Феи переглядываются и наконец кивают.
– Они покинули эту страну, – сообщает нам старая женщина. – Мы объявили им войну.
– Ну, больше никакой войны, – говорит лорд Элленби. – Они вам не враги, и мы тоже. Вы хотите, чтобы Ферн помогла, или нет?
Прежде чем я успеваю заявить лорду Элленби, что он не может давать обещаний, которые я, возможно, не сумею исполнить, он меня останавливает.
– У нас с Джин идея, Ферн. Думаю, она сработает. Доверься мне.
И пока феи совещаются, он излагает мне свой план. То есть план Джин. План основан на всех тех исследованиях Иммрала, которые она проводила годы назад, когда была в моем возрасте, и она до сих пор пытается определить границы того, что могла бы сделать в этом мире. И еще на том, что мы вложили в нашу коробку-головоломку.
Наконец феи поворачиваются к нам.
– Мы согласны с вашим требованием.
Пак прокалывает ладонь, прижав ее к одному из шипов на своей голове, и крепко пожимает мне руку. Восхитительно.
Я, стоя на коленях рядом с Мерлином, беру руку Олли и чувствую, как сила нашего Иммрала течет от брата ко мне и в древнее существо перед нами.
– Джин, ты первая, – говорю я.
И Джин начинает рассказывать историю. Сказку, которую она слышала давным-давно, когда едва еще умела ходить, – о некоей старой женщине, отдающей жизнь ради своей внучки. Потом нить подхватывает лорд Элленби, он говорит о человеке, который думал, что знает, что лучше всего для его семьи, а кончил тем, что всех потерял. Иаза начинает понимать, что происходит, и тоже рассказывает свои сказки. Я кое-что извлекаю и из ума Олли, чувствуя толчки его воображения и воспоминаний. Все вместе мы излагаем множество историй, одни из них передавались от родителей детям, другие собраны из книг и фильмов, из звучания симфоний и озарений ученых. Я собираю их все, добавляю свои собственные, потом сплетаю их в особую субстанцию и посылаю в глубину плоти Мерлина.
Его мышцы начинают восстанавливаться. Ребра втягиваются в торс, кожа исцеляется. Он дышит все глубже и глубже, его грудная клетка приподнимается с новой силой. И вот наконец, когда солнце уже садится, а из моих ушей течет кровь, он садится.
– Ты? – изумленно произносит он.
– А вы не сплошное зло, – качаю я головой.
Пак что-то тихо говорит старой женщине. Она прижимает ладонь к груди и, закрыв глаза, бормочет непонятные мне слова. Мгновение спустя вспыхивает белый свет, в ткани Аннуна возникает разрыв. В нем появляются две фигуры, их силуэты знакомы мне.
Андраста и Нимуэ вернулись.
Я, прихрамывая, иду к ним. Андраста сжимает меня в объятиях, ее полулицо тревожно прижимается к моему лбу. Я касаюсь пустоты в нем.
– Я могу и это исцелить, если хочешь, – предлагаю я. – Теперь я знаю, как это сделать.
– Может быть, позже, – улыбается Андраста. – Сначала нечто более важное.
– Ты хочешь мне рассказать о третьей задаче?
Нимуэ опускается на колени рядом с Мерлином, о чем-то с жаром говорит ему.
– У тебя с собой та монета? – спрашивает Андраста.
Я достаю монету из сумочки.
– Я не могу понять, что все это значит… Ох…
Цветных камешков уже четыре. Только один остается бесцветным.
– Ты уже почти добралась, – говорит Андраста. – Вы разгадали последнюю подсказку?
– Это невозможно, – качаю я головой.
– Но это не так, – возражает Андраста, – ты ведь уже почти завершила… «Никакой силы на этот раз, но покажи, что ты есть».
– «Пять объединены в одно…» – продолжаю я. – Значит, это имеет какое-то отношение к пяти вот этим камням. Но как я могу добраться до последнего, если я не понимаю, как добралась до первых четырех?
– «…объединены в одно из глубочайшей вражды», – цитирует Нимуэ, переводя взгляд с Мерлина на меня.
Иаза начинает понимать и вспоминает строки, которые нашел много месяцев назад на коробочке с пилюлями:
– «То даже смертные враги дружески согласились…»
И все начинать вставать на свои места.
– Ты хочешь сказать, я должна тех, кто были моими врагами, сделать…
– Своими союзниками. Но не с помощью твоего Иммрала.
Я оглядываю всех, мы пытаемся разобраться в этом. Одним был Мерлин.
– Константин Хэйл, – подсказывает Олли. – Он ненавидел тебя, а потом помог нам прошлой ночью.
– И я, – говорит Джин. – Второй камешек обрел цвет после того, как мы с тобой подружились.
– А кто же первый? – спрашиваю я.
– Это я, – улыбается Олли. – Первым был я.
– Но есть куда более важный вопрос, – напоминает лорд Элленби. – Кто станет последним?
– Это должно быть нечто по-настоящему важное, – предупреждает Андраста. – Враг более серьезный, чем все остальные. Кто-то, кто ненавидит тебя по-настоящему.
Я смотрю на замок, и у меня рождается идея.
– Есть одна такая…
53
Я могу видеть ее каждый день в школе, но отыскать Лотти в Аннуне по-прежнему невозможно. Мы испробовали все, что только могли придумать, я даже покопалась снова в механизме Круглого стола, наладив его так, чтобы он искал только ее. Остальные сообщества танов тоже предупреждены, но Лотти словно исчезла из этого мира. А без нее мне не решить последнюю задачу.
