– Все вы знаете об инспайрах. Вы знаете, что мы можем только изменять их в ограниченных пределах, но даже и это трудно. Ну, то есть это не для всех так.
Сквайры топчутся на месте, не понимая, какое все это имеет отношение к случившемуся в «Глобусе» или как это связано с монументом, перед которым мы стоим, да еще вдруг мысль о том, что те основные правила, которым нас учили, могут оказаться неверными…
– Время от времени появляется некто, кто может манипулировать инспайрами, как захочет. А если вы можете управлять инспайрами, вы можете управлять воображением. Такие люди могут читать и контролировать мысли всех и каждого в Аннуне.
– Вот это прикольно, – шепчет Рамеш.
Я тут же представляю, что способна заглядывать в чужие мысли – могу сразу увидеть, что они думают обо мне. А потом изменить это, заставить перестать дразнить меня. Даже вызвать симпатию ко мне. Мою грудь наполняет тоска желания. Да, это было бы нечто.
– Такая сила рождается один-два раза за поколение, но, когда это случается, об этом все знают. Первым известным нам человеком, обладавшим подобной силой, был король Артур. Поэтому такие способности называют иногда Королевской Силой.
– Очень оригинально, – замечает Олли.
– Но их настоящее название – Иммрал.
Это слово тоже есть в архивах, в папке короля Артура.
– Люди, обладающие Иммралом, пользовались им и ради великого добра, и ради великого зла. Королева Боудикка[20], Чингисхан, даже Моисей. Видите ли, люди с Иммралом способны создавать сны и кошмары. Подумайте о том, что бы вы могли сделать для сновидцев, имей вы такую власть.
Я мыслила слишком узко, слишком ограниченно, когда представляла, что заставляю людей менять отношение ко мне. Я могла бы заставить их полюбить меня. Я могла бы натравить их на Олли, точно так же как он напускает других на меня. Я в ужасе отшатываюсь от этой мысли, вспомнив недавний разговор с Олли, но, возможно, мне нужно было бы дать ему слегка попробовать то, через что он вынуждает проходить меня.
А лорд Элленби уже снова говорит:
– Около тридцати лет назад, когда я был молодым рыцарем, появился некий сквайр, обладающий Иммралом. Мы сразу это поняли, потому что все иммралы имеют еще одну общую черту, кроме силы: у них у всех фиолетовые глаза.
Сквайры вокруг меня вскрикивают и начинают перешептываться, слышится имя Себастьяна Мидраута. Мы с Олли и Рамешем переглядываемся.
– Да-да, – ворчливо произносит лорд Элленби. – Очень странно – узнать, что некто, известный в Итхре, был некогда одним из вас. В тот день все тоже были взволнованы. Себастьян Мидраут стал самым молодым главой танов в истории Тинтагеля. Но я ведь сказал, что иммралы использовали свою силу и для добра, и во зло. Ну вот, Мидраут не принадлежал к творящим добро. Нам понадобилось некоторое время, чтобы разобраться в этом, но он начал ставить опыты над сновидцами. Проверять, насколько он может повлиять на их сознание, пока они не сойдут с ума. Выяснял, какие именно кошмары лучше всего годятся для управления их воображением. И он начал извлекать инспайров из Аннуна.
– Простите, сэр, что вы имеете в виду? – вырывается у одной из рееви. – Как это можно извлечь инспайров? Разве Аннун не создан из них?
– Верно, мисс Аткинсон, – кивает лорд Элленби. – И только иммралу могло прийти в голову попытаться сделать такое. Но Мидраут – один из сильнейших иммралов, о каких только мы слышали. И когда он стал вытягивать из Аннуна инспайров, он создал такие зоны, своего рода карманы, в которых не могли существовать ни инспайры, ни воображение. Но все наше ощущение своего «я» опирается на воображение. И если его отнять у нас, ну…
Он предоставляет нам самим вообразить это самоубийственное безумие, невозможность понять, кто мы такие. Не в смысле «я не могу вспомнить, что я пятнадцатилетняя девочка», а в смысле отсутствия осознания самой своей сути.
– Вы видели сегодня в «Глобусе» один из таких карманов. Их называют календами, и это самое опасное, на что только можно наткнуться в Аннуне. Двадцать лет назад мы находили их повсюду, – продолжает лорд Элленби. – И наконец мы сумели связать их с Мидраутом. Он использовал свою силу и свое положение главы танов, чтобы заметать следы, но с помощью морриганов мы сумели изгнать его из танов.
Я думаю о статье, которую читала, и о том, что говорил мне папа: Мидраут на какое-то время брал нечто вроде перерыва, удалившись от публичной деятельности.
– Но мы совершили ошибку, – признается лорд Элленби. – Мы предполагали с помощью морриганов лишить воображения его самого, и тогда он уже не смог бы вернуться в Аннун. Но он сбежал до того, как они успели закончить дело. И несколько месяцев спустя некий ассасин – трейтре – начал убивать наших рыцарей. Его нанял Мидраут. Кто знает, зачем он это сделал. Некоторые думают, что это была месть, или он просто хотел показать свою силу. А я лично думаю, что это было для него способом вернуть часть утраченной гордости. Но какова бы ни была причина, тот единственный трейтре сумел убить почти две сотни рыцарей за три месяца.
