– Держитесь, – говорит Самсон. – Всего один трейтре.
Всего один. Я едва не смеюсь.
К нам прорывается голос Рейчел:
– Ланселоты и гэвейны направляются к вам.
Из ближайших улиц появляются еще два трейтре. Один – цвета меди, другой – как расплавленное серебро. У серебряного спина покрыта шипами наподобие бритв. У другого неестественно длинная шея, она, как змея, дергается из стороны в сторону.
Прежде чем мы успеваем перестроиться в другой порядок, золотой трейтре прыгает вперед, таким прыжком можно перескочить дом. Он уже среди нас, его когти рубят во все стороны, хвост мечется. Двое рыцарей мгновенно сражены, на груди и шее у них – глубокие разрезы. Лев Фебы рычит. Потом и другой трейтре делает прыжок, и я уже не способна замечать, что происходит с остальными. Я могу лишь сосредоточиться на себе и Лэм. Разворачивая ее вокруг золотого трейтре, я ударяю по его шкуре ятаганом, но оружие оставляет лишь едва заметную вмятину.
Самсон взлетает над трейтре, выпуская стрелы в серебряную спину. Несколько стрел пронзают шкуру, но это лишь раздражает тварь. Другой рыцарь проскальзывает под брюхо трейтре и бьет его мечом снизу. Амина и Феба спешиваются и оказываются на спине медного урода, они пытаются удушить его колючей проволокой Амины.
Рейчел что-то говорит мне в ухо, но я не могу ничего как следует расслышать. Конь Олли проносится мимо нас – без всадника. Я не вижу брата. Где он, где он… Вон там, подкрадывается к одному из монстров.
Голос Рейчел снова звучит в моем ухе:
– Ланселотов тоже атакуют! И гэвейнов! Все полки! Они везде! К вам никто не придет на помощь! Отступайте! Возвращайтесь в замок!
Среди всего этого безумия я веду Лэм к золотому трейтре.
– Эй! – кричу я.
Монстр оборачивается, и, похоже, каждое сухожилие под его металлической шкурой напрягается и даже дрожит – настолько он сосредоточивается на мне.
– Ты же просто набитое чучело! Вас троих недостаточно, чтобы одолеть Иммрал!
«Это же настоящий вызов, Ферн, – думаю я, сходя с ума от страха. – И как ты его примешь?»
Я мысленно тянусь к земле под трейтре, приказывая асфальту подняться. Знакомый треск в моем черепе нарастает, когда асфальт пузырится и тает, проваливаясь так, что трейтре приходится колотить лапами, чтобы удержаться. Этого достаточно для того, чтобы Олли подобрался к другому монстру, вцепился в него и ударил одним из своих чакрамов по хвосту. Трейтре взмахивает сломанным хвостом, отшвыривая моего брата через улицу. Он ударяется о стену здания на другой стороне, сползает на землю и остается лежать, совершенно неподвижный. Серебряный монстр бьет хвостом раз-другой – и Феба с Аминой тоже отлетают к стене напротив и ударяются о нее с тошнотворным звуком. Дональд бросается вперед, чтобы защитить свою хозяйку, но два трейтре прыгают ему на спину и впиваются в него когтями, как бешеные псы. Лев ревет от боли, а мое сердце разрывается от смятения.
– Ферн!
В моем шлеме звучит голос Самсона.
– Нам нужно время, чтобы забрать раненых. Ты можешь как-то их отвлечь?
– Да, думаю, кое-что сработает, – отвечаю я, собираясь с силами.
Отводя Лэм на безопасное расстояние, я мысленно тянусь к поврежденным зданиям. Сначала ничего не происходит. Голос Самсона звучит в моем ухе слишком громко.
– Подбирайте раненых и отступайте, бедеверы. Отступайте!
Он мешает мне сосредоточиться. Я срываю с головы шлем и концентрируюсь на одном здании. Воображение тысяч сновидцев сопротивляется. Все они помнят дом таким, каким он должен быть. И здание желает оставаться целым.
Я представляю его как глиняную пластину и вонзаю в нее пальцы, разрывая цемент, что удерживает каменную кладку. Постепенно стена поддается. В моей голове нарастает давление, я понемножку извлекаю из стены огромный блок древнего мрамора. Я должна быть осторожна, чтобы не обрушить всю конструкцию, иначе камни раздавят Фебу и ее льва. Делай, как я говорю. Глыба еще немного выдвигается из стены.
– Ферн! – кричит Самсон. – Уходи! Убирайся оттуда!
Когда я поворачиваюсь к улице, готовая швырнуть камень в трейтре, я понимаю, почему так кричит Самсон. Два монстра – золотой и серебряный – приближаются ко мне на четвереньках, безобразно подпрыгивая на ходу.
– Держись, девочка! – говорю я Лэм.
Преданное создание слушается и остается на месте.
Монстры уже в нескольких шагах от меня. Здание трясется, когда я сражаюсь со множеством воспоминаний. Один прыжок в сторону. Вот сейчас.
Я направляю в камень всю свою силу. Он плавно выскальзывает из стены – и я швыряю его в трейтре. В моем броске нет точности, прицельности, – но камень попадает туда, куда надо. Оба трейтре отброшены в сторону, с пронзительным скрипом металла по камню. Дальше на улице Самсон и еще пять рыцарей окружают медного трейтре. Его огромные челюсти щелкают, он поворачивается то в одну сторону, то в другую. Двое рыцарей падают, но Самсон держится. Он выхватил свой лук и, несмотря на усилия твари сбить его с ног, упорно посылает стрелы в змеиную шею. Они вонзаются одна за другой все ближе и ближе друг к другу. Трейтре издает ужасающий хриплый рев, смешанный с бульканьем, черная кровь выплескивается из его глотки, смешиваясь с кровью его жертв. Еще мгновение – и трейтре испускает громкий свистящий последний вздох и падает на землю.
