Они проснулись от жары в комнате. Мексиканское солнце проникало через закрытые занавески. Их тела были все еще соединены, кожа обоих была влажной. Когда Грант приподнял Джейн, раздался чмокающий звук. Он поднялся, включил кондиционер на полную мощность и постоял немного, ощущая прохладный воздух на обнаженном теле. Затем вернулся на кровать и перевернул ее на спину.
Вряд ли они сегодня покинут постель. Они занимались любовью, засыпали и просыпались, чтобы любить друг друга снова и снова. Она не могла насытиться им, так же, как он не мог насытиться ею. Не было необходимости никуда спешить, только глубокое нежелание разъединяться. Он учил ее не ограниченной ничем чувственности, лаская ее везде ртом до тех пор, пока она не начинала содрогаться от удовольствия, беспомощная, без единой мысли в голове. Она говорила, что любит его. Не могла не говорить, не сейчас, когда она уже призналась ему и когда окружающий мир скоро снова вторгнется в их жизнь.
Пришла ночь. Они все-таки покинули комнату. Гуляя рука об руку в теплой мексиканской ночи, они обнаружили несколько магазинов, работающих в это позднее время. Джейн купила розовый сарафан, в котором ее загорелая кожа казалась медовой, пару босоножек и новое белье. Грант не хотел заниматься покупками, поэтому, посмеиваясь, Джейн купила ему джинсы, легкие мокасины и белую рубашку-поло.
— Ты тоже должен выглядеть по-другому, — инструктировала она Гранта, подталкивая его к примерочной. — Мы собираемся сегодня ночью поесть где-нибудь в городе.
Они больше не говорили об этом. Когда они устроились напротив друг друга в слабоосвещенном зале ресторана с бутылкой вина, Грант понял, что уже много лет не проводил время с женщиной в общественном месте. Можно было просто беседовать, есть, пить вино маленькими глотками и думать, что они будут делать, когда вернуться в отель. Даже после того, как Грант ушел в отставку, он оставался на ферме, иногда неделями не встречаясь с другими людьми. Когда ему нужно было в город за припасами, он сразу же возвращался обратно, часто даже не поговорив ни с кем. Он не выносил, когда кто-то был рядом. Но сейчас он расслабился, даже не думая об окружающих его незнакомцах, ощущая их присутствие, но не обращая на них внимание. Все его чувства и все его мысли были сосредоточены на Джейн.
Она светилась от переполнявшей ее энергии. Ее темные глаза сияли, загорелая кожа светилась. Смех искрился. Ее грудь обтягивал лиф сарафана, соски затвердели от прохладного воздуха в ресторане, и желание снова начало просыпаться в нем. У них было не так много времени, чтобы побыть вдвоем. Скоро они вернуться в Штаты, и его работа будет закончена. Скоро, слишком скоро. Он еще не насытился ею, дикой сладостью ее тела под ним. Тем, как ее смех уменьшал напряжение в его теле.
Они вернулись в отель, вернулись в кровать. Он неистово занимался любовью с Джейн, пытаясь насытиться этими ощущениями, пытаясь накопить достаточно воспоминаний, которые останутся с ним на долгие годы одиночества. Быть в одиночестве — глубоко проникшая в его жизнь привычка. Он хочет ее, но не может представить ее с собой на ферме, и он точно не может жить в ее мире. Ей нравится, когда вокруг люди, тогда как он предпочитает иметь за спиной стену. Она была открытой, а он — сдержанным и замкнутым.
Джейн тоже понимала, что это почти конец. Лежа на его груди, окутанная темнотой как одеялом, она рассказывала. Это был ее подарок Гранту, рассказ о ее детстве, о школе, которую она закончила, о еде и музыке, которые она любила, о книгах, которые ей нравилось читать. После этого ему было легче вернуть долг. Тихим хриплым голосом он рассказал ей белобрысом мальчишке, которым когда-то был, дикаре с болот, дочерна загорелым под жарким солнцем Джорджии. Он научился охотиться и ловить рыбу, едва начав ходить. Он рассказал ей, как играл в футбол в старших классах, бегал за девочками из группы поддержки, напивался и играл в карты, а потом пробирался домой так, чтобы мать его не увидела.
Ее пальцы перебирали волоски на груди Гранта. Она понимала, что тишина наступила потому, что он в своей истории достиг точки, когда его жизнь резко изменилась. Это уже не было легкой историей его детства и юности.
— Что случилось потом? — прошептала она.
Его грудь поднялась и опала.
— Случился Вьетнам. Я был призван на службу в восемнадцать лет. Я был чертовски хорош в джунглях, поэтому туда меня и отправили. После этого я возвращался однажды домой в отпуск. Мои предки были теми же, а я уже был другим. Мы даже не могли разговаривать друг с другом. Я уехал обратно.
— И остался?
— Да, я остался. — проговорил он ровным голосом.
— Как ты попал в секретную службу, или как вы там ее называете?
— Секретные операции. Задания высокой степени риска. Война закончилась. Я вернулся домой, но мне там нечего было делать. Меня обучали управлять жизнями людей. Я что, должен был работать в бакалейном магазине и играть в опасные игры с людьми, которые пришли ко мне купить десяток яиц? Думаю, что со временем я бы приспособился, но мне не хотелось болтаться там, чтобы проверить это. Я сбивал с толку предков, для которых я давно стал чужим. Потом один коллега вышел на контакт со мной, и я принял его предложение.
