С момента пропажи связи с Землей минуло шесть недель. Иванов вернулся в центрифугу поздно, когда остальные уже поужинали. Он сразу направился спать и рывком задернул штору. Тибс какое-то время глядел на колышущуюся ткань, а потом постучал по стене ячейки.
– Эй, Иванов! Если вдруг интересно, мы тебе оставили немного тушенки.
Тэл, как обычно, сидевший с джойстиком на диване, фыркнул:
– Да разве он выйдет? Лучше лишний час поплачет перед сном.
Салли, которая составляла отчет о полученной телеметрии, замерла, боясь представить, что случится дальше. На мгновение все стихло, а потом Иванов отдернул штору, рванул через всю центрифугу прямо к Тэлу, и, не успел тот опомниться, набросился на него с кулаками. Под градом ударов Тэл рухнул на пол. Выругавшись на иврите, он ослабил хватку Иванова, стукнув его по запястьям. Через секунду подоспел Тибс и оттащил Тэла к дивану. Иванов, разразившись проклятиями, поднялся с пола и, красный как рак, удалился в зону невесомости. Тэл с размаху пнул джойстик, и тут появился Харпер. В центрифуге воцарилась тишина. Салли сидела на койке, не зная, что делать, вмешиваться или нет. Харпер вполголоса обсудил произошедшее с Тибсом, и тот покинул «Маленькую Землю» – вероятно, чтобы поговорить с Ивановым. Харпер задумчиво почесал подбородок и отправился беседовать с Тэлом. Салли задвинула штору: она не хотела подслушивать.
Вначале, во времена стабильной связи с Землей, Тэл часами болтал с женой и сыновьями. Мальчикам было восемь и одиннадцать. Перед вылетом в обучающем центре Хьюстона прошла небольшая вечеринка в их честь – дни рождения мальчиков разделяла всего неделя. Находясь на корабле, Тэл играл в те же игры, что и сыновья в Техасе, и всегда записывал результаты, чтобы потом обсудить с мальчиками во время сеансов видеосвязи. Их соревнование продолжилось даже потом, когда временной разрыв стал настолько большим, что осталась лишь возможность отсылать друг другу сообщения. Недавно Салли увидела, как Тэл наконец-то побил рекорд своих сыновей в гонках. Он победно вскинул вверх кулак… затем его глаза заблестели, дыхание участилось, а джойстик выпал из рук. Салли села рядом, осторожно приобняв коллегу, а он уткнулся носом в сетчатый рукав ее комбинезона, чего никогда не делал раньше. Впервые он так расчувствовался при ней.
– Я выиграл, – прошептал Тэл, прижавшись к ее плечу, а триумфальный марш все звучал и звучал с экрана – громогласные фанфары поверх монотонного, равнодушного ритма.
Когда миновали последние недели подготовки к полету, и на календаре замаячил день запуска, шестерых астронавтов охватило воодушевление. Они уже ощущали себя настоящей командой. После долгой пятничной подготовки к посадке на спутники Юпитера вся компания отправилась пропустить по бокальчику в местный бар. Тибс взял горсть монет и завис у музыкального автомата, выбирая песню, а рядом с ним Деви, потягивая клюквенный морс, внимательно изучала механизм. Тэл, Иванов и Харпер сгрудились у барной стойки. Тэл выстроил стопки текилы в длинный ряд и подбивал товарищей выпить по одной за каждый из галилеевых спутников Юпитера – то есть, по четыре на брата. Салли пришла позже всех и наблюдала за коллегами, стоя в дверях. Бармен раздал дольки лайма, зазвучала первая из песен, выбранных Тибсом. Харпер приветствовал Салли и заказал ей выпить.
– Тебе придется нас догонять, – сказал он, пододвигая ей стопку. – Эта – за Каллисто.
Салли залпом выпила текилу, отмахнувшись от дольки лайма, которую протягивал ей Харпер.
– Умница! – лукаво улыбнулся Тэл. – А теперь – еще по одной!
– Поддерживаю! – Раскрасневшийся Иванов несколько раз грохнул стаканом по барной стойке.
Тэл так раздухарился, что подскакивал на стуле всякий раз, когда объявлял очередной спутник, за который нужно выпить.
– Ганимед!
– О, эта дивная, дивная магнитосфера! – опустошив стопку, крикнула Салли.
Иванов кивнул, чуть менее серьезно, чем обычно, – даже на него повлияло всеобщее веселье.
Тибс и Деви подхватили крик «Ганимед!», озадачив других посетителей бара. В начале вечера зал был полупустым, но когда Салли осмотрелась по сторонам пару часов спустя, она поняла, что вокруг уже тьма народу, а сама она сильно пьяна. Деви и Харпер отплясывали у музыкального автомата. Деви подпрыгивала и выписывала ладонями замысловатые кривые, а Харпер исполнял что-то вроде твиста, то и дело вскидывая руки над головой. Тэл, Салли, Иванов и Тибс болтали у барной стойки. Тэл, рассмеявшись собственной шутке, фыркнул так, что пиво брызнуло из носа. Иванов, слегка покачнувшись, приобнял Салли.
– Вы что, правда не знаете, кто такой Юрий Гагарин? – спросил он с озадаченным видом.
Салли и Тибс переглянулись, не зная, рассмеяться или сменить тему. Тэл уже не раз шутил про Гагарина, когда Иванова не было рядом.
– Знаем, конечно… Заноза в твоей заднице. – От смеха Тэл с трудом выговаривал слова. – Как он поживает, кстати?
Иванов опять качнулся, ухватился за Салли, чтобы не упасть, и задумчиво сдвинул брови.
– У Юрия все хорошо, – наконец, ответил он Тэлу зычным голосом, – когда ему не приходится смотреть на твою глупую рожу.
Кто-то похлопал Салли по плечу. Обернувшись, она увидела Харпера. Его лицо блестело от пота.
– Присоединишься? – капитан кивнул на танцпол. – Наша песня играет!
Кивнув, Салли соскользнула с барного стула. «Наша». Харпер, конечно, подразумевал, что песню любит вся их маленькая команда, однако следуя за ним сквозь толпу, качавшуюся под “Space Oddity”, Салли на мгновение подумала, что он имел в виду только себя и ее. Голос Дэвида Боуи обволакивал помещение; Харпер вел ее к Деви, которая радостно махала рукой. Он обернулся – убедиться, что Салли идет следом, – взял ее за руку и потянул за собой, в гущу танцующих.
Однажды ночью – после драки Иванова и Тэла прошло уже две недели, а корабль по-прежнему летел через пояс астероидов – Салли проснулась оттого, что ее шепотом кто-то звал.
– Спишь? – послышался голос Деви по другую сторону шторы.
Салли протерла глаза и, отодвинув занавеску, жестом пригласила коллегу к себе. Они улеглись рядом в кромешной темноте, согревая друг друга. Это немного успокаивало – теперь, когда с наступлением ночи нервы превращались в оголенные провода, и сразу накатывали думы о призрачном будущем или утерянном прошлом. Деви дрожала, едва сдерживая слезы. Салли хотела погладить подругу по плечу, обнять, пообещать, что все будет хорошо… Но она не умела лгать, а еще не знала, как достучаться до девушки, настолько от всего отрешенной. Деви с каждым днем становилась все тише и незаметнее. Она практически ни с кем не общалась. Салли подвинулась к соседке, чтобы их ступни слегка соприкоснулись, и уже начала засыпать, когда Деви вдруг заговорила:
– Я все время вижу один и тот же сон. Кухня моей матери в Калькутте. Вначале все размыто, я узнаю лишь цвета и ароматы специй. Потом появляются братья: садятся напротив, пихают друг друга локтями, уплетают рис и бобовый суп. Затем я вижу родителей. Они сидят во главе стола, пьют чай масала и с улыбкой смотрят на нас троих. Всегда один и тот же сон, снова и снова. Мы просто сидим за столом и едим. А потом все исчезает. Внезапно я понимаю, что никого со мной нет, что я совсем одна. И просыпаюсь. – Деви глубоко вздохнула. – Все так чудесно начинается, а потом я оказываюсь здесь и понимаю, что никогда их больше не увижу. Я не знала, что сны могут причинять такую боль.
Позже, когда подруги погрузились в сон, они придвинулись ближе друг к другу, словно это могло придать им сил. Проснувшись, Салли увидела, что Деви тихо плачет в подушку, – и сразу вспомнила свою дочку. Люси порой прибегала среди ночи, увидев страшный сон, – такая маленькая и теплая, в смешной фланелевой пижаме. Салли помнила разгоряченное, вспотевшее личико, дрожащее дыхание. Но как ей удавалось успокоить дочку, вспомнить не могла. Это Джек каждый раз относил Люси обратно в кроватку.
Салли прижалась к Деви и тоже заплакала.
Деви почти мгновенно вызвала у Салли симпатию, когда они познакомились в Хьюстоне. Она была тихоней; маленький рост и огромные темные глаза делали ее похожей на ребенка – юной, невинной и немного загадочной, ведь за хрупкой внешностью скрывался глубокий аналитический ум. Когда начались подводные тренировки, Салли застала Деви под одним из кранов, которые погружали астронавтов в бассейн, а потом из него вытаскивали. Девушка задумчиво изучала подъемный механизм. Тэл и Тибс находились под водой, тренировали выход в открытый космос – «внекорабельную деятельность», или «ВКД», – а женская часть коллектива дожидалась своей очереди.
– Ну надо же! – Деви удивленно рассмеялась.
– Ты о чем? – не поняла Салли.
– У отца на складе такой же подъемник. Один в один. Расскажу ему – вот он обрадуется, что выбрал именно этот!
Поверхность воды пошла рябью, всплыла и лопнула гроздь пузырьков. В глубине, освещенная прожекторами, мерцала модель корабля «Этер» в натуральную величину. У края бассейна мягко колыхались отражения флагов, вывешенных на стене; цвета разных стран то скручивались в спирали, то расходились обратно. Салли вгляделась в глубину и увидела, что один из астронавтов всплывает на поверхность. Два помощника-водолаза прицепили к его громоздкому скафандру крюк подъемника, и механизм у них над головами зарокотал. Пока Салли наблюдала за людьми, Деви опять засмотрелась на машину.
– Ну надо же! – произнесла она снова.
Когда голова Тэла в белой скорлупе шлема показалась над водой, Салли наконец-то выдохнула, сама не заметив, что задерживала дыхание.
Корабль все еще пересекал пояс астероидов, до возвращения домой оставались долгие месяцы, и члены экипажа начали потихоньку погружаться в себя. Все, кроме Тибса. Он терпеливо помогал Деви с работой, хотя она спала все меньше, отчего ей становилось сложнее сосредоточиться. Иногда ему удавалось отвлечь Тэла от приставки и отправиться с ним за овощами в коридор-теплицу. Иванова Тибс навещал в лаборатории, интересовался его работой, приносил еду с обеда. Салли с любопытством наблюдала за тем, как ведет себя Тибс: стоит ему побеседовать с Харпером – и тот воспрянет духом, приосанится. Тибс был полон сил и надежд, но, увы, одинок в своем рвении. Не в силах защитить коллег от самих себя, он старался хоть как-то помочь. Он лучше остальных понимал, что происходит.