– Может, мы найдем кого-то другого для обращения? – предполагает Олли. – Ты многим не нравишься.
– Нет, – возражаю я. – Андраста сказала, это должен быть кто-то, чьи чувства сильнее, чем у других.
Но наше время для поисков Лотти истекает. Влияние Мидраута с опасной скоростью приближается к дому. Пусть я в прошлом и насмехалась над Клемми, она все же всегда проявляла себя как милая преданная женщина. Но в последние дни она кипит плохо скрываемой яростью.
– Снова эти смутьяны задают нам лишнюю работу, – ворчит она как-то вечером, когда мы садимся за стол, чтобы поужинать.
Мы с Олли переглядываемся.
– «Кричи громче»? – рискую предположить я.
– Ты-то их понимаешь, – говорит она, и от нее волнами исходит раздражение. – И конечно же, они точно знают, как действовать, так что нам их даже не арестовать. Вовсю напирают на нас, стараясь всучить листовку, но не заходят настолько далеко, чтобы мы могли по-настоящему привлечь их к ответственности.
– И что они натворили на этот раз? – куда спокойнее спрашивает папа. Он ставит на стол рагу и забирает куртку Клемми.
– Как обычно. Кричат на тех, кто носит бейджик «Одного голоса». Развешивают плакаты и раздают листовки.
– Звучит по-настоящему преступно, – замечает Олли, обмениваясь со мной улыбкой.
– Ох, да, – говорит Клемми. – Я и забыла, что твой бойфренд – один из них. Так ведь?
Она произносит это с таким презрением, что Олли вздрагивает. Я таращусь на Клемми.
– Мне нравится Киеран, милая, – говорит папа, похлопывая ее по руке.
– Мне тоже, – киваю я с еще большим жаром. – И непохоже, чтобы он делал что-то столь же дурное, как «Один голос».
– Ну, мне следовало понять, что ты тоже можешь быть одной из них, – говорит Клемми, цепляя вилкой кусок пастернака и отправляя его в рот.
Я собираюсь возразить, но тут папа произносит:
– Довольно, прошу. Мне бы хотелось спокойно, тихо, вежливо поужинать.
Клемми продолжает жевать в обиженном молчании. Мой брат, стиснув зубы, смотрит в тарелку. Папа безмятежен, как всегда. А я вижу это – две стороны армии Мидраута. На одной те, кто, вроде Клемми, полностью согласны с Мидраутом и ненавидят всех, кто хоть немного отличается от них. А другие, как папа, чувствуют, что им лучше оставаться на нейтральной территории в этой войне, но тем самым они невольно отдают победу Мидрауту.
Я под столом сжимаю руку Олли. Глаза Клемми сужаются, а папа вздыхает, понимая мой маленький бунт. С этого момента я знаю, что не могу доверять Клемми. Это опустошающее чувство – я уже привыкла думать о ней как о благодушной тетушке. Она может не понимать меня, но хотя бы заботится обо мне. Наверное, мне надо было больше времени тратить на разговоры с ней до того, как она попала под влияние Мидраута. Возможно, тогда ей труднее было бы промыть мозги.
В тот вечер я захожу на сайт «Кричи громче» и читаю там кое-какие новости. Они проводят множество акций: их группы протеста стоят перед офисами «Одного голоса», они ложатся на дорогах, заклеив рты клейкой лентой, там, где проходят собрания сторонников Мидраута, появляются баннеры и плакаты… Я вижу во главе многих групп Киерана, а как-то раз даже замечаю черные волосы и ботинки Сайчи. Потом я перехожу на другую страницу – и вижу рядом с Киераном Олли, они высоко поднимают сжатые вместе руки и кричат прямо в лицо сторонникам «Одного голоса», а те прижимают к губам кулаки. Это видео. Я наживаю кнопку «просмотр».
– Овцы! – кричит Олли.
– Дегенераты, – отвечает кто-то из «Одного голоса», но так тихо, что на записи это едва слышно.
– Что ты сказал? – спрашивает Киеран.
Мужчина молчит. Киеран обхватывает ладонями лицо Олли и крепко целует его, в губы. Я останавливаю запись. Значит, вот как Олли проводит свое свободное время.
– Я и не догадывалась, что ты снова присоединился к «Кричи громче», – говорю я ему позже.
Брат пожимает плечами:
– Сразу после Остары. Мне хотелось сделать что-то в память о Константине.
– Тебе кажется, что это не так бессмысленно, как прежде? – спрашиваю я, наклоняясь к нему.
Если Олли скажет, что все изменилось, что это дает ему цель, я, возможно, тоже об этом подумаю.
– Я не знаю, – отвечает Олли. – Иногда мне кажется, что мы играем на руку Мидрауту. Мы кричим, а он может показывать на нас и говорить: «Смотрите, это молодые смутьяны, они много шумят, но не делают ничего полезного». Но где альтернатива? Что, лучше просто сидеть и надеяться, что не станем следующими целями, как папа?
– Или я.
– Ты другое дело. Ты достаточно делаешь в Аннуне.
– А Киеран тоже так думает?
– Тебе правда хочется знать, что думает Киеран?
– Конечно.
– Он думает, что ты настолько привыкла прятаться от людей, что избегаешь всего того, что сделает тебя заметной.