Странник свидетель, теперь она об этом жалела. Следовало дать ему поработать над подонком. А еще лучше было бы взять его с собой. С вырезанными глазами, отрубленным носом, без языка. Сейчас она могла бы срезать с него кожу, полоску за полоской, вот этим самым ножом. Как-то раз она слышала историю про торговца в одном отдаленном селении, взявшего привычку насиловать молоденьких девушек, пока однажды ночью женщины не устроили ему засаду. Торговца избили, связали ему руки, потом плотно обмотали бедра тканью, в которую были насыпаны колючие терновые ветки, и привязали на спину собственного коня. От острых шипов животное обезумело. Где-то на лесной тропинке коню удалось наконец избавиться от всадника, который к тому моменту уже истек кровью. Согласно рассказу, на лице покойника было написано страдание большее, чем способен перенести простой смертный, что же до того, что осталось у него между ног…
Она срезала последнюю прядь грязных волос и бросила в костер. Вонь была чудовищной, однако, натолкнись на человеческие волосы колдун в составе одной из шаек или просто шаман-одиночка, он не преминул бы их использовать. Как ни печально, когда подобным людям выпадает возможность подчинить себе чужую душу, мало кто способен устоять перед искушением.
Корло что-то крикнул солдатам, и внезапно они бросились вниз по склону к горящей ферме. На вершине остались лишь Сэрен и Стальные Прутья. Гвардеец подошел поближе.
– Ты их слышишь, подружка?
– Кого?
– Лошадей. В конюшне. Огонь перекинулся на крышу. Фермер не забрал с собой лошадей.
– Странно.
Он присел на корточки, так что их глаза оказались на одном уровне.
– Удивительно, что почти никто из местных не умеет ездить верхом.
Она опять взглянула на ферму.
– Скорее всего, хозяин разводил коней для армии. Сама идея кавалерии пришла к нам из Синецветья – как и большая часть кавалерийских лошадей. До той поры наша культура не знала верховой езды. Ты ведь не видел летерийскую кавалерию на параде? Сущий хаос. И это спустя – сколько? – шестьдесят лет. При том, что наших конников тренируют синецветские офицеры.
– Вам следовало импортировать из Синецветья собственно кавалерию. Раз они в этом мастера, надо пользоваться. Чужой образ жизни так просто не позаимствуешь.
– Наверное. Вы все, я так понимаю, умеете ездить?
– Да. А ты?
Она кивнула, вложила нож в ножны и поднялась.
– Я брала уроки у одного из вышеупомянутых синецветских офицеров.
– Ты служила в армии?
– Нет, он был моим любовником. Какое-то время.
Стальные Прутья тоже выпрямился.
– Смотри, они все-таки успели. Пойдем и мы.
Поколебавшись, Сэрен Педак проговорила:
– Я ведь так и не сказала тебе спасибо, Стальные Прутья.
– Если бы ты утонула, на тебя было бы не так приятно смотреть.
– Нет, благодарить за это я пока не готова. А вот за то, что ты сделал с теми людьми…
– В Гризе, в долине Д’Авор, у меня есть правнучка. Примерно твоего возраста… Ладно, идем, подружка.
Она спускалась следом за ним по склону. Правнучка. Чушь какая. Не настолько же он стар. Странное все-таки чувство юмора у этих Поклявшихся.
Корло и солдаты вывели из горящей конюшни дюжину лошадей вместе с упряжью. Когда Сэрен и Стальные Прутья приблизились, один из солдат разразился проклятиями:
– Вы только взгляните на стремена! Неудивительно, что эти болваны не могут ездить!
– Нога ставится вот в эту выемку, там, где изгиб, – объяснила Сэрен.
– А если она соскользнет? – потребовал объяснений солдат.
– Ты падаешь с лошади.
– Поклявшийся, нам надо будет все переделать – раздобыть кожи попрочней…
– Разрежь на полосы лишнее седло, – велел ему Стальные Прутья, – и постарайся что-нибудь устроить. Только имей в виду – до заката мы должны выехать.
– Слушаюсь!
– По-настоящему устойчивое стремя, – объяснил Поклявшийся, – напоминает половину башмака, так что туда можно вставить ногу, а поперечная перекладина служит для опоры. Полуклюв прав. Всадники из Синецветья упустили из виду совершенно очевидную и необходимую вещь. Вряд ли они были хорошими наездниками…
– Мой любовник, – нахмурилась Сэрен, – как-то упомянул, что эта упряжь делается специально для Летера. Что на родине они пользуются другой разновидностью.
Пристально взглянув на нее, Стальные Прутья вдруг расхохотался, но ничего не сказал. Сэрен вздохнула.
– Неудивительно, что от нашей кавалерии так мало пользы. У меня никогда не получалось удерживать в стремени ногу и при этом не давать ей поворачиваться то туда, то сюда.
– Они что же, еще и вращаются?
– Увы.
– Хотел бы я как-нибудь глянуть в глаза одному из этих всадников.
– Странный народ. Поклоняются кому-то, называемому Чернокрылый Господин.
– Похожи на летерийцев?
– Нет, заметно выше ростом. Кожа очень темная.
Задержав на ней взгляд, Стальные Прутья уточнил:
– Лицом походят на тисте эдур?
– Нет, черты более тонкие.
– Живут долго?
