Я тяжело сглатываю.
– Эй, Ферн, иди сюда, посмотри на это! – зовет меня папа, ушедший немного вперед.
Я спешу к нему, продолжая изучать игрушку.
– Я в этом не знаток, и обычно меня не интересуют граффити, но это нечто стоящее, тебе не кажется?
Он остановился перед стеной какого-то здания – из тех, где разрешено делать граффити. Обычно такие места просто покрыты рисунками без особого смысла, но на этой стене – одно-единственное огромное произведение искусства. Почти всю верхнюю часть стены занимает серый дракон. У него до странности человеческое лицо, это некий гибрид человека и зверя, и от этого он кажется еще более чудовищным. Он нависает над маленькой фигуркой, от шеи закованной в латы. Это женщина. У нее очень светлые волосы, они развеваются за ее спиной, словно вокруг бушует шторм. В одной руке у нее ятаган, но вторая рука протянута к голове дракона. Из кончиков ее пальцев вырываются голубые молнии. Потом я замечаю, что голова дракона состоит из двух фигур: круг – это верхняя часть, «V» – морда. «OV». «Один голос»[23]. В нижнем углу я нахожу необходимое мне подтверждение. Буква «С». Самсон.
– Ты видишь в этом какой-то смысл, Ферни? – Папа пристально смотрит на меня.
Я тупо киваю, все еще глядя на прекрасный образец граффити, созданный для меня Самсоном. Когда папа снова говорит, я слышу тревогу в его голосе.
– Олли мне сказал, что это поможет тебе почувствовать себя лучше. Он нарисовал мне маршрут и объяснил, что делать. Он не стал ничего объяснять и взял с меня обещание, что я не скажу тебе, что это его идея. Это… я поступил правильно?
Впервые мой отец сделал нечто такое, что было только для меня. Я долгие годы думала, что те два человека, которых я любила больше всего, предпочли бы, чтобы меня вовсе не было на свете. Сегодня я вижу, что ошибалась, точно так же как ошибалась и во многом другом. Олли и папа подарили мне нечто большее, чем даже Иммрал.
– Да, папа, – говорю я. – Ты отлично все сделал. Очень хорошо.
Когда мы приходим домой, папа отправляется на кухню, а я стучу в дверь Олли. Он сидит на кровати, читает книгу. Из его старого магнитофона льется хриплый голос какого-то певца под звуки гитары. Я показываю на кровать, и Олли подбирает ноги, чтобы я могла сесть.
– Ты все это устроил ради меня?
– Я просто разработал маршрут и кое-что организовал. А остальные уже включились с цветами, и чипсами, и всем остальным.
Я смотрю на пластмассового льва и на записку, которую до сих пор держу в руке.
– Но ты не оставил мне никакого сообщения.
– Оставил.
Мгновение-другое я гадаю, не забыл ли папа часть маршрута, а потом догадываюсь. Все вместе и было посланием от Олли.
– Я хочу вернуться, но не могу.
– Почему? Ты же прочитала записку лорда Элленби…
– Не в этом дело.
– А в чем тогда?
Мне хватило времени в последние несколько дней, чтобы как следует порыться в своих воспоминаниях, и я не могу отвернуться от того факта, что нечто во мне хочет причинять боль. Если бы я не была каким-то образом извращена, я бы не сделала того, что сделала с Дженни и Лотти.
– Когда ты сказал мне, что нам нужно встретиться в Уонстед-Флэтс, – начинаю я, видя, как сразу напрягся Олли при упоминании о том костре, – ты… Ты хотел увидеть, как мне причинят боль?
Я понимаю, что Олли хочется огрызнуться, обороняясь, так что протягиваю вперед руки в жесте мира.
– Я не пытаюсь надавить на тебя, – говорю я. – Я пытаюсь разобраться.
Олли хмурится, явно не понимая, к чему я веду. Но когда он отвечает, он отвечает честно.
– Дело в том, что на самом деле никакого костра не предполагалось. Дженни хотела напугать тебя, и все. Конечно, она настоящая сука, но, вообще-то, у нее не было намерения. И я просто думал, что помогаю ей сыграть над тобой злую шутку. И… ну да, наверное, какая-то часть меня хотела увидеть, как ты отреагируешь, хотя в глубине души я понимал, что мы затеяли нечто отвратительное.
Я киваю:
– Ну да. Я знала, что плохо поступаю с Дженни и Лотти, и все равно это сделала. И что до Дженни, то, пока она не закричала, я… я действительно наслаждалась своей властью над ней.
Олли смотрит на меня насмешливо:
– Ну да, но как только реальность открыла дверь ногой, ты перестала ее мучить, так ведь?
– Но Лотти…
– Ферн, – перебивает меня Олли, вставая. – Ты прекрасно знаешь, что я могу читать воспоминания и эмоции, так?
Я киваю.
– Ну вот, я прочитал и твои, помнишь? Поверь, сестренка, ты совсем не чудовище.
Мне отчаянно хочется поверить ему.
– Они ведь никогда не допустят, чтобы я превратилась в Мидраута, правда? – спрашиваю я.
Олли фыркает:
– Иллюзия величия, а? Ферн, у тебя же только половина этой силы. И мы оба должны превратиться в маньяков, чтобы такое произошло. И еще мы должны соглашаться во всем, а такое вряд ли возможно, тебе не кажется?
