опустошенной, но сразу ощутила, как он поглаживает большим пальцем ее нижнюю губу. Она коснулась языком его пальца и услышала, как Гаррик застонал. Их окружала горячая интимная темнота. Меррин задрожала от охватившего ее желания.