– Отличная история, – замечает Олли.
– О боже, дошло… – бормочу я, когда во мне рождается понимание. – Артур отправился искать котелок, но котелок сам пришел к нему…
– Когда он продемонстрировал свою силу, – заканчивает Джин.
– Именно так, – продолжает Иаза. – Дело не в том, что мы вообще должны отправляться на поиски каких-то конкретных мест, – дело в том, что Ферн должна доказать, что достойна следующего шага.
– Значит, подсказки не говорят нам, куда идти? – спрашивает Брендон.
– Нет, они нам говорят, что я должна сделать, чтобы пройти на следующий уровень, – киваю я.
– Но как они вообще узнали, что ты хотя бы начала поиск? – спрашивает Рейчел.
– Полагаю, дело в обнаружении письма? – предполагает Олли. – Может, в нем встроено нечто вроде жучка?
Я достаю письмо из кармана и внимательно рассматриваю его.
– В самом письме ничего нет, – говорю я.
– А как насчет конверта? – спрашивает Иаза. – Если ваша мать старалась скрыть свои истинные намерения от фей, она вряд ли просила их зачаровать письмо, адресованное лично тебе.
Он прав. Конверт выглядит обычным, но когда я провожу пальцами по клеящей полоске, я улавливаю то, чего не заметила прежде: силу фей. Ту же самую древнюю силу, которая приливами наполняла меня во время испытания танов.
– Они зачаровали это так, что поиск должен был начаться, когда я открою письмо, – сообщаю я, глядя на всех по очереди.
– А демонстрация силы состояла в том, что ты изменила все те Круглые столы, – говорит Рейчел, и ее глаза сияют. – Отлично сделано!
Я польщена, но что-то продолжает меня тревожить.
– Отлично! – кивает Олли. – Мы только что выдержали нечто вроде испытания веры, и тут – бам! – новая подсказка. Спасибо, мама!
Я смотрю на лорда Элленби и вижу: у него те же сомнения, что и у меня.
– Вряд ли все так просто, – говорю я достаточно громко, чтобы заставить Олли замолчать. – Неужели ты не понимаешь? Насчет мест мы можем разобраться. Но эти испытания… они устроены ради проверки, достойна ли я владения мечом.
– Ну да, – соглашается Брендон.
Джин пристально смотрит на меня.
– Ну… – Я как будто выставляю свою беззащитность перед судьями. – А если это не так?
На это всем сказать нечего. Ох, они все произносят какие-то банальные заверения, но, по правде говоря, мы ведь уже видели, на что способен Мидраут. И всем известно, как мне тяжело использовать мой Иммрал. И даже если я прошла испытание силы, нужно ведь пройти еще два испытания. Испытание веры и еще бог знает чего. Мы все знаем, что мои способности ограниченны. И может случиться так, что я окажусь недостойна.
И как бы ради компенсации этой неуверенности команда Экскалибура переходит на новый уровень поиска. Лорд Элленби включает в нее Самсона в надежде на то, что его обширные знания смогут нам помочь. Если «вера» и есть следующая подсказка, мы должны это понять – группа прочесывает карты, фантазии и истории, в которых может что-то найтись. И хотя я сварливо твержу им, что вряд ли это может быть так просто, как расширение области поиска, мы с Олли и сами тратим часы на то, чтобы придумать сценарий, который приведет к завершению второй задачи.
– Может, ты должна научиться по-настоящему доверять кому-то? – предполагает Олли, вопросительно глядя на меня.
– Но может, это людям следует стать достойными доверия?! – огрызаюсь я.
А ведь когда-то мы друг другу доверяли…
Я почему-то нервничаю, возвращаясь к патрулированию. Прошло всего несколько недель, но кажется, что за это время произошло невероятно много. Расстояние между мной и другими рыцарями было в те дни физическим, но теперь оно стало чем-то другим, большим. Самсон сказал, что секреты ничего не изменили между нами, но это так.
Когда я в первый раз вхожу в рыцарский зал, в моем кресле сидит Майлос. Это не должно бы меня беспокоить, но я мгновенно ощущаю это как знак того, что́ приближается.
– Ферн! – кричит Наташа, первой заметившая меня.
И вскоре я окружена рыцарями.
– Ты побывала в каких-то особых местах?
– Мы ждем сувениров!
– Слава богу, ты наконец-то можешь снова писать отчеты о патрулях!
И наконец:
– Рады тебя видеть!
Самсон стоит рядом со мной, тихий, задумчивый. Но я понимаю: что-то исчезло, хотя и не скажу точно, что именно.
– Я так рада вернуться, – искренне отвечаю я, хотя, возможно, и чуть более официально, чем мне хотелось.
Пока остальные посвящают Олли и меня в события последних недель, я замечаю в другом конце зала Сайчи. Она сидит в том углу, в который я забиваюсь, когда не хочу видеть друзей, и в одной руке она держит книгу, а другой почесывает уши сидящей рядом собаки. Но ее взгляд то и дело обращается к сквайрам, болтающим у очага. Однако когда один из них зовет ее, ее губы высокомерно изгибаются. Сайчи качает головой, но по тому, как она продолжает наблюдать за ними, я вижу, что ей хочется, отчаянно хочется стать частью веселой компании. Она ведет себя точно так, как я вела себя в прошлом году, пока Рамеш не сломал мои барьеры. Мне хочется закричать на Сайчи, встряхнуть ее, сказать, чтобы просто подошла к ним и поболтала с ними, черт побери, потому что, возможно, у нее, или у них, или у любого из нас осталось не так уж много времени.