– По правде говоря, я мало что о них знаю. Никто из летерийцев не знает, да и знать не желает. Мы завоевали Синецветье. Покорили. В любом случае их там было не слишком много, и они предпочитают изоляцию. Живут в небольших городках, насколько я слышала. В полумраке.
– Почему вы разошлись?
– Да примерно поэтому. Ему никогда ничего не нравилось. Меня утомил его скепсис, его цинизм, его манера поведения – словно все, что он видит, он видел до этого тысячу раз…
Конюшня уже пылала, сильный жар заставил их отойти подальше, а на пастбище неподалеку обнаружилось полдюжины тел – семья коннозаводчика. Последние несколько колоколов жизни выдались для них крайне несчастливыми. Осматривавшие тела солдаты молчали, но их застывшие лица говорили сами за себя.
Пока трое из отряда не похоронили тела, Стальные Прутья запретил Сэрен приближаться.
– Мы нашли след, – сообщил он. – Если не возражаешь, подружка, мы пойдем по нему. Хотелось бы потолковать с теми, кто убил эту семью.
– Я тоже хочу взглянуть на следы, – ответила она.
Стальные Прутья махнул Корло рукой, и тот отвел ее к рощице на юго-восточном краю поляны. Сэрен вгляделась в отпечатки ног, уходящие в сторону просеки.
– Их человек двадцать или даже больше, – заключила она.
– Дезертиры. На них доспехи, – кивнул маг.
– Или они тащат на себе награбленное.
– Скорее всего, и то и другое.
Сэрен бросила на собеседника изучающий взгляд.
– Похоже, вы, гвардейцы, очень даже уверены в себе?
– Если дело касается битвы – да, подружка, так оно и есть.
– Я видела в Трейте, как дерется Стальные Прутья. Но он, я так понимаю, скорее исключение…
– Среди нас – да, но не среди Поклявшихся. Против Джупа Алата ему пришлось бы нелегко. Или, скажем, против Башки. Это не считая тех, кто в других ротах – Полулорда, Сплина, старшего Черного…
– Это все Поклявшиеся?
– Да.
– А что значит быть Поклявшимся?
– Значит, что они принесли клятву своему князю вернуть его земли. Понимаешь, князь был изгнан императором Келланведом. И пока не вернулся. Однако обязательно вернется, может статься, ждать уже недолго.
– Похоже, на стороне князя опытные бойцы.
– Это точно, подружка, особенно если учесть, сколько времени клятва сохраняет им жизнь.
– То есть?
Маг явно занервничал.
– Похоже, я и так уже сказал лишнего. Не обращай внимания, подружка. Главное, ты видела след, который оставили за собой подонки. Они даже не пытались его скрыть; следовательно, тоже весьма самоуверенны, правда? – Маг грустно улыбнулся. – Мы покажем им, что такое истинная кавалерия. Я имею в виду – когда используются настоящие стремена. Обычно мы не сражаемся верхом, однако порой…
– По правде сказать, я заинтригована.
– И только, подружка? А отомстить ты не хочешь?
Она отвернулась.
– Пойду пройдусь… Одна, если не возражаешь.
– Не забредай далеко, – пожал плечами маг. – А то Поклявшийся, по-моему, все принимает близко к сердцу.
Вот ведь… некстати.
– Не буду.
Лес носил следы многолетней вырубки – множество пней, широкие промежутки между деревьями. Сэрен услышала, как Корло за спиной развернулся и зашагал к поляне. Как только вокруг воцарилась тишина, она сразу же пожалела об одиночестве. Нахлынули желания – нездоровые и неприятные. Она уже никогда не почувствует себя чистой – эта истина толкнула ее мысли в противоположную сторону, как будто что-то в ней хотело загрязнить собственную плоть еще больше, до самого предела. А почему бы и нет?
Совсем одна, напуганная сама собой и кипящими внутри нее страстями, Сэрен шла вперед, не разбирая дороги. Все глубже в лес. Пней вокруг, уже совсем прогнивших, было все меньше, палых ветвей и даже целых упавших деревьев – все больше. Вечереющее солнце едва пробивалось сквозь кроны.
Физические повреждения ничего не значили. Не несли никакого смысла. Впрочем, у боли смысл есть, хотя бы в том, что она напоминает: ты еще не умерла. Раз к нормальной жизни возврата нет, следует поискать другие удовольствия. Заботливо их взращивать, учить тело и душу новым радостям, более темным…
На поляне впереди возвышались какие-то фигуры.
Сэрен резко остановилась.
Неподвижные, наполовину вросшие в землю среди высокой травы, отклонившиеся в разные стороны от вертикали. Статуи. Это ведь были земли тартеналов, вспомнила Сэрен. До того, как летерийцы обрушились на окрестные племена. Даже имя города Дреш было тартенальским, как и названия окрестных поселений – Деннера, Лана, Броуса.
Всего пять статуй. Формой напоминают людей, однако настолько изъедены временем, что черт уже почти не различить, от вырезанных в граните глазниц остались лишь неглубокие впадины. Все по пояс в земле – значит, будь они видны целиком, каждая была бы ростом с тартенала. Что-то вроде пантеона, подумала она, но имена и лица соскоблены чередой столетий, прошедших с тех пор, как на лужайке состоялось последнее богослужение.