Все молчали. Я смотрела на монумент и на сотни вплавленных в него предметов. И теперь я понимала, что каждый из них был оружием погибшего рыцаря, когда тот был жив. Я отмечаю взглядом наушники, грубо разломленные пополам, и почти слышу отчаяние и ужас того рыцаря в его последние секунды. Ленты шелестят на ветерке, дующем с реки, шепча о потерях и сожалениях.
– Мы годами охотились на Мидраута в Аннуне, – снова говорит лорд Элленби. – Мы на самом деле никогда и не сомневались, что он оправится. У нас были некоторые представления о том, чем он занимается и где проникает в Аннун, и нам известно, где он устроил свою базу, но из-за его Иммрала нам слишком опасно сталкиваться с ним, пока мы не узнаем намного больше. Тот календ, который вы только что обнаружили, подтверждает наши страхи – тем более учитывая его взлет в Итхре: его сила полностью восстановилась. А поскольку Мидраут снова ищет власти, нам всем нужно быть готовыми к тому, что он попытается закончить то дело, которое начал много лет назад.
Шепот вспыхивает снова; встревоженные сквайры теперь гадают, на что они подписались, черт побери, решив стать танами. Я обхожу сад по периметру, мое сердце колотится, переполненное этим новым знанием. А потом я вижу то, что искала. Яркая красная лента с надписью знакомым почерком на одной стороне – почерком мамы.
«Эллен, милая, – написано там, – вернись ко мне».
20
Март 2005 года
Горе погрузилось в глубокий колодец внутри Уны. Иногда ей казалось, что она может сойти с ума, если не проколет себе лодыжку и не выпустит его наружу. Это была ее вина. Если бы она не стала расследовать дела Мидраута, ничего бы не произошло. Может, он старался ради пользы сновидцев. В конце концов, кто она такая, чтобы судить о моральной стороне тайных экспериментов в Аннуне?
Когда погибли Эллен и Клемент, лорд Ричард перенаправил ее к паломидам. И теперь она была здесь, следуя за Джеффри Грином через Камден, пытаясь затоптать свой ужас. Палатки и бары предлагали множество укрытий, где мог спрятаться Мидраут. Но как он это сделал? Он не может быть настолько силен, чтобы убить ее друзей, уже не может.
За гамом сновидцев Уна почти не слышала негромких голосов рыцарей рядом. Она повернулась в седле – и вдруг точно осознала, что случилось с Эллен и Клементом. Так вот что творил Мидраут.
Существо, возвышавшееся над ней, было прекрасно – и не потому, что было золотым, а благодаря своей грации. И бесстрашной уверенности в том, что оно – самое могущественное существо в этом городе. На мгновение Уна даже порадовалась, что ее друзей не уничтожил какой-нибудь заурядный кошмар.
Тварь одним прыжком перескочила через Уну и упала на одного из ее спутников, одним ударом оторвав голову его лошади.
– Нужно немедленное подкрепление! – крикнула Уна в свой шлем, пока Джеффри как мог перестраивал полк. – Он раздобыл трейтре! Это трейтре!
Она не слышала ответа харкера.
– Уна, назад в Тинтагель! – кричал Джеффри, безрезультатно стреляя, пока тварь вытанцовывала вокруг него.
Роз Эванс, помощница Джеффри, храбрая и безоглядно преданная, бросилась к твари, хотя и должна была знать, что схватка не имеет смысла. Трейтре отшвырнул ее в сторону, а потом откинул назад голову в пародии на смех, перед тем как прыгнуть на Джеффри.
– Уна, я приказываю: назад, в Тинтагель! Скажи им, скажи им…
Монстр вырвал у Джеффри ружье вместе с рукой. Рука упала рядом с Уной. Та уставилась на пальцы, все еще нажимавшие на спусковой крючок.
– Это… приказ… – пробормотал Джеффри.
Монстр играл с ним. Он с любопытством вонзал в Джеффри когти, один за другим. Именно в этот момент Уна поняла, что в трейтре осталось еще нечто человеческое. Только человек мог быть настолько жестоким.
Она соскочила со спины Этон и заставила кобылу убежать. А сама прижалась к земле, воображая, что становится все меньше и меньше, так что к тому времени, когда она поравнялась с трейтре, она стала размером с кошку. Ей ни за что бы не убежать, если бы она помчалась сразу, но теперь, возможно, ей удастся ранить монстра, и, если он захромает, у нее появится шанс добраться до замка.
Она уже была так близко, буквально могла дотянуться до коленного сустава его задней ноги. Не обращая внимания на предсмертный хрип Джеффри, Уна занесла нож, высматривая самую уязвимую точку. И когда нашла ее, стала быстро бить в нее.
У монстра не было рта, так что он не мог кричать, но он заметался, сдирая шкуру о дорогу. Уна мгновенно вернулась к своим нормальным размерам и подбежала к Джеффри. Он еще дышал. Уна подняла его и подозвала его лошадь, топтавшуюся поблизости. Посадив Джеффри в седло, Уна обвязала поводья вокруг его талии и отправила лошадь по дороге к Тинтагелю.
Теперь и ей нужно было бежать.
Но…
Трейтре.