Клер чуть приподнялась и посмотрела на Андреаса, затем повернулась на бок и легла так, чтобы он все время находился в поле зрения. Ей хотелось знать, что ему снится. Сосредоточившись мыслями на Райхене, она закрыла глаза и расслабилась, позволяя себе погрузиться в сон, и в этом пространстве направилась на его поиски.
Обычно требовалась значительная концентрация и время, чтобы найти спящего и проникнуть в его сон, но Андреаса она нашла почти мгновенно. С ним так было всегда, словно с самой первой встречи между ними возникла связь, и эта связь никогда не ослабевала.
За тридцать лет разлуки Клер не раз порывалась встретиться с ним во сне, но не решалась — боялась, что он резко отвергнет ее. Кроме того, ее мучила совесть, она безрезультатно прилагала усилия пробудить в себе чувство к Вильгельму, хотя бы отдаленно напоминавшее ее любовь к Андреасу, которую у нее не было возможности выразить.
Но последние события породили в ее душе сомнения и недоверие к Роту, заставили ощущать кровную связь с ним как нечто холодное и тягостное. Она готова была презирать его, если то, что она узнала о нем, окажется правдой.
Произошедшее за две ночи убедило ее в том, что Андреас смертельно опасен, и она боялась его. Но еще больше ее пугали собственные эмоции, обрушившиеся на нее сокрушительной волной, — она не подозревала, что ее чувства к нему так сильны.
Не подозревала, что так сильно нуждается в нем, желает его.
С невозможной легкостью она вновь влюбилась в него… но разве она переставала его любить?
Клер видела Андреаса, — поздний тихий вечер, он, обнаженный по пояс, босой, сидит на траве в парке своей Темной Гавани, восстановленной по ее архитектурному проекту. Все — до последней скамейки и клумбы — как на ее эскизе.
«Господи, он запомнил план до мельчайших подробностей».
— Он прекрасен, — сказал Андреас. Его низкий голос волнующей вибрацией проник в самую ее глубину. — Ты отлично знала, как все здесь должно быть. Каким-то невероятным образом ты знала.
Он не повернулся к ней, когда она подошла к краю его сна, где земля обнимала озеро. Лунный свет падал на водную гладь и обнаженную спину Андреаса, заставляя цвета дермаглифов играть по-особому, превращая их в шедевр искусного живописца. Клер помнила, как скользила языком по этим линиям и завиткам, помнила их наизусть.
— Ты ведь знаешь, что не должна здесь находиться, — сказал Андреас, когда она подошла и встала рядом с ним. Сейчас он посмотрел на нее, и выражение его лица трудно было назвать приветливым. Глаза горели янтарным огнем. Он снова заговорил, и стали видны острые кончики клыков.
— Тебе здесь нет места, Клер. Нет места рядом со мной. Ты не должна была сюда приходить без приглашения.
— Я должна была тебя найти.
— Зачем?
— Мне нужно… я хотела поговорить с тобой…
— Поговорить… — Он не произнес, а с раздражением выдохнул слово. Не успела Клер глазом моргнуть, как он уже был на ногах, возвышаясь над ней. Его взгляд, обжигая, скользил по ее телу, казалось, секунда — и он испепелит ее тонкую рубашку и трусики. — О чем вы хотите со мной поговорить, фрау Рот?
— Не надо. — Клер поморщилась. — Не надо воздвигать его стеной между нами.
— Клер, он и есть та стена, что стоит между нами. Мы оба ее возвели. И если ты сейчас об этом сожалеешь — это не моя проблема.
Клер нахмурилась, ей не нравилось то, как он говорит с ней, ведь она пришла сюда как его друг, движимая любовью.
— Зачем ты это делаешь, Андре?
— А что я делаю?
— Отталкиваешь меня. Обращаешься со мной так, словно я враг тебе, как и Вильгельм.
— А как ты хочешь, чтобы я с тобой обращался? Хочешь, чтобы я уверял тебя, что все у нас будет хорошо? Притворяться, что Рота не существует и не было этих тридцати лет?
Клер опустила голову — поняла, что попала в неловкое положение: ей совсем не хотелось слушать эти больно ранящие слова, которые, возможно, Андреас никогда больше не скажет, даже в зыбком пространстве сна.
Он поднял ее голову, осторожно коснувшись пальцами подбородка:
— Клер, мы не можем изменить того, что произошло. И я не хочу лгать, уверяя, что все образуется. Не хочу давать тебе обещаний, которые не смогу выполнить.
— Я тебя понимаю, — сказала Клер. — Легче сбежать.
Андреас мрачно покачал головой, сверкая глазами:
— Ты думаешь, я хотел оставить тебя?
Вопрос прозвучал как обвинение.
— Какое значение имеет, что я думаю? — вопросом на вопрос ответила Клер и усмехнулась. Тридцатилетней давности рана, нанесенная Андреасом, обжигала болью. — И я не прошу о ложном утешении.
Клер поняла, что, вторгшись в его сон, совершила ошибку. Она развернулась, чтобы уйти и оставить его одного. Райхен схватил ее за руку, не дав сделать и шагу. Встал перед ней с лицом напряженным и очень серьезным.
— Я совершенно не хотел уходить от тебя. — Андреас нахмурился и притянул ее к себе, заставляя чувствовать жар своего тела. — Если бы ты знала, Клер, чего мне это стоило! Это было самое трудное, что мне приходилось делать в жизни. Самое трудное!
