– Примерно раз в неделю. Это близко от того места, где я живу. Олли тоже ходит, но не так часто.
Сайчи кивает.
– Эти все… – Она машет рукой в сторону других сквайров. – Они думают, будто это круто – что мой брат был рыцарем. Они прямо описались, когда узнали, что его убил трейтре Мидраута. «Ах, подруга, твой брат герой, просто легенда!» Это единственная причина, по которой они вообще со мной говорят.
– Да, трудновато иметь родню среди танов.
Олли косится на меня, а я демонстративно машу ему рукой. Это должно бы рассмешить сквайра, но Сайчи лишь хмурится.
– Это правда, что ваша мама была рыцарем? – спрашивает она.
– Да.
Я не хочу говорить с Сайчи о маме. Это личное. Мне не нужно, чтобы кто-то чужой рылся в моих воспоминаниях, дробя их на части. Мне достаточно для этого Джин и Олли.
– И что с ней случилось?
Я позволяю молчанию повиснуть между нами, прежде чем наконец отвечаю:
– Ее убили.
– Другой рыцарь?
– Зачем тебе это знать? – произношу я куда более агрессивно, чем намеревалась.
– Извини, – отшатывается Сайчи. – Просто все сквайры только и болтают, что о тебе и твоей изумительной силе и о полученном тобой наследии. Я думала, что половина этого – выдумка.
– Возможно, – киваю я. – Но эта часть верна.
Мы молча едем дальше. Самсон подает нам знак повернуть в следующий переулок, который проведет нас к людному рынку, потом к шлюзу Камдена и дальше, в сторону Хэмпстеда, где бродят стаи одичавших собак, а в кустах гнездятся птицы всех расцветок.
– Это трудно, – произносит вдруг Сайчи. – Узнать, что некто, кого ты вроде бы знала, ведет тайную жизнь, а к тому времени, когда ты это выясняешь, поговорить уже не с кем.
– Расскажи мне обо всем, – предлагаю я. – Я не помню маму, но я прочитала так много ее дневников и за долгие годы так много о ней слышала, что думала, будто представляю, кем она была. И мне до сих пор кажется странным, что папа не догадывался о ее огромной тайне.
Я не слышу ответа Сайчи, потому что в моем шлеме раздается голос Рейчел.
– Проблемы к востоку от вас, бедеверы! – сообщает она. – Похоже, какие-то трикстеры[11] устраивают беспорядки возле Раундхауса.
Самсон вскидывает руку. А я смотрю на Сайчи.
– Рада была поговорить с тобой, – говорю я почти искренне и пускаю Лэм вперед.
Майлос и Линнея скачут по флангам сквайров, мы мчимся по улицам, перелетая через машины и тележки, избегая столкновения со сновидцами.
Когда мы минуем мост, перед нами возникает Раундхаус. Это огромное здание, и, как и предполагает его название, круглое. Олли несколько лет назад ходил туда на какой-то концерт вместе с Дженни и ее друзьями, и вернулся возбужденным. Я же никогда не была внутри. Но похоже, мне и теперь внутрь не попасть, потому что кошмары-трикстеры ползут по стенам и сдирают черепицу с остроконечной крыши. Они швыряют черепицу в инспайров на земле. Кошмары-трикстеры могут принимать много обличий – эти похожи на пикси, но у них острые тонкие зубы и шипы на спинах, как у помеси дикобразов. Любой сновидец, который решается подойти ближе, подвергается нападению, и хотя трикстеры не настолько сильны, чтобы атака была смертельной, на телах спящих, когда они проснутся, появятся странные отметины.
Мы все знаем, что делать, – нам достаточно часто приходится сталкиваться с трикстерами. Они хаотичны и обычно устраивают нападения с большим шумом. Олли наматывает поводья Балиуса на одну руку у локтя и в обеих руках держит чакрамы. По команде Самсона он начинает колотить ими друг о друга, металл издает пронзительный гул.
Поначалу это действует. Часть трикстеров отвлекаются от сновидцев и сосредотачиваются на полке, надвигающемся на них. Мы с Вьен отделяемся от остальных, чтобы увести прочь спящих, я пользуюсь Иммралом, чтобы гнать их, Вьен действует своим оружием более физическим образом. Мы направляем спящих к сквайрам и их охранникам – с этим сквайры могут справиться, а заодно поучатся, как удерживать сновидцев подальше от неприятностей, пока остальные разбираются с кошмарами.
Но когда я поворачиваю Лэм назад к потасовке, я замечаю, что здесь что-то не так. Потому что лишь часть трикстеров дерется с бедеверами – а остальные все так же заняты Раундхаусом.
– Что происходит? – раздается в наших шлемах голос Неризан. – Им просто не до нас!
– Ферн, можешь разобраться?! – кричит Самсон, смахивая одной стрелой сразу несколько трикстеров.
Я подъезжаю к Раундхаусу, поднимая руку, чтобы создать вокруг нас щит. Но Лэм такое небольшое и тихое животное, что трикстеры совершенно не видят в нас угрозы. И лишь когда мы уже достаточно близко, я понимаю, что они не бесцельно карабкаются на здание. Они пытаются пролезть в него, впиваясь когтями в штукатурку, словно в поисках некой слабости во всей структуре.
А потом один из них издает пронзительный визг, и все остальные спешат к нему. Вместе они начинают царапать ту же точку. Я всем телом ощущаю встряску, как будто подо мной пошатнулась земля.
