— Это кровь змеи, — сказал он, думая успокоить ее, но она уставилась на него с неконтролируемым ужасом.
— О боже! — сказала она тонким, высоким голосом, быстро поднимаясь на ноги и осматривая себя. Ее черная блузка был мокрой и липкой, а ее брюки цвета хаки украсили большие красные пятна. Обе руки были почти полностью в крови. Комок образовался в ее горле, когда она вспомнила о чем-то влажном, брызнувшем ей на лицо. Поднеся пальцы к лицу, она с ужасом обнаружила что-то липкое на щеках и на волосах тоже.
Она задрожала еще сильнее, и слезы покатились по ее щекам.
— Уберите это, — сказала она, все тем же тонким, дрожащим голосом, свидетельствовавшем о крайней истерике. — Мне нужно избавиться от этого. На мне везде кровь, и она не моя. Она везде на мне, даже в волосах… Она в моих волосах! — всхлипнула она, устремляясь к ручью.
Проклиная все на свете, Грант попытался схватить ее, но в своем сумасшедшем стремлении смыть кровь она высвободилась, споткнулась о тело змеи и упала на землю. Прежде чем она смогла снова двинуться дальше, Грант бросился на нее, и крепко, почти причиняя боль, удерживал на месте, пока она боролась и всхлипывала, умоляя и проклиная его одновременно.
— Джейн, перестань! — резко сказал он. — Я уберу с тебя кровь. Просто не двигайся и дай мне снять с нас ботинки, хорошо?
Он вынужден был удерживать ее на месте одной рукой, другой снимая ее ботинки, но к тому времени, как он стал снимать собственные, она плакала так сильно, что безвольно лежала на земле. Его лицо было мрачным, когда он посмотрел на нее. Она столько выдержала, не моргнув и глазом, поэтому он не ожидал, что она вот так сломается. Она держалась, пока не увидела на себе кровь, и это, очевидно, было больше, чем она могла вынести. Он скинул ботинки, затем повернулся к ней, небрежно расстегнул ее брюки и снял их. Подняв ее на руки легко, как ребенка, он спустился с берега и вошел в ручей, не обращая внимания на то, что его собственные брюки намокли.
Когда вода дошла до середины его бедер, он поставил ее в ручей и, наклонившись, начал плескать воду на ее ноги, оттирая пятна крови с ее тела. Затем, набрав воду в ладони, он вымыл ее руки и начал лить холодную воду на нее, намочив блузку. Все то время, что он ухаживал за ней, она покорно стояла, и слезы безмолвно катились по ее лицу, оставляя разводы на пятнах крови на ее щеках.
— Все хорошо, солнышко, — успокаивающе прошептал он, убеждая ее сесть на дно ручья, чтобы смыть кровь с волос. Она позволила ему плескать водой на голову и лицо, моргая глазами, чтобы защитить их от жгущей воды, но все равно не отводила взгляда от его твердых, напряженных черт. Он достал платок из заднего кармана, намочил его, а затем нежно вытер ей лицо. Она уже слегка успокоилась, больше не плакала в этой тихой, выворачивающей душу манере, и он помог ей подняться на ноги.
— Ну вот, теперь ты чистая… — начал говорить он, а затем заметил розовые ручейки воды, стекающие по ногам. Ее блузка так пропиталась кровью, что нужно было снять ее, чтобы почистить. Не колеблясь, он начал расстегивать ее. — Давай снимем и это, чтобы постирать, — сказал он тем же спокойным, успокаивающим тоном. Она даже не посмотрела вниз, когда он расстегивал ей блузку и спускал с плеч, а затем бросил на берег. Она не сводила глаз с его лица, как будто он был ее единственной связью со здравым рассудком, и отвести взгляд означало вернуться к безумию.
Грант посмотрел вниз, и во рту у него пересохло, когда он увидел ее обнаженную грудь. Он гадал, как она выглядит, и вот теперь он знал. Это было подобно тому, чтобы получить удар в живот. Ее груди были округлыми и немного полнее, чем он представлял себе, увенчанные маленькими коричневыми сосками, и ему хотелось наклониться и взять их в рот, попробовать на вкус. Она с таким же успехом могла бы быть совсем голой; все, что на ней оставалось — тонкие шелковые трусики, которые, намокнув, стали совсем прозрачными. Он мог видеть темные завитки волос под тонким материалом и почувствовал, как напряглась его плоть. Она была прекрасно сложена, длинноногая, узкобедрая, с тугими мышцами танцовщицы. Ее плечи были прямыми, руки изящными, но сильными, грудь полной; он хотел развести ее ноги и взять ее прямо здесь, глубоко входя в ее тело, пока не сойдет с ума от удовольствия. Он не помнил, чтобы когда-нибудь так сильно хотел женщину. Он часто хотел секса, но это было просто физическое удовольствие, и любое жаждущее того же женское тело было приемлемым. Теперь же он хотел Джейн, именно ее; он хотел, чтобы это ее ноги обвивали его, хотел сжимать руками ее груди, хотел ее рта под своими губами, хотел, чтобы ее тело принимало его.
Он резко отвел от нее взгляд, наклоняясь, чтобы снова намочить в воде платок. Так стало только хуже — его глаза оказались на уровне ее бедер, и он резко выпрямился. Он мыл ее грудь нежными прикосновениями, и каждая секунда при этом была пыткой, так как он чувствовал ее шелковую плоть под его пальцами, видел, как твердеют от его прикосновения ее соски, превращаясь в маленькие розоватые камешки.