Об этом я как-то и не думала. И оказывается, мой величайший страх ничего не стоил, потому что я воображала невозможное.
– Ладно, – говорю я.
– Возвращаешься?
Я усмехаюсь, меня охватывают радость и волнение. И почему-то я вдруг становлюсь совершенно бодрой, сна ни в одном глазу.
– Да. Давай сделаем это.
49
Когда папа уходит на работу в ночную смену, мы с Олли пораньше отправляемся в свои спальни. Олли останавливает меня перед тем, как я поднимаюсь по лестнице. Он ничего не говорит, лишь на мгновение сжимает мою руку. Между нами не возникает дуги инспайра, обозначающей связь, но мы понимаем друг друга.
Впервые за почти неделю я сажусь на кровать с радостью. И какое-то время просто держу в руке свой портал. Я и не думала, что смогу снова сделать это. Я позволяю своему сердцу наполниться благодарностью, прежде чем открываю зеркало, и почти визжу от восторга, когда меня окутывает голубой свет.
Когда я оказываюсь на платформе, в Аннуне еще только всходит солнце. Олли ждет. Я спешу, обгоняя его, жаждая увидеть всех, так что не сразу осознаю, что Тинтагель выглядит как-то иначе. Двери укреплены, на подъемном мосту появились металлические прутья вместо веревок. Сторожка у моста битком набита охраной.
– А вы тут постарались, – говорю я.
– Нам пришлось, – отвечает Олли, показывая на мир за стенами замка.
Наверное, я могла бы и не заметить ничего, если бы не отсутствовала почти неделю, – но перерыв делает даже легкие перемены раздражающе неприятными. Древние дубы, что окружают замок, умирают, их кора осыпается, обнажая пустое пространство под ней. Пока я оглядываю горизонт, огромный камень выпадает из стены величественного здания напротив замка, разлетается в груду щебня, добавляя мусора к обломкам, уже лежащим вдоль фундамента. Я осознаю, что в пейзаже недостает и еще кое-чего – шума крыльев. Я смотрю вверх. Над нашими головами не кружат, как обычно, ангелы. Лишь несколько этих существ – небольшая стайка, – измученные и покалеченные, лежат на крыше Тинтагеля. Один из них пытается почистить крылья, но в результате только выдергивает пучок перьев. Другой планирует в мою сторону, но рассыпается в инспайров прежде, чем успевает приблизиться ко мне.
– Идем внутрь, – мрачно говорит Олли.
Атмосфера в замке тише обычной. Рабочие места харкеров теперь расположены ближе к стенам, чтобы освободить больше пространства в центре замка. Те, кто сидит за своими столами, что-то быстро пишут.
– Пока никакого движения, – говорит один из них в шлем. – Но будьте наготове.
Когда мы проходим дальше в замок, некоторые замечают меня. Рееви и венеуры приостанавливаются, чтобы улыбнуться. Негромкий гул голосов сопровождает меня; я слышу и недоверие, и надежду.
Лорд Элленби коротко смеется, увидев меня:
– План Олли сработал?
– Да, сэр. Ваше письмо…
– Было чистой правдой. При всем моем разочаровании, Ферн, я никогда не верил, что ты способна превратиться в Мидраута.
– А тот человек с аккордеоном – это ваш друг?
В глазах лорда Элленби мелькает что-то странное.
– Время от времени. – Он провожает меня до двери рыцарского зала. – Ты вернулась не слишком быстро. Ты готова?
– Думаю, да.
– Самсон введет тебя в курс последних событий. А теперь извините, я должен расставить харкеров на посты.
В рыцарском зале царит блаженная пустота, когда я вхожу туда, чтобы взять из шкафчика униформу и оружие. Проводя ладонью по рыцарской эмблеме на своей тунике, я вдруг думаю, что, возможно, надеваю ее в последний раз, если Мидраут победит. Ну, по крайней мере, на этот раз я намерена делать все правильно.
– Ферн?
В дверях стоит Феба, за ней – еще кто-то из рыцарей, только что прибывших на свою смену. Феба взвизгивает и бежит ко мне, стискивает в объятиях.
– Спасибо, – говорю я.
Следом появляется Райф, а с ним – остальные бедеверы.
– Прикольные Глазки! – вопит Райф и тут же громогласно сообщает о моем возвращении Наташе.
– Я по тебе соскучилась! – мчится ко мне Наташа. – Конечно, не так, как Лэм, но все же…
После всех этих восторженных криков я вместе с Самсоном спешу к конюшням, обгоняя остальных членов нашего полка.
– А граффити были по-настоящему отличными, – говорю я ему.
– Приятно делать что-то, зная, ради чего, – отвечает он и смотрит на меня с таким светом в глазах, какого я никогда не видела прежде. – Ты действительно ушла потому, что тебя испугало то, кем ты можешь стать?
Я киваю. По какой-то причине мысль о том, что Самсон плохо обо мне думает, кажется мне куда хуже разочарования лорда Элленби.
– Хотелось бы мне быть таким же сильным, как ты.
Я удивленно смотрю на него:
– О чем ты?
– Все те истории, что рассказывают обо мне, – и та, что о доме с вампирами…
Я киваю, ожидая продолжения.
– Есть причина, по которой я никогда никому не рассказывал, как я их всех уничтожил. По правде говоря, начать следует с того, что я вообще не должен был туда входить, тем более в одиночку.