За штукатуркой и кирпичом вовсе не внутренность здания. Сквозь дыру течет яркий белый свет. Я знаю этот свет. Знаю его потому, что погружаюсь в него каждую ночь в своей комнате и каждое утро, когда покидаю Аннун. Трикстеры пробили дыру в ткани между мирами. Это некий самодельный портал.
Кошмары визжат, в их голосах скорее облегчение, чем восторг, и бросаются в свет. И в то же самое мгновение трикстеры, что удерживали бедеверов, прыгают в сторону и тоже спешат к свету, необъяснимо почему надеясь найти новый дом в Итхре.
– Ферн! Ты можешь их остановить? – спрашивает Самсон. – Можешь закрыть портал?
Я посылаю Лэм вперед, используя Иммрал, чтобы отогнать кошмары, все еще надеющиеся проскочить наружу. Но когда я спрыгиваю со спины Лэм и кладу ладони по обе стороны бреши, то слышу звук, подобный грому лавины. Огромная масса сновидцев и кошмаров несется к нам. Это куда большее собрание инспайров, чем я вообще когда-либо видела в Аннуне. Они, как и трикстеры, хотят проскочить через этот портал в Итхр. Почему – я пока что не в силах понять, но это не самый срочный вопрос.
– Кто-нибудь, помогите удерживать этих ребят, мне бы помогло, – говорю я в шлем.
– Прикрываем твою спину, – откликается Самсон.
Полк занимает места, кто-то встает позади меня, кто-то соскакивает из седел и взлетает на крышу и стену над брешью. Я сосредотачиваюсь на дыре. Я ощущаю тягу Итхра, мои чувства смещаются, приспосабливаясь к знакомой физике и законам реального мира в противоположность законам, управляющим Аннуном. Мои глаза широко открыты, но я в состоянии полудремы, словно пробуждаюсь от глубокого сна. Встряхнув головой, чтобы избавиться от него, я призываю инспайры, но они ускользают в портал. И тут я внезапно осознаю, что не просто сны и кошмары стремятся в Итхр – туда отовсюду несутся инспайры. Это похоже на календы – смертельные, высасывающие рассудок черные дыры, которые Мидраут так хорошо научился создавать, – вот только этот календ соорудили сами инспайры. Это похоже на то, как сходит с ума от страха овца, мечущаяся между краем утеса и волком, не зная, то ли ей броситься на камни внизу, то ли оказаться съеденной.
– Ферн, что-то получается? – окликает меня Самсон.
Я всей силой своего ума стараюсь остановить новую волну инспайров, не дать им сбежать сквозь брешь, ловлю их мыслью. Я собираю их вместе, заставляю сгуститься, а потом затвердеть. Они сопротивляются, но я привыкла к сопротивлению инспайров, и я знаю, как ими управлять. И постепенно они приобретает нужную мне форму – форму недостающего кирпича. Я ставлю его на место, и это самое трудное, потому что инспайры знают, что могли вот-вот сбежать, но я не должна допустить такого.
– Ферн, сзади! – кричит Олли.
Я оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть лавину снов. Их слишком много. Мне не остановить их все…
И тут высокий, чистый голос испускает звенящую ноту, вибрирующую в воздухе, как колибри.
Некоторые сны приостанавливаются, и этого достаточно, чтобы мне хватило времени поймать один. Голос меняет звук – теперь он парит и изгибается, как взлетевший над водой дельфин. Еще больше снов замедляют бег, их прилив тянется к красоте бессловесной песни.
С кирпичом в одной руке я шепчу извинения и впихиваю в него пойманный сон, закрывая последнюю щелочку. Вставляя инспайры в брешь, превращаю их в известку, запечатываю портал. Белый свет гаснет.
Кошмары и сны, сосредоточившие все свои усилия на портале, теряют интерес к нему, как будто повернули выключатель. Они плывут прочь, некоторые снова рассыпаются на инспайры, какие-то меняют форму, другие возвращаются к охоте на свои жертвы, будь то хоть сновидцы, хоть сны. Но еще больше тянутся к источнику песни.
Сайчи.
Она, одинокая и высокая, сидит в стороне на своей лошади, а ее товарищи-сквайры благоговейно таращатся на нее. Остальные бедеверы тоже направляются к ней. Линнея прижимает ладонь к болезненному порезу на плече, а Неризан ругается, вытаскивая из бедра шип. Не обращая ни на что внимания, Сайчи продолжает петь. Еще больше снов летят к ней, жаждая пищи. Я проталкиваюсь между ними, добираюсь до Сайчи.
– Ты можешь уже остановиться, – говорю я. – Спасибо тебе.
Ее песня затихает.
– Учитель говорил, им нравится воображение. Я и подумала, что это поможет.
– И помогло. Это дало мне время, необходимое для запечатывания портала.
Когда сны снова рассеиваются, к нам подъезжает Самсон.
– Ты заработала голоса в свою пользу, сквайр.
– Слышу, слышу, – бросает Вьен. – Спасла наши задницы.
На обратном пути к замку другие сквайры окружают Сайчи, теперь они держат ее за свою. И похоже, для них не важно, что она не принимает участия в их разговоре. А мы, остальные, получаем возможность обсудить происшествие.
– Что ж, – говорит Самсон, – думаю, мы нашли причину всех тех призраков.
36
Когда мы рассказываем лорду Элленби о том, что случилось в Раундхаусе, я замечаю, как его взгляд на мгновение устремляется к святилищу фей. Но он не зажигает свечи, не сжигает записки, – та дверь закрыта для нас.