— Ты чистая. — хрипло сказал он, кидая платок на берег, к блузке.
— Спасибо. — прошептала она, свежие слезы заблестели в ее глазах, и с легким всхлипом она прижалась к нему. Ее руки обвились вокруг него и сомкнулись у него на спине. Она спрятала лицо у него на груди, успокоенная мерным биением его сердца и теплом его тела. Само его присутствие прогнало ее страх, с ним она чувствовала себя в безопасности. Ей хотелось остаться в его объятиях и забыть обо всем.
Его ладони медленно двигались по ее голой спине, его мозолистые пальцы гладили ее кожу, как будто он наслаждался ее структурой. Она закрыла глаза и прижалась еще теснее, вдыхая чистый мужской запах его сильного тела. Она чувствовала себя странно пьяной, растерянной, ей хотелось крепко уцепиться за него, как за единственную незыблемую вещь в мире. Ее тело омывали странные ощущения — от стремительного бега воды вокруг ее ног до легкого ветерка, овевающего ее мокрую голую кожу, в то время как он был таким твердым и теплым. Незнакомый жар охватил ее тело, когда он провел руками по спине к плечам. Затем одна его рука, легко скользнув по шее Джейн, охватила ее лицо и приподняла его.
Не спеша он наклонился и прижался к ее рту, чуть повернув голову, чтобы сделать соприкосновение глубоким и крепким. Его язык неторопливо скользнул в ее рот, коснувшись ее языка и требуя ответа, и Джейн обнаружила, что беспомощно дает ему то, чего он хочет. Ее никогда раньше так не целовали, с полной уверенностью и умением, как будто она принадлежит ему, как будто они вернулись в более примитивные времена, когда доминирующий самец просто выбирал себе женщину. Смутно обеспокоенная, она предприняла слабую попытку освободиться из его объятий. Он подчинил ее с нежной силой и снова поцеловал, удерживая ее голову давлением своего рта. И снова Джейн обнаружила, что впускает его в свой рот, забыв, почему она начала сопротивляться. Со времени ее развода много мужчин целовали ее и пытались добиться ее ответа. Их попытки оставили ее равнодушной. Почему этот головорез… наемник, или кем он там был, заставил ее тело дрожать от наслаждения, тогда как даже самые искушенные в мире мужчины только докучали ей своей страстью? Его губы были теплыми и твердыми, вкус его рта пьянил, его язык смело исследовал ее рот, и от его поцелуев незнакомая тянущая боль пронзала ее тело.
Полубезумный, чуть слышный всхлип наслаждения вырвался из ее горла, нежный женский звук, заставивший его руки сжаться вокруг нее.
Ее руки скользнули на его плечи, затем сомкнулись вокруг его шеи, и она повисла на нем, ища поддержки. Она никак не могла оказаться достаточно близко к нему, хотя он буквально вжимал ее в себя. Пуговицы его рубашки впились в ее обнаженную грудь, но она не замечала боли. Его рот был диким, с неистовой жаждой удовлетворяя основную потребность, вырвавшуюся из-под контроля, сминая ее губы силой своих поцелуев, и ей было все равно. Напротив, она наслаждалась этим, прильнув к нему. В ее теле внезапно ожили чувства и потребности, которые она не узнавала, никогда раньше не испытывала. Ее кожа как будто болела от его прикосновений, и каждое новое прикосновение его твердых пальцев делало эту боль сильнее.
Дерзко обхватив ее грудь своей рукой, он обвел твердой подушечкой большого пальца напрягшийся сосок, и Джейн едва не закричала от волны нахлынувшего жара, прокатившейся по ее телу. С ней раньше никогда такого не случалось: сила чистой, бесстыдной чувственности собственного тела захватила ее врасплох. Она давным-давно решила, что не очень чувственна, и больше не думала об этом. Секс не был чем-то, сильно интересовавшим ее. То, что Грант заставлял ее чувствовать, полностью перевернуло представления Джейн о самой себе. В его объятиях она была самкой, терлась об него телом, чувствуя и гордясь набухающим ответом его тела и испытывая боль от пустоты глубоко внутри.
Казалось, время исчезло, пока они стояли в воде и вечернее солнце сквозь деревья покрывало их постоянно меняющимися причудливыми пятнами света. Его руки свободно скользили по ее телу. Она и не думала ему сопротивляться, будто у него были все права на ее плоть, будто он имел полное право касаться и пробовать ее. Он наклонил ее назад, поддерживая рукой, заставив ее грудь соблазнительно приподняться, и его губы оставили жаркую дорожку, спускаясь по ее горлу к теплым, трепещущим округлостям. Он взял ее сосок в рот и сильно втянул, и она выгнулась в его руках, как дикое создание, в огне, умирая и желая еще.
Его рука скользнула ниже, пальцы оказались между ее бедер, лаская ее через шелк трусиков. Дерзость его прикосновения вывела ее из чувственного оцепенения, она непроизвольно напряглась в его объятиях и убрала руки с его шеи, чтобы просунуть их между их телами и оттолкнуть его. Низкий, гортанный звук родился в его горле, и на короткое, ужасное мгновение она подумала, что его ничто не остановит. Затем, с проклятием, он оттолкнул ее.
Джейн слегка отступила, и он резким движением руки остановил ее, заставив посмотреть себе в лицо.