вается ко мне так, чтобы я заметила, что некоторые шрамы на ее лице открылись. Из ран проступают жемчужинки крови.
– Как ты думаешь, почему ты не можешь пользоваться своим Иммралом? Ты боишься?
Я качаю головой:
– Думаю, это потому, что на меня слишком давят…
Андраста перебивает меня смехом.
– Ты рыцарь, Ферн Кинг? Конечно на тебя давят. Любой человек, выбравший для себя жизнь танов, должен выносить эмоции, которые уложили бы обычного человека. Ты должна принять это давление. Лорд Элленби говорил мне, что ты воспользовалась Иммралом, чтобы спасти жизнь человеку. И если это не давление, то что это?
– Но я не знала…
– Но теперь ты знаешь. Я была о тебе лучшего мнения, Ферн. Ты получила знание и пользуешься им как предлогом ничего не делать.
– Это не специально!
– Тогда преврати меня в дракона и убей.
Андраста словно становится выше, когда хватает меня и одним взмахом перебрасывает через стену Тинтагеля на улицы, что тянутся вдоль нее. Крики аптекарей и рыцарей вокруг замка достигают моего слуха, когда я переворачиваюсь в воздухе, приземляюсь на плечо и, перекатившись, останавливаюсь. Я с трудом поднимаюсь на ноги и стряхиваю пыль с оцарапанных ладоней и коленей. Андраста перескакивает через стену и приземляется рядом со мной.
– Что ты делаешь? – властно спрашивает она. – Это не пыль, это инспайр. Это твоя глина, твоя акварель, твой необработанный мрамор.
Я смотрю вниз. И в самом деле пыль превращается в голубой свет.
– Ты это видишь, так? А теперь почувствуй.
Я протягиваю руку, и инспайр словно вибрирует под моей ладонью, как будто жадно ждет от меня каких-то действий. Я позволяю ему так и оставаться – отчасти потому, что не представляю, что делать дальше, отчасти потому, что эта вибрация одновременно и успокаивает, и насыщает энергией, я вроде как просыпаюсь после долгого сна.
– Я его ощущаю рукой, – говорю я Андрасте.
– А теперь почувствуй здесь, – говорит она, касаясь моего лба и моего сердца. – Ты же художник, разве нет? Подумай, что ты чувствуешь, когда рисуешь меня.
Я уже так давно не погружалась в какие-то художественные замыслы, что почти забыла, как возбуждает такое сосредоточение, чувство, что ты создаешь нечто прекрасное, слой за слоем, когда я могла засиживаться далеко за полночь.
Я заставляю себя погрузиться в мягкое темное состояние между осознанием и чистым вдохновением. Инспайр под моей ладонью трепещет, и в то же самое мгновение я ощущаю боль во лбу. Это работает. Инспайр начинает двигаться. Он ползет по моей руке вверх, как сороконожка. Нет, не по руке. Внутри руки. Я чувствую, как он, потрескивая, пробирается между мышцами и сухожилиями. Потом он уже в моем плече, добрался до шеи, и…
Крак.
Мой мозг заполнен инспайром. Я чувствую, как он исследует мое воображение, скользит по снам, потом пробирается вглубь, туда, где прячутся кошмары. Инспайр вспучивает мой мозг, череп уже не вмещает его. Не думая, я колочу себя по голове ладонями. Мне нужно выгнать его – как мне его выгнать?
– Открой глаза, Ферн. Ферн, открой глаза, – говорит Андраста.
Я открываю глаза.
Пойманный инспайр выпрыгивает из моего черепа, снова ползет по шее, плечу, сквозь руку – и вырывается из кончиков пальцев, как молния. Он проливается на булыжники, прихватив образы из моего сознания, выбрав то, что ему больше всего нравится.
Младенец, сморщенный и слабый, шлепается перед нами. Выпученные белые глаза таращатся на меня. Я однажды видела это существо, в ту ночь, когда за мной пришла Андраста.
– А теперь заставь его исчезнуть, – говорит Андраста.
Безгубый рот младенца издает тоненький скулящий звук. Младенец падает на спину и начинает царапать свои глаза. Я должна прекратить это. Паника на мгновение парализует меня, но потом я вспоминаю, что именно должна сделать. И на этот раз продолжаю смотреть на младенца, моя рука тянется к нему, ощущая инспайра, сотворившего его, – он словно лепит это существо из мягкой глины. Я чувствую искры инспайра, что пульсируют у меня под кожей. Они говорят не только о мышцах и костях, они говорят о душе младенца. О злобной, яростной и застоявшейся уязвимости. И пока младенец продолжает царапать свои белые глаза, я тоже чувствую, что кроется за этими бледными шарами. Я отшатываюсь в ужасе, теряя связь между нами.
– Я не могу, – говорю я Андрасте. – Разве мне нельзя просто бросить все это? Разве это не превратится во что-то еще, если появится сновидец?
– Ты рыцарь, – только и отвечает Андраста.
Я снова осторожно нашариваю связь, с большей готовностью, как будто я просто уронила конец нити. Я вталкиваю свое сознание в обмякшее тело ребенка и держу его за руки, не давая ему царапать глаза. Острота ощущений утихает. Младенец теперь молча смотрит на меня, его впалый живот приподнимается и опускается при каждом тяжелом вдохе.
– Теперь ты должен уйти, – говорю я существу, мысленно добираясь до сердца в маленьком теле.