Клер молча смотрела на него, замирая под гипнозом его тяжелого пристального взгляда. В следующее мгновение его губы слились с ее губами в долгом страстном поцелуе.
Она не хотела прерывать поцелуй, не хотела выпускать Андреаса из объятий — пусть это был всего лишь сон.
— Господи, Клер, я хочу тебя, — выдохнул Андреас, царапая ее губы кончиками клыков. — Я хочу быть с тобой… все эти годы хотел этого.
Во сне, чтобы желание исполнилось, достаточно просто захотеть. И Клер уже лежала на прохладной мягкой траве, ощущая восхитительную тяжесть тела Андреаса.
Они вмиг оказались обнаженными, одежда словно растаяла, как легкий утренний туман. Но даже во сне Клер явственно чувствовала крепкое и сильное тело Андреаса, его теплую, гладкую кожу, широкие плечи и стальные мышцы рук, мускулистую грудь и твердый живот — он был совершенен в своей мужской силе. Клер не могла оторвать от него глаз, она помнила, что на этом его совершенство не ограничивалось.
И поскольку это был всего лишь сон, она отбросила все причины, разъединявшие их, слушала только свое сердце и сердце Андреаса, гулко стучавшее в его груди. От возбуждения он дышал тяжело и прерывисто. Клер посмотрела ему в лицо — маска напряженной муки и глаза, пылающие янтарным огнем.
— Да, — прошептала Клер, больше не в силах ничего сказать.
Она резко вздохнула, ощутив головку члена. Он вошел восхитительно медленно, до упора. Клер вскрикнула и выгнулась в желании быть наполненной им абсолютно. Он поднял ее бедра, проникая еще глубже.
— Да, — снова выдохнула Клер, когда они мгновенно нашли свой привычный ритм, словно никогда его не забывали и никогда не расставались надолго.
В сексе Андреас был неистово-диким, она знала это и потому свободно отдалась его животной страсти. Каждый его удар заставлял ее содрогаться, каждый его глухой, рычащий стон вызывал в ее теле чувственную вибрацию.
Андреас знал, что доставляет ей удовольствие. Приближение оргазма Клер почувствовала искорками молний в крови. Она не могла сдерживать эту сладостную волну, которую Андреас разгонял с невероятным искусством и знанием ее женской природы.
Ей оставалось лишь крепко впиться пальцами в его стальные плечи и раствориться в блаженном взрыве. Клер не знала, разделил ли Андреас оргазм вместе с ней. Волна захлестнула и несла ее в бесконечность наслаждения… и вдруг резкий привкус горечи. Она поняла, что Андреас ушел.
Во сне Клер бросилась его искать, но Райхена нигде не было.
Вместе с ним куда-то исчез и парк, теперь Клер сидела в каком-то поле, залитом слепящим солнечным светом.
— Андре?
Она поднялась и, ладонью, как козырьком, прикрывая глаза, пошла по полю, оглядываясь по сторонам. Место было незнакомое. Она не понимала, откуда этот ослепительный свет, едкий запах дыма с примесью еще чего-то пугающе неприятного, отчего щипало в носуда горле. Клер закашлялась и увидела под ногами обгоревшую траву. Она споткнулась обо что-то темное. Пригляделась, и ее объял ужас: это был ребенок.
Мертвый ребенок, обгоревший до неузнаваемости.
— Господи! — Клер отпрянула. — Андреас?!
Она резко повернула голову и с облегчением увидела большую зеленую лужайку и на пологом склоне каменный дом — бывшую Темную Гавань Андреаса. Клер побежала к дому. Она была обнаженной и замерзла, была напугана мертвым ребенком.
— Андре?! — изо всех сил закричала Клер, обходя дом с задней стороны. Внутри не было ни света, ни признаков жизни. — Андреас… ты там?
Обхватив себя за плечи, Клер начала подниматься по изысканной лестнице к центральному входу. Постучала в дверь. Створка легко, без единого скрипа открылась. Но внутри никого не было.
Клер переступила порог беломраморного фойе, похожего на величественную усыпальницу. Все вокруг — пол, стены, мебель — было белым. И стояла тишина — как в склепе.
— Андреас, пожалуйста… мне страшно. Где ты?
Он появился на пороге одной из комнат, так же как и она, обнаженный, глаза горели янтарным огнем, верхняя губа вздувалась от вытянувшихся на полную длину гклыков. Он молча подошел к ней, крепко стиснул и впился губами в ее губы с такой жаркой страстью, что уКлер ноги подломились.
Но не успела она расслабиться и почувствовать себя защищенной, как Андреас отстранился и практически оттолкнул ее, так что она чуть не упала. Под ногами оказалось что-то мокрое и скользкое. Запах крови ударил в нос.
— О боже!
Клер посмотрела на пол — он уже не был ослепительно-белым. Повсюду кровь. Стены и мебель тоже утратили свою торжественную белизну — испещрены следами пуль, разбиты, забрызганы кровью.
— Господи, нет… нет!
Клер не знала, как объяснить выжженное поле и мертвого ребенка, но то, что сейчас она видела перед собой, не представляло для нее загадки. Она в ужасе посмотрела на Андреаса, понимая, что он показывает ей свой опустошенный и разрушенный дом. Опустошенный и разрушенный по приказу Вильгельма Рота. Все было так, как он ей рассказал в первую ночь их встречи в ее загородном доме. Лицо Андреаса было суровым, с застывшей презрительной усмешкой. Клер поняла ее причину, когда опустила голову и посмотрела на себя.