— Куда ты сейчас возвращаешься? Обратно в Джорджию?
— Только на несколько дней, дать им знать, где я буду. Я не могу там поселиться. Слишком много людей меня знают, а я хочу быть один. Я купил ферму в предгорьях Теннеси и отсиживался там с тех пор. Пока твой отец не нанял вернуть тебя домой.
— Был ли ты женат? Помолвлен?
— Нет, — ответил Грант и поцеловал ее. — Достаточно вопросов. Давай спать.
— Грант?
— Хмммм?
— Как ты думаешь, он на самом деле бросил все силы?
— Кто?
— Турего.
В его голосе послышалось удивление.
— Милая, я обещаю тебе, что о нем позаботятся. Не беспокойся об этом. Теперь, когда ты в безопасности, можно предпринять меры по его нейтрализации.
— Ты говоришь такими зловещими фразами. Что значит «позаботятся» и «нейтрализуют»?
— Значит, что некоторое время он проведет в тех замечательных тюрьмах Центральной Америки, о которых так много говорят. Спи.
Она послушалась, удовлетворенно улыбаясь в безопасном кольце его рук.
Кто-то снова подергал за веревочки. Возможно, это был ее отец или мистические «друзья» Гранта, которые продолжали организовывать их отъезд, или сам Грант припугнул кого-то в посольстве. Как бы там ни было, это произошло. На следующий день у них были паспорта. Они могли улететь первым же рейсом в Даллас, но вместо этого провели еще одну ночь вместе, занимаясь любовью в огромной кровати за надежно закрытой дверью. Как же она не хотела уезжать! Пока они оставались в Мехико, Джейн могла притворяться, что это еще не конец, работа еще не закончена. Но родители ждали ее, а у Гранта была своя жизнь, к которой он должен возвращаться. Ей надо было искать другую работу, а также разобраться с той небольшой проблемой, которая привела к таким последствиям. Дольше в Мехико оставаться было нельзя.
Слезы жгли ее глаза, когда они отправились на посадку в самолет, который доставит их в Даллас. Она знала, что Грант забронировал им билеты на разные рейсы из Далласа: она полетит в Нью-Йорк, а он в Ноксвилл. Они попрощаются в огромном, заполненном людьми аэропорту «Даллас — Форт-Уорт»[17], и она не могла вынести это. Если она не будет держать себя в руках, то разрыдается как ребенок, и ему это не понравится. Если бы ему нужно было больше, чем она уже отдала, достаточно было только попросить. Совершенно очевидно, что она готова дать ему намного больше — все, что он захочет. Но он не попросил, значит, он не хочет. Она знала, что это время придет, понимала весь риск, пытаясь получить столько счастья, сколько могла. Вот и наступило время расплаты.
Она сдерживала слезы. Джейн читала журнал и даже была способна понимать, о чем читала. Некоторое время она держала его за руку, но отпустила ее, когда в самолете разносили еду. Она заказала джин с тоником, быстро его выпила и заказала еще.
Грант внимательно посмотрел на нее, но она весело улыбнулась ему, решительно не желая показывать, что ее надежды разбились вдребезги.
Очень быстро — слишком быстро — они совершили посадку в Далласе и покинули самолет через туннель. Она подхватила грязный, разбитый рюкзак и внезапно поняла, что его ботинки и камуфляж лежат в нем вместе с ее одеждой.
— Мне нужен твой адрес, — нервно защебетала она. — Надо будет отправить твою одежду. Если только ты не хочешь купить сумку в аэропорту. У нас полно времени до наших рейсов.
Грант поглядел на часы.
— У тебя двадцать восемь минут. Нам лучше найти нужный выход. Где у тебя билеты?
— Здесь, у меня. Что будем делать с твоей одеждой?
— Я буду на связи с твоим отцом. Не беспокойся об этом.
Да, конечно, оставался еще вопрос оплаты за то, что он вытащил ее из Коста-Рики. Его лицо ничего не выражало, а янтарные глаза были холодными. Она протянула руку, не замечая, как иа трясется.
— Ну прощай. Было … — Она замолчала. Что же ей сказать? Приятно было познакомиться? Джейн сглотнула. — Было весело.
Он посмотрел на ее протянутую руку, затем поднял взгляд на лицо. Холод в глазах сменился удивлением. Грант медленно проговорил:
— Что за ерунду ты говоришь, — он дернул ее за руку и сжал в объятиях. Его горячий рот накрыл ее губы, язык легко ворвался в ее рот, как будто они не были окружены любопытно глазеющими на них людьми. Джейн, дрожа, прильнула к нему.
Грант отодвинул ее от себя. Его челюсти были крепко стиснуты.
— Иди. Твои старики ждут тебя. Я свяжусь с тобой через несколько дней. — Последняя фраза вырвалась непроизвольно. Он решил, что сейчас они должны были окончательно расстаться, но ее темные глаза смотрели так потеряно, с такой болью, и она целовала его с таким голодом, что он не смог остановить слова. Еще один раз. Он позволит себе быть с ней еще один раз.