Меня охватывает печаль, она течет от младенца ко мне. Я намеревалась нажать на центр инспайра, превратить его снова в свет, но в последний момент вместо этого изгибаю запястье. Инспайр дергается в конвульсиях, крутится и теряет ориентацию от моего молчаливого приказа. Младенец словно тает, его глаза закатываются, становятся похожими на плоды личи. А сам младенец меняется, тяжелеет, и пенится, и разрушается. Я все это ощущаю, я одновременно и зритель и проводник, и каждое мгновение отдается в моей руке и в моей голове. Когда вибрация прекращается, существо возникает в новой форме. Маленькая рыжеволосая девочка смотрит на меня с откровенным любопытством. Ее глаза – один голубой, другой красный – гипнотически вращаются вместе с инспайром внутри ее. Я улыбаюсь ей. Она улыбается в ответ. Потом девочка поворачивается и бежит по улице, она уже не представляет угрозы.
Кто-то облегченно вздыхает, и я понимаю, что это не я – это Андраста. Она тепло смотрит на меня.
– Отлично поработала, – говорит она.
Я отираю кровь, что течет у меня из носа, и, стараясь не обращать внимания на головную боль, вместе с Андрастой возвращаюсь в замок. Лорд Элленби стоит на ступенях Тинтагеля, ожидая нас. Когда Андраста обнимает меня на прощанье, мне кажется, что она вроде бы кивает лорду Элленби, но в следующее мгновение я уже уверена, что ошиблась. В любом случае это не имеет значения. Я теперь знаю, как пользоваться моим Иммралом, и мы можем приступить к работе.
26
Вскоре после этого нас распределяют по полкáм. Когда лорд Элленби читает наши имена, становится ясно, что он прислушался к Эмори, Райфу, Наташе и другим руководителям насчет того, кто куда подходит больше всего. Рамеш, Феба и Олли назначены к бедеверам. Я гадаю, одобрит ли выбор Райфа настоящий командир бедеверов, отсутствующий Самсон.
А потом…
– Ферн Кинг – бедеверы, – читает лорд Элленби.
Ох. Феба сжимает мою руку, когда я присоединяюсь к ней.
– У нас есть иммралы, у нас есть иммралы! – распевает Рамеш, когда мы распределены.
– Рамеш? – окликает его Олли с другого конца конюшни.
– Олс?
– Если ты еще раз назовешь меня иммралом, я тебе врежу.
На этот раз есть что-то неуловимо другое в настроении нашей поездки, в отличие от прежних выездов, когда мы просто следовали за рыцарями. Как будто нам дали разрешение присоединиться к ним по-настоящему. Вместо тренировок в построении или изучения подозрительных инспайров мы совершаем настоящий обход.
– У нас сегодня три часа, – говорит Райф. – А другие подразделения прикрывают наш патруль. Так постараемся сделать побольше.
Мы едем через город к Ричмонд-парку, где рядом с оленями пасутся единороги, потом петляем между ручьями, что пересекают парк.
– Смотрите! – в какой-то момент восклицает Олли. В его голосе нет обычной резкости. – Посмотрите на воду!
И мы смотрим туда, куда показывает его вытянутая рука, и видим огромную стаю дельфинов; их спины выгибаются дугами на отмелях, они следуют за нами, играют с нами, говорят нам: «Это и ваш мир тоже».
Мы останавливаемся перед прекрасным георгианским домом в самом центре парка и позволяем лошадям пощипать дикие цветы. И тут, пока я наблюдаю за львом Фебы Дональдом, который пытается гонять с места на место группу сердитых стегозавров, появляется лорд Элленби на своем коне.
– Отличный день для первого выезда в составе полка, так? – весело говорит он, когда один из рыцарей спешит придержать его скакуна.
Лорд Элленби спешивается и пожимает руку Райфу.
– Что он тут забыл? – спрашивает Феба.
Рамеш взглядом показывает на Олли и меня, но другой рыцарь, Амина, замечает это и качает головой:
– Он всегда ненадолго присоединяется к полкам, когда в них появляются новые рыцари. К вам двоим это отношения не имеет.
Но я не уверена, что это действительно так, потому что, когда приходит время направляться назад, к Тинтагелю, лорд Элленби решает поехать рядом со мной, а не во главе группы вместе с Райфом. Я чувствую приятную усталость, я благодарна за то, что мы провели день без напряженных тренировок нашей силы и без той головной боли, которая их неизбежно сопровождает, так что я помалкиваю, надеясь, что он оставит меня в покое.
– Я до сих пор помню свой первый день в полку ланселотов, – говорит наконец лорд Элленби. – Это было потрясающее чувство.
– Вы были в одном полку с мамой? – беспечным тоном спрашиваю я.
Я знаю, каким должен быть ответ, но хочу, чтобы он мне рассказал об этом.
– Верно. Когда мне дали полк ланселотов, нас было всего четверо.
– Совсем мало, да?
– И в самом деле, это было необычно. Но я не думал, что нам нужен кто-то еще. Мы были блестящей командой. Мидраут тогда командовал гэвейнами, к тому моменту уже несколько лет, и у него был большой полк, так что все уравновешивалось.
– Папа говорил, что мама никогда не доверяла Мидрауту.
– Так и есть. И я тоже, если уж на то пошло. Но многие таны были очарованы им. И ничего тут нет плохого. Он обладает харизмой, и он знал, как пользоваться своим Иммралом, чтобы заставить людей думать так же, как он.