– Погодите-ка, – с запозданием соображаю я. – А это разве не та собака, которая пыталась пробраться в Тинтагель?
– Ох, да! – восклицает Наташа и свистом подзывает собаку. – Надо познакомиться с пополнением.
Собака вскакивает и подбегает к нам. Она похожа на пуделя – пушистая и немножко смешная. Шкура у нее пятнистая, как у коровы. Она явно кому-то принадлежит, живому или мертвому, – воспоминания удерживаются большой любовью. Я смотрю на бирку, висящую на ее ошейнике, – но там вместо клички написано: «Я принадлежу Чарли».
– Пес взял и появился здесь на прошлой неделе, и мы не смогли его прогнать, – сообщает мне Наташа.
– Ну, нельзя сказать, чтобы мы уж очень старались, – добавляет Амина.
– Ты умница, – говорю я псу, а он в ответ пускает на меня слюни.
Видимо, я сказала то, что нужно, потому что пес, которого уже успели прозвать Каваллом – так звали любимого пса короля Артура, – тащится за мной к конюшням.
– Он в первый раз выходит из рыцарского зала с тех пор, как здесь появился, – говорит Самсон. – Должно быть, ты ему понравилась.
– Чокнутое существо, – бросает Олли.
На Лэм пес не производит особого впечатления, она мягко отталкивает его копытом, когда он начинает прыгать перед ней. Но его это не останавливает. Он тащится за бедеверами во время нашего патрулирования северной части Лондона, радостно кусает сны и выпрашивает угощение у сновидцев.
И, если не считать Кавалла, все кажется вернувшимся к норме. Вот только это не так.
33
Кавалл – не единственное пополнение лондонской общины танов. Как-то ночью мы находим ее в рыцарском зале, она что-то болтает не то чтобы с Наташей, а скорее Наташе.
– Найамх! – восклицаю я.
– Избранная! – весело откликается она.
– Ты перебралась в Лондон? – спрашивает Олли.
– Ну, мне показалось, что у вас тут весело, – говорит Найамх. – Я начала страдать синдромом упущенной выгоды. Кроме того, в Тинтагель проще попасть, чем в Кембриджский замок. Я там провела пять лет, и можете вы представить, никто не потрудился установить хоть один или два чертовых пандуса!
Самсон подходит к ней.
– Говорят, ты будешь новым лейтенантом у ланселотов? – спрашивает он. – Амина придет в восторг. Мы уже наслышаны о твоих боевых искусствах.
И они продолжают, говорят о людях, которых я не знаю, о более радостных временах, когда разные сообщества танов позволяли себе роскошь общения и делились своими умениями.
– А как насчет тебя? – внезапно спрашивает меня Найамх. – Как насчет того юноши-венеура?
Олли фыркает.
– Я не… – Я краснею. – Я не…
Самсон старательно избегает взглядов всех человеческих существ в зале.
– Ха! А как насчет тебя, близнец? – Найамх пристально смотрит на Олли: – Ты все так же таишься?
Теперь очередь Олли краснеть. Найамх благодушно смеется и начинает знакомиться с остальными рыцарями, только что вернувшимися из патрулей. А я озадаченно наблюдаю за братом. Что имела в виду Найамх, когда сказала «таишься»?
Хотя я рада, что Найамх оказалась среди нас, я не могу не вспоминать то время, которое провела в других частях Аннуна. Я люблю Лондон, мне нравится быть с моими друзьями. Но я теперь видела и более широкий мир, и какая-то часть меня страстно желает его изучить. Более того, я теперь по-настоящему вижу, что стоит на кону. Прежде легко было верить, будто влияние Мидраута ограничивается столицей, моим собственным маленьким пузырем. Но поездка показала мне, что в опасности не только столица, а куда больше.
Я читаю газеты в Итхре, хотя они вызывают у меня и гнев, и грусть, и чувство бесполезности, приводящие меня в дурное настроение на остаток дня.
– Лучше бы ты этого не делала, – говорит как-то утром Олли, когда я сосредоточенно изучаю очередное интервью Мидраута. – Или хотя бы предупреждай меня, чтобы я сначала сбежал из комнаты.
– Нам важно знать, что происходит.
– Мы знаем, что происходит. Сплошное дерьмо.
– Следи за языком, пожалуйста, – говорит папа, подходя к нам.
– Извини, – одновременно отвечаем мы с Олли, и я складываю газету и бросаю ее на обеденный стол.
Лицо Мидраута красуется на первой странице, заголовок «Один голос для нашего времени» насмехается надо мной со скрытым смыслом, понять который по-настоящему могут лишь таны. Олли тоже замечает это и резко переворачивает газету.
– Вы двое… вы не разговаривали столько лет, а теперь вдруг вас водой не разольешь, – замечает папа, хлопоча над чем-то в кухне.
Я улыбаюсь Олли, но он не отвечает улыбкой. И снова у меня возникает то ощущение – будто он что-то скрывает от меня, но потом брат вроде как приходит к решению и говорит громче, чем это нужно для того, чтобы тебя услышали: