изведении смотрели видеозапись, проигрывая на обычной скорости лишь самые важные моменты, они рассыпались в поздравлениях и дифирамбах; но когда экран погас, улыбки исчезли с лиц. Второй этап плана обещал быть сложнее предыдущего. Во время установки придется импровизировать на месте. Ни одна подводная тренировка не готовила к подобным задачам. Сомнения множились, члены команды сообща искали решения. Так прошло несколько часов, пока Харпер, наконец, не объявил, что совещание окончено. Люди выглядели уставшими – неожиданный всплеск бурной деятельности давал о себе знать.
– Отдохните денек, – сказал капитан. – Наберитесь сил перед вторым этапом. А сейчас давайте поужинаем и пробежимся по мелким деталям.
Иванов вызвался приготовить ужин, чего раньше никогда не бывало. Остальные, сидя за длинным столом, наблюдали, как он смешивает консервированные томаты, картофель, капусту и замороженные сосиски в один странноватый на вид супчик. Однако на вкус получилось очень даже неплохо. Тэл наклонил миску, чтобы допить ярко-красный бульон, и встал из-за стола с оранжевым контуром вокруг губ.
– Годится, – похвалил он, оправившись за добавкой.
– Бабушкин рецепт, – пожал плечами Иванов и почти улыбнулся.
За столом вновь обсудили грядущую миссию. Спутниковая тарелка, снятая с посадочного модуля, была гораздо меньше старой, но, немного улучшив и дополнив конструкцию, инженеры разобрались, как оптимизировать ее работу. Тибсу предстояло откалибровать систему, находясь на корабле, пока Салли и Деви будут устанавливать антенну. Самой сложной задачей казалось протащить устройство через шлюз – и доставить дальше, к месту установки.
Пока Тэл, Тибс и Харпер убирали со стола, Иванов решил поиграть в приставку. Женщины уже за ужином клевали носом, поэтому сразу после еды отправились спать.
Посреди ночи Салли услышала всхлипы. Выскользнув в коридор, она забралась в ячейку к Деви и потрясла ее за плечо. Девушке явно приснился кошмар: в ее глазах застыл такой глубокий, первозданный ужас, что Салли стало не по себе.
– Что такое? Страшный сон? Тише, Деви, все хорошо.
Деви вцепилась в футболку подруги, отчаянно хватаясь за тонкую серую ткань, как будто тонула. Наконец, она откинулась на мокрую от пота подушку; дыхание выровнялось, пальцы потихоньку разжались.
– Расскажи, – настоятельно попросила Салли.
Деви прижалась к ней, свернувшись калачиком.
– Мы провалили задание.
– Что случилось?
– Мы потеряли антенну. Я выпустила ее из рук, и ее унесло в космос. А потом мы с тобой… улетели тоже. И все из-за меня.
Салли гладила Деви по голове, как когда-то гладила дочку – зарываясь пальцами в волосы, время от времени останавливаясь, чтобы расцепить спутавшиеся пряди. Подруга тихо всхлипывала, спрятав лицо в ладонях, содрогаясь от сдерживаемых рыданий. Салли в красках представила себе сон, описанный Деви, и тоже испугалась. Они ведь и правда могли не справиться. Могли погибнуть, так и не узнав, что случилось с Землей. Но больше всего Салли боялась, что это произойдет по ее вине. Она как будто впервые ощутила груз ответственности, лежавший у нее на плечах.
Деви уснула, положив голову подруге на плечо. Салли осталась с ней до утра. Она лежала, не двигаясь, несмотря на затекшую руку, – размышляла, ждала. Когда затеплился искусственный рассвет, она выскользнула от Деви и вернулась к себе, чуть слышно ступая по коридору босыми ногами. Вчерашняя коса расплелась, волосы растрепались и закудрявились. Сев на койку, Салли пальцами разделила гриву волос на отдельные пряди и начала заплетать косу, наблюдая, как огни ламп становятся ярче и ярче, пока, наконец, не разгораются в полную силу.
День прошел в приготовлениях. Тибс проверил инструменты и скафандры на предмет неисправностей. Иванов провел медицинское обследование Деви и Салли, а Харпер с Тэлом подготовили к транспортировке антенну. Иванов совмещал на «Этере» должность астрогеолога с обязанностями корабельного врача. Он давно уже никого не осматривал, поэтому его врачебный такт оставлял желать лучшего, зато он взял кровь на анализы быстро и безболезненно. Второй выход в космос должен был продлиться по меньшей мере восемь часов – в два раза дольше, чем предыдущий. Когда Иванов закончил осмотр, Салли покинула лабораторию и отправилась в командный отсек, где Харпер с Тэлом пересматривали запись первого этапа миссии.
– Волнуетесь? – спросила она.
– Еще чего! – фыркнул Харпер.
Тэл с напускной серьезностью помотал головой, сдвинув брови и скрестив руки на груди. Конечно, они просто храбрились. На самом деле нервничали все.
– Вот и я не волнуюсь ни капельки. – Салли подплыла к куполу и посмотрела наружу. Вдали светился Марс – по-прежнему не больше булавочной головки, почти незаметный среди звезд.
Харпер и Тэл вернулись к обсуждению видеозаписи, по нескольку раз пересматривая каждый фрагмент, прежде чем перейти к следующему.
