– Зачем, если ты не собираешься причинять вреда моим людям?
– Ты сам виноват, – отвечает Мидраут. – Ты сам это сделал, когда закрыл порталы в остальной части Лондона.
Мидраут нас переиграл, понимаю я. В Лондоне остался только один портал, достаточно большой, чтобы армия трейтре заполонила весь Аннун: это портал в Тинтагеле. Пытаясь защитить сновидцев за пределами Лондона, мы обрекли своих собственных людей.
– И, – говорит Мидраут, – я хочу вернуть то, что вы украли.
Должно быть, он имеет в виду ту коробку-головоломку. Значит, в ней есть еще какая-то польза, она не просто хранит его представление о будущем. Но что это может быть?
В наших шлемах звучит голос Майси:
– Лорд Элленби? Тинтагель окружен…
– Я знаю, Майси, – откликается лорд Элленби.
Я вижу, что он старается, чтобы в его голосе не звучала паника.
– Что нам делать?
Лорд Элленби ничего ей не отвечает. Вместо этого он обращается к Мидрауту:
– Для того, кто постоянно болтает об одном голосе, ты слишком уж любишь разъединять людей, Себастьян, нет? Ты знаешь, что я не могу принять такое решение.
– Значит, ты вскоре умрешь, – говорит Мидраут. – И тогда все будет зависеть от твоих капитанов.
– А мне интересно, – продолжает лорд Элленби, – ты все вот это, – он показывает на стены, окружившие нас, – задумал после того, как обнаружил, что Ферн заглянула в сознание Лотти? Или ты вложил это в память Лотти, чтобы поймать нас в ловушку?
– Ты что, действительно думаешь, что моя дочь могла бы не повиноваться моим приказам? Конечно, это было вложено.
Но я уже не слушаю Мидраута. Что-то в том, как говорил Элленби, – в том, как он показывал на стены, как многозначительно посмотрел на меня… О боже. Он хочет, чтобы я сдвинула эти стены, так? Самсон незаметно заставляет свою лошадь податься в сторону, чтобы прикрыть меня. Лев Фебы становится с другой стороны, так что Мидраут не может увидеть, что я собираюсь сделать. Я стараюсь не думать о том, что все эти люди погибнут, если я не найду выхода. Пусть нас больше, чем трейтре, но мы заперты между ними и стенами. И трейтре легко нас одолеют.
Я мысленно тянусь к стенам, пытаясь ощупать углы ловушки. Они очень, очень крепкие. Приказ Мидраута, связавший вместе эти здания, слишком силен. Но впрочем, есть и недоделанные точки – там, где должны быть соединения. Мидраут сотворил из этих домов некоего Франкенштейна, но швы на его коже все еще можно разорвать. Я исследую эти дефектные линии, мысленно нажимая на них.
Мидраут снова говорит:
– Очень многие люди думают, что свобода воли – это то, что стоит оберегать, но правда в том, что на самом деле лишь немногие ее хотят. Им нравится иллюзия свободы воли, но в реальности она их утомляет. Это же так трудно – выбирать правильную дорогу в море фактов. Поэтому люди ищут лидеров, которые скажут им, что́ следует думать. Они хотят просто соглашаться, а не мучиться постоянными вопросами, когда им и без того есть чем заняться. И если свобода воли так уж драгоценна, то почему люди с легкостью отказываются от нее?
Я сильнее толкаю в слабые точки в стенах, но они держатся. Не важно, что они только что созданы, потому что сила, соединяющая их, намного больше моей. Знакомый кислый вкус появляется во рту, как тогда, когда я мучила Лотти Мидраут.
– А ты знаешь, что́ лучше для каждого? – рычит лорд Элленби.
– А разве это имеет значение, если они сами верят, что это для них лучше?
Я всем своим сознанием нажимаю на дефектные линии в стенах. Сила воли Мидраута противостоит моей, пока наконец моя голова не начинает гудеть от напряжения.
– Ты действительно веришь, – внезапно повышает голос Мидраут, – что какая-то девочка, у которой половина моей силы – и даже меньше половины, судя по тому, что я видел, – может разрушить мое творение?
Я встречаю его взгляд. Конечно, он прав. Это невозможно, но я должна попытаться.
– Может, у нее и половина твоей силы, когда она сама по себе, – слышу я голос из толпы рыцарей.
Олли проталкивается ко мне. Я соскальзываю со спины Лэм.
– Но вторая половина – у меня. Как ты думаешь, вместе мы сумеем стереть эту снисходительную ухмылку с твоей самодовольной рожи?
Он протягивает мне руку. Мы смотрим друг другу в глаза, и я уже чувствую, как инспайры с треском стремятся к нам, сопротивляясь притяжению Мидраута и его лат.
– Попробуй еще раз, – говорит Олли.
Я киваю и сжимаю его руку.
Меня мгновенно бьет электричеством, но я к этому готова. Я обуздываю его, швыряю в слабые линии и чувствую, как сознание Олли сливается с моим, подталкивает меня своей силой воли. Мидраут вскидывает руку, чтобы поддержать свое творение, но уже поздно. Мои инспайры – наши инспайры – уже работают. Слабые линии трещат. Они разрываются. Что-то грохочет под нашими ногами, это сродни землетрясению в моей голове. Земля движется. Она скатывается, как сорванная с кровати простыня. А потом стена взрывается.