Я мчусь к Фебе, спрыгиваю со спины Лэм. Самсон в одно мгновение оказывается рядом со мной, занимается Аминой.
– Отлично сработано, Ферн, – негромко говорит он. – Это позволило нам выиграть немного времени.
– Олли…
– Райф им занимается.
Окровавленный лев Фебы слабо шевелится в нескольких метрах от нас, и через секунду Феба открывает глаза. Она бормочет что-то несвязное.
Я слышу потрясенный голос Рейчел, он прорывается из шлема Самсона.
– Аптекари спешат к вам…
– Ответ отрицательный, – говорит Самсон. – Мы не можем гарантировать им безопасность. Бога ради, скажи им, чтобы оставались там. – Он снова наклоняется над Аминой. – Давайте увезем их отсюда.
Но когда мы поднимаем женщин, я слышу, как сдвинулся гигантский камень. Серебряный трейтре все так же похоронен под ним, его шипы вдавлены в тело, – но золотой трейтре поднимается на ноги. Двигается он медленно. Одна нога у него ранена, сверкающая золотая шкура смята вдоль бока, но крови я не вижу.
– Скорее! – торопит нас Самсон и сажает Фебу на своего коня.
Райф уже на полквартала впереди, ведет за собой Балиуса, а тело моего брата лежит в седле, привязанное ремнем.
– Дональд…
– Если она жива, то и ее лев жив. Убираемся отсюда, Ферн, это приказ.
Волной Иммрала я перебрасываю Амину на спину ее лошади, вскакиваю в свое седло и пускаю Лэм галопом. Но я не спешу за Самсоном. Я должна сначала сделать кое-что еще. Не обращая внимания на крики Самсона, я разворачиваю Лэм и огибаю трейтре. Он следит за мной, его тело движется, чтобы не упустить меня из виду. Я смотрю вокруг, я ищу. Я не могу предать друга.
Постукивают по мостовой когти, я оглядываюсь на трейтре. Он как-то странно царапает асфальт, он, похоже, засмеялся бы, имейся у него рот. И обхватывает что-то хвостом. Голова Рамеша.
Мы с трейтре смотрим друг на друга, оценивая. Я отчаянно стараюсь побороть мигрень. Мне просто необходимо сдерживать боль столько времени, чтобы сообразить, как доставить Рамеша в безопасное место. Мысль о том, что он останется вот так, брошенным на улице, невыносима.
– Верховный маг, – говорю я, рассчитывая выиграть время. – Значит, это ты присылал мне сообщения?
Трейтре наклоняет голову вбок, слушая, понимая, хотя и не может ответить.
– Мне всегда хотелось понять, кто может быть настолько жесток, чтобы издеваться над другими, рассказывая об убийстве их матерей. Но теперь я вижу тебя и ничуть не удивляюсь. Ты просто создан из жестокости, ведь так? Ты сама жестокость.
Лэм дрожит. Я не могу допустить, чтобы она пострадала. Но трейтре не выказывает интереса к лошадям, только к рыцарям. И прямо сейчас он вроде бы ждет, что еще я скажу.
– Могу поспорить, твой хозяин не знает, что ты связывался со мной, так? Могу поспорить, он бы здорово взбесился, если бы узнал об этом, потому что я обладаю Иммралом.
Трейтре оглядывается по сторонам, и я понимаю: он хочет удостовериться в том, что его сотоварищи мертвы. И снова скребет когтями асфальт. Он пытается что-то сказать, но я не склонна пытаться понять его.
– Я постараюсь сообщить ему об этом, когда в следующий раз его увижу.
Огромная золотая голова слегка покачивается, тело напрягается, готовясь к атаке. Я тут же спешиваюсь и говорю Лэм:
– Уходи!
Она мгновенно бросается прочь.
Голова у меня болит еще сильнее, когда я собираю всю свою энергию, чтобы взлететь над трейтре и тут же резко спикировать к земле. Монстр оборачивается как раз в тот момент, когда я подхватываю голову Рамеша и оборачиваю ее своей туникой. Я не могу думать о крови. Не могу думать о теле Рамеша, лежащем на другой стороне улице, как тряпичная кукла. Я пытаюсь двигаться, но боль в голове слишком сильна. Она меня парализует.
Я поднимаю взгляд, стараясь сосредоточиться. Трейтре нависает надо мной. Мне не сбежать.
Что-то взрывается между моими глазами, лишая меня зрения, лишая меня всех чувств, кроме яростной боли. Я могу думать только о том, что не увижу своих последних мгновений, и это еще сильнее меня злит. Я не смогла совершить правосудие над убийцей мамы – вместо этого он и меня тоже убьет. И я ничего не могу сделать прямо сейчас, чтобы остановить его. Только ждать, когда его когти рассекут мою шею или грудь. А хвост вонзится в мое тело.
Но… Ничего не происходит. Боль не утихает. Скорее, даже усиливается. Но я вроде бы не мертва, и руки у меня не оторваны. Монстр что, играет со мной?
Каждая клеточка моего тела борется со слепотой, побуждая зрение вернуться. Я помню мгновения, когда меня тошнило и я боялась, что это никогда не прекратится. Но теперь, при мысли, что я могу навсегда потерять зрение, – «А вдруг я и в Итхре тоже стану слепой? Пожалуйста, пожалуйста, нет, нет, нет…» – я бы с радостью согласилась на вечную тошноту, лишь бы вернуть глазам способность видеть.