Салли застыла под куполом, словно беседуя с леденящей пустотой, в которую опять собиралась погрузиться, – такой пугающей, прекрасной и неведомой. Все было готово; Иванов дал добро как доктор, план действий надежно отпечатался на подкорке. Но какое-то новое, чуждое чувство не давало Салли покоя. Этот сон… Наверное, проснулся страх. Страх, прочно укоренившийся в той части ее «я», где не было места разумным доводам. Кто-то другой назвал бы это дурным предчувствием, но только не Салли. Списав все на обычное волнение, она отвернулась от космоса за стеклом и вновь погрузилась в предстоящие задачи.
11
Августин и Айрис добрались до небольшого лагеря у озера под вечер и зашли в первую же палатку, попавшуюся на пути, – скромное, но уютное убежище, которое спасло их от промозглой погоды. Несмотря на некоторую обветшалость, сильный запах плесени и скудное убранство, именно здесь Августин впервые за многие годы почувствовал себя как дома.
Внутри нашлись четыре раскладушки с холщовыми матрасами, керосиновая печка, газовая плитка и кое-какая мебель. Алюминиевые стержни, которые поддерживали виниловый полог, дугами изгибались над головой, будто ребра кита. Посреди помещения стоял маленький столик в окружении нескольких складных стульев, за ним – рабочий стол, заваленный синоптическими картами и тетрадями с метеоданными, небольшой генератор и несколько деревянных ящиков с книгами. В центре стола сгрудилось с десяток закопченных керосиновых ламп, а на фанерном полу пестрел калейдоскоп потертых ковров и ковриков. Небольшое помещение дышало уютом и человеческим теплом, чего так сильно не хватало в обсерватории Барбо. Место, несомненно, было обжитое. Люди готовили здесь обеды, читали книги, отдыхали.
Путники сбросили свою поклажу и внимательно осмотрели вещи, оставшиеся от предыдущих жильцов. Ящики были полны книг в мягких обложках; кроме множества любовных романов имелись детективы и два простеньких справочника по кулинарии. Матрасы на раскладушках лежали в защитных полиэтиленовых чехлах. Расстегнув один, Августин обнаружил там еще и несколько шерстяных одеял, смятую простыню и бесформенную подушку. Он вытащил простыню и расстелил на тонком матрасе, зафиксировав углы с помощью резинки. Взбил подушку. Развернул и аккуратно сложил одеяла, зажег на столе пару ламп. Потом распахнул входную дверь и подпер ее деревяшкой, чтобы впустить в помещение остатки вечернего света. Плесневелый дух запустения, царивший внутри, начал потихоньку выветриваться.
Айрис вышла прогуляться и села недалеко от кромки озера, рисуя на снегу восьмерки острым камнем. Августин нашел рядом удобный валун и тоже немного посидел на берегу, любуясь видом. На душе было хорошо. Путешествие себя оправдало. Они добрались. Да, назад им не вернуться – тем не менее, Августин чувствовал себя в безопасности. Он не видел вокруг следов поспешного бегства – ни зловеще пустого ангара, ни покинутой взлетной полосы, поэтому здешний лагерь представлялся скорее оазисом, нежели местом изгнания.
Солнце пропало из виду, захваченное в плен горами, что кольцом окружали озеро; краски неба постепенно сгущались до темной синевы. Путники молча слушали, как поскрипывает лед. Они никуда не спешили: впереди было много дней, чтобы исследовать окрестности. Где-то в горах завыл волк, еще один ответил ему с другого берега. Уже совсем стемнело; над головами пролетела полярная сова и спланировала на штырь антенны, откуда принялась с любопытством глядеть на незваных гостей. На небе проклюнулись первые звезды.
– Есть хочешь? – спросил Августин.
Айрис кивнула.
– Пойду что-нибудь состряпаю. – Он медленно, неуклюже встал с насиженного валуна.
Клонило в сон: наверняка на местной раскладушке не менее уютно, чем в гнездышке из спальных мешков в обсерватории, – и, уж конечно, намного удобнее, чем на мерзлой каменистой земле. Свет керосиновых ламп озарял помещение; отблески пламени плясали на стенах. Хорошо, что мы сюда добрались, подумал Августин. Он затопил керосиновую печку, оставив дверь открытой, чтобы Айрис могла прошмыгнуть внутрь, как только налюбуется первым в своей жизни водоемом, – оставалось только гадать, быстро ли ей надоест. Сам он не видел озер около года – с тех пор, как пролетал над фьордами, возвращаясь из последнего отпуска.
Близость озера вселяла надежду, что скоро в этих краях потеплеет. Закрыв глаза, Августин представил, как изменится пейзаж через месяц, когда разгорится полярный день, и журчащая весна наконец-то найдет сюда дорогу. Почва станет мягкой, и травы, полные жизненных соков, воспрянут из казавшихся бесплодными глубин. Лед начнет таять, превращая поверхность озера в жидкое зеркало. Эти мысли успокаивали. Возможно, пора перестать противопоставлять себя природе, подумал Августин. Хотя бы сейчас, хотя бы здесь.
С тех пор, как он остался один, с тех пор, как повстречал Айрис, он чувствовал такую привязанность к миру вокруг, какой не знал прежде. Когда-то движение небесных тел интересовало его больше, чем земля под ногами, – но те времена прошли. Вверх он уже нагляделся; теперь почва была ему милее, – как и мысли о том, что скоро она наполнится жизнью.