Мы с Олли падаем под градом обломков. Я ничего не вижу сквозь облако инспайров, клубящихся вокруг нас. Я ничего не слышу, кроме пронзительного звона, и, хотя мое тело избито взрывом, это ничто по сравнению с пульсирующей болью в голове. Мое лицо в крови, но я не знаю, то ли это кровь из носа, то ли от ран, нанесенных обломками здания. Я протягиваю руку, испугавшись за Лэм, но она стоит на ногах и откликается на прикосновение, покусывая мои пальцы.
– Все уходим! – кричит лорд Элленби.
Он уже в седле.
Я оглядываюсь в поисках своих друзей.
Феба напряженно поднимается на ноги. Она взбирается на Дональда, отчаянно кашляя. Райф следует за ней на небольшом расстоянии. А вон там… ну да, Самсон. Лорд Элленби выкрикивает в шлем команды:
– Всем – в Тинтагель, как можно быстрее!
Рядом со мной шевелится Олли.
– Ты как? – спрашиваю я его.
– Разваливаюсь.
Я помогаю ему, он встает на дрожащие ноги, а я забираюсь на Лэм. Усаживаясь в седло, я слышу в шлеме голос лорда Элленби:
– Ферн? Олли? Могу я попросить вас об одной услуге?
Я знаю, что он собирается сказать. Дело здесь еще не закончено.
– Да, сэр. Мы вас прикроем. Уводите всех, постарайтесь оторваться от него.
– Спасибо.
Это похоже на прощание. Я провожаю взглядом моих друзей. Самсон придерживает своего скакуна, проезжая мимо, на его лице я вижу неуверенность.
– Все в порядке, – говорю я. – Уходи.
Он тянется ко мне, чтобы хлопнуть по моей ладони.
– Ты сможешь, Ферн, – говорит он, и его взгляд так же горяч и тверд, как его рукопожатие. – Я знаю, ты сможешь.
И он уезжает, и за ним поднимаются клубы пыли.
Олли взбирается на Балиуса как раз в тот миг, когда из облаков пыли появляется фигура Мидраута. И пока он идет, пыль собирается в маленькие клубки и превращается в инспайров, так что сам Мидраут остается безупречно чистым, его латы такие же тошнотворно-черные, как прежде. Он ничего не говорит, но, когда его взгляд встречается с моим, я вижу, что он в бешенстве. И тут мой теоретический страх перед встречей с этим человеком лицом к лицу становится реальностью. Потому что, хотя мы и сумели разрушить эти стены, я ощутила масштаб той силы, которой он орудует, и вряд ли мы с Олли вместе сможем долго противостоять ему. Любое мелкое испытание нашего Иммрала вызывает у нас кровотечение и головную боль на несколько дней. А Мидраут, похоже, никак не страдает от использования своей силы. Наилучший – и единственный – шанс, который у нас остался, – это удивить его, и сделать это нужно быстро, пока мы не истощились полностью.
Олли явно думает так же, потому что он поворачивается и метит своим чакрамом в Мидраута, пока тот приближается к нам. Я сосредоточиваюсь и создаю еще четверых Олли, сотни чакрамов, и каждый из них нацелен чуть иначе, чем остальные. Но Мидраута не одурачить. Одним взмахом руки он рассеивает мои иллюзии. А другой рукой швыряет горсть инспайров в моего брата. Это мощный удар, Олли и Балиус падают.
– Олли!
Я гоню Лэм к упавшему брату. Но когда мы скачем к нему, я чувствую, как инспайры вокруг меня тянутся к Мидрауту. Я оглядываюсь – он собирает еще горсть. На этот раз для меня. Я спрыгиваю на землю и отталкиваю Лэм, чтобы шар инспайров проскочил между нами. Ну да. Мидраут не намерен позволить мне добраться до Олли. Я предполагаю, что это значит: мы с Мидраутом должны остаться один на один.
Я умудряюсь замедлить следующий шар инспайров, но он все же заставляет меня задохнуться. Мидраут уже готовит третий шар. Я пытаюсь увернуться от него, но он ударяет меня в плечо. Кости трещат в моей руке, это жуткая боль. Я собираю все свои силы, чтобы остановить следующий шар, но я слишком слаба, чтобы противостоять атаке Мидраута. Я могу лишь слегка придержать инспайров. Но шар падает на меня, опрокидывая на землю, и я приземляюсь на пострадавшее плечо. Шар передвигается мне на грудь и замирает там. Я ничего не могу поделать, я просто лежу, охваченная болью.
Мидраут появляется в поле моего зрения. Он протягивает руку, и в бреду я поначалу думаю, что он хочет помочь мне встать. И только когда шар инспайров расползается по мне, я понимаю его истинное намерение. Дышать уже почти невозможно.
– Пожалуйста, не надо, – хриплю я.
Он не отвечает. Я смотрю в его глаза, пытаясь понять, как он может делать такое с другими. С человеком того же возраста, что его собственная дочь. На его лице не отражается удовольствия. И мстительности тоже. Но ему и не скучно. Он как будто просто уничтожает соперника-выскочку.
Я чувствую страшное давление на грудную клетку. Легкие горят огнем. Я закрываю глаза и пытаюсь достичь уровня внутреннего покоя. Я вовсе не принимаю того, что должно произойти, но это единственный способ сохранить ясность мысли. Я направляю инспайров в свои кости, укрепляя их насколько это возможно. На мгновение открываю глаза и вижу улыбку Мидраута – он прекрасно понимает, что именно я делаю. Он слегка взмахивает рукой, и давление увеличивается в несколько раз. Мои ребра трещат, я кричу